— Нашел бы и уничтожил свою расписку для верности. Потом поджег бы остальное.

— Вот именно! Тем более что замок у шкафа можно было сорвать без особого труда. Далее: самый большой долг имеет главный бухгалтер Зорин. Однако его расписка оказалась на месте, а сам он имеет твердое алиби. Сумма долга остальных рабочих не так велика, чтобы кто-то решился пойти на подобное преступление.

— Значит...

— Значит, преступники хотели ограбить кассу.

— Но на ящиках нет никаких следов взлома!

— Думаю, что они имели дубликаты ключей.

— Что же помешало им унести деньги?

— Вспомни первый допрос: Вера, кассирша, тогда показала, что, уходя из конторы, очень спешила и один из ящиков замкнула только на правый замок. Левый был не заперт.

— Правильно. Ящик и после пожара был заперт на один замок, я проверял.

— Это так, да только замкнутым оказался левый замок!

— Постой, постой. Значит, неизвестный с ключами проник в контору, убил сторожиху и стал открывать ящик, но в спешке не мог понять, что, открывая один замок, он замыкал другой и наоборот! Так вот почему деньги остались нетронутыми!

— Думаю, что все было именно так, — торжествуя, подчеркнул Фомин. — Поэтому, не исключая первой версии, нам необходимо установить круг знакомых кассирши и проверить, где был каждый из них во время пожара.

Круг знакомых Веры установить было легко: ее знали почти все рабочие и служащие рыбозавода, жители поселка также хорошо знали кассира.

При опросе было установлено, что на пожар сбежались все рабочие завода и конторские служащие. Только двоих не было: начальника планового отдела конторы Микши и техника-нормировщика Стасюка.

— Интересно, что помешало им прийти? — раскуривая папиросу, размышлял вслух Куличенко.

Вечером допрашивали Стасюка и Микшу. Оба утверждала, что ездили на рыбалку, там и заночевали. Вернулись под утро. Но от опытного глаза Фомина не ускользнула растерянность допрашиваемых, одинаковые заученные объяснения, нервозность.

Он спросил:

— Если сейчас поедем все вместе, вы покажете место ночевки?

— Покажем. — Микша стрельнул глазами в сторону Стасюка. Этот взгляд для видавшего виды Фомина был красноречивей всяких слов.

— Тогда первым поедет с нами Стасюк, — продолжал Фомин, — а после свозим Микшу. Если вы оба покажете одно место, мы принесем вам свои извинения. Если нет, арестуем.

Долго плутали по побережью Байкала, Стасюк никак не мог отыскать место ночевки. «Забыл», — всю дорогу твердил он. Его арестовали, дома произвели обыск и на старых брюках, валявшихся в углу, обнаружили следы крови.

— Резал рыбу, запачкался, — пытался объяснить Стасюк.

— Экспертиза покажет. — Куличенко завернул брюки в бумагу и уложил в сумку.

Микша ехать к месту ночевки отказался.

— Ваша взяла, — устало сказал он, — только денег мы не взяли. И сторожиху убивать не хотели...

— Да, да! И вообще вы добрые дяденьки из старой сказки для детей! — с издевкой проговорил Фомин. — Кто вам дал ключи от металлических ящиков? — спросил он.

— Верка сделала слепки, а Стасюк изготовил дубликаты...

— Потом стали ждать удобного случая?

— Да...

— Что произошло в конторе ночью?

— Я открыл замки, но ящик не отпирался. Попробовал Стасюк, результат тот же. Крутили ключами еще несколько раз, но открыть так и не смогли. Потом уже Верка нам сказала, что специально оставила один замок открытым, чтобы мы быстрее управились. Стасюк ее чуть не пришиб за это...

— Зачем подожгли контору?

— Следы скрыть хотели...

Так через 36 часов после преступления убийцы были установлены и задержаны. Приказом начальника Управления Фомину объявлена благодарность и выдано денежное вознаграждение. Закончилось одно из многих расследований. За долгий и плодотворный путь в милиции Михаилом Николаевичем Фоминым раскрыто более 200 крупных и опасных преступлений. Он имеет 39 благодарностей и различных наград, удостоен трех правительственных наград: орденов Ленина, Красного Знамени, медали «За отвагу».

В 1962 году подполковник милиции Михаил Николаевич Фомин, отдав без малого 36 лет любимой работе в уголовном розыске, по состоянию здоровья был вынужден уйти на пенсию.

Сейчас он на заслуженном отдыхе. Но продолжает активно сотрудничать с милицией. Часто бывает в Управлении уголовного розыска, где добрая половина старых работников — воспитанники Фомина. Они с честью продолжают эстафету, начатую первыми сотрудниками уголовного розыска нашего сибирского края.

Все началось с того, что в поселке Гутой в конторе сельсовета задержали с поличным налетчика. Их было несколько человек, но задержать удалось только одного. Это было ночью. А днем допрашивали грабителя, но он, уставившись наглыми глазами в упор на уполномоченного Сироткина, ничего не говорил. Это был мужчина лет сорока, ладно сложенный, с обветренным лицом и пышной красивой шевелюрой. Держался он как-то не так, как обычно ведут себя в таких случаях преступники: не склонял низко головы, не прятал лицо, не потирал нервно руки, не сутулился и не заискивал; в осанке его проглядывалась некая независимость. Одет он был просто: брюки в сапоги, рубашка-косоворотка, пиджак. Но и здесь было что-то не так, как у простых мужиков, — чувствовалась аккуратность и даже подтянутость.

— Кто вы такой все-таки, а? Ну почему вы скрываете имя-то свое? Как же, извините, я должен вас звать-величать? Вероятно, Иваном Ивановичем да еще Ивановым?

Задержанный просветлел в еле уловимой улыбке, согласно кивнул и наконец сказал:

— Можно и так называть — любого русского назови Иваном, не ошибешься.

И, промучившись еще некоторое время, ничего не добившись, уполномоченный направил задержанного в камеру.

А глубокой ночью, когда поселок мирно спал и дежурные милиции, борясь с одолевавшим их сном, собрались по очереди вздремнуть, на окраине вдруг встревоженно залаяли собаки; спустя несколько минут забеспокоилась и сторожевая милицейская собака Дик. Дежурный Колченко, ругнувшись в адрес собаки и назвав ее пустобрехом, повернулся на стареньком диване к стене и с головою накрылся шинелью. Но Дик, звонко гремя цепью, удалялся в дальний угол милицейской ограды и продолжал грозно рычать и лаять. Колченко не выдержал, сел и недовольно уставился на своего помощника Щербакова.

— Ты что, Степан, не слышишь, кто-то шарится у ограды? Иди погляди! Опять какой-нибудь пьянчуга заблудился, ни дна ему ни покрышки!

Щербаков, небольшого роста, коренастый, белобрысый молодой милиционер, встал из-за стола, где он сидел и рассматривал какой-то журнал, и вышел на улицу.

Был конец августа, и в такую пору ночи на Чикое стоят черные и прохладные, а легкий ветерок всегда приятно освежает, если выйдешь из помещения. Большие метляки и прозрачная мошка облепили лампочку на козырьке крыльца, тучами мельтешили вокруг. А небо было усыпано ярким бисером звезд. Кругом тишина. И только Дик, было притихший при выходе милиционера, стал вдруг с новой силой остервенело рваться к высокому забору,

— Ты что это, Дик?! — громко сказал Щербаков и сошел с крыльца.

Выстрел раздался откуда-то из темноты. Щербаков в первое мгновение даже не успел сообразить, в чем дело, а когда пуля глухо шлепнулась сзади о косяк и оторвала щепу, то он сразу понял: «Стреляют в меня».

Пригнувшись и сделав два невероятно больших прыжка, он оказался в дверях и закричал:

— Петрович, нападение!

Колченко словно пружина подбросила с дивана, он мигом вскочил и бросился к двери, расстегивая на ходу кобуру пистолета.

— Падай на пол! — крикнул он Щербакову, когда вторая пуля просвистела в дверях и ударилась о стену внутри помещения.

По открытым дверям стреляли раз за разом, поэтому работникам милиции пришлось укрыться за стеной, а выскочить за дверь или хотя бы выглянуть не было возможности.