Уже месяц в разных районах Москвы с утра до вечера ходят по улицам ничем не примечательные молодые люди, задерживаются у стоянок такси, троллейбусных остановок, подолгу стоят у входов в метро, заглядывают в кафе, шашлычные. За день они проделывают по доброму десятку километров. К вечеру ноги отваливаются от усталости. Среди тысяч и тысяч людей нужно отыскать только одно лицо и не ошибиться. Не заподозрить невиновного, не оскорбить своими действиями человека.
Стоял хиленький весенний день, моросил дождь. Прохожие кутались в плащи, прятались под зонтами.
— Можно подумать, что на дворе глубокий октябрь, — сказал Владимир с раздражением.
Алексей промолчал. Он поднял воротник и поглубже засунул руки в карманы.
«Надо где-нибудь перекусить», — подумал Владимир. Они подошли к переходу на площади Свердлова и тут увидели его...
...В кабинете Шестопалова зазвонил телефон. Михаил Иосифович поднял трубку и услышал:
— Иванов и Драгайцев вышли на «аспиранта».
— Где? — быстро переспросил Шестопалов.
— На площади Свердлова.
— Продолжайте наблюдение, — с облегчением бросил в трубку капитан.
...Николай Фролович Данилов в этот час не ожидал никаких гостей, и звонок в прихожей его насторожил. Он с минуту постоял в комнате, прислушиваясь к настойчивым трелям звонка. Делать нечего, придется открывать. Он распахнул дверь и увидел на пороге участкового. За ним стояли двое молодых людей с красными повязками дружинников. Участковый козырнул:
— Гражданин Данилов, сейчас в пивном баре произошла драка, и, как нам сообщили, один из хулиганов забежал в вашу квартиру.
— В мою? — удивленно воскликнул Николай Фролович. — Да это какое-то недоразумение. Вы можете посмотреть сами, у меня никого нет.
— Давайте поедем в отделение милиции, там все выясним.
— Ну хорошо, если вы настаиваете. Однако вы сами убедитесь в ошибке.
Он надел плащ и покорно пошел за участковым и дружинниками. У подъезда стояла «Волга».
— Прошу в машину, — сказал один из дружинников. Данилов вздрогнул. Плечи у него сразу обмякли. Тяжело шаркая ногами, он пошел к машине.
Через несколько минут его вели по коридору МУРа.
Как только Данилову показали его фоторобот, он сдавленным голосом сказал:
— Я все расскажу.
— Рассказывать будете потом, — оборвал Шестопалов. — Сначала назовите сообщников.
— Завтра утром, в десять часов, у кинотеатра «Космос» я встречаюсь с Юрой. Фамилию его точно не знаю, адреса тоже.
— Вы говорите правду?
— Куда же мне теперь деваться.
Шестопалов вызвал конвой.
К «Космосу» Шестопалов поехал сам, с собой он взял Иванова и Драгайцева.
— Коли вы такие счастливчики, без вас не обойтись.
— А вдруг он не придет? — сказал Драгайцев.
...Ровно в десять у входа в кинотеатр появился «работник торговли». Никаких сомнений — это был он. Иванов и Драгайцев шли к нему, как к старому знакомому.
— Здравствуй, Эдик, — улыбнулся Иванов.
— Вы ошиблись, молодые люди.
— Пошли к машине. И не вздумайте сопротивляться. Задержанным оказался Белов Вячеслав Николаевич. Он тоже не стал запираться.
— Что делать, бес попутал. Раз виноват — судите.
— А где же ваш «шеф»? — спросил Шестопалов.
— Какой «шеф»? — сделал удивленное лицо Данилов.
— Виктор Петрович, начальник главка.
— Не знаю никакого Виктора Петровича.
Белов на допросе тоже заявил, что ему совершенно неизвестен человек по имени Виктор Петрович.
— А кто же брал пакет с деньгами?
— Под начальника играл Данилов, а я наводил.
— Как же вы наводили? Расскажите подробнее.
Данилов усмехнулся.
— Тут, гражданин начальник, особая психология применяется. Надо видеть «лоха» — по-вашему, наивного обывателя — насквозь. Я их сразу определяю. Суетятся, глазами рыскают, заискивают. «Лох» всегда испуган. Он и нас боится, и вас боится тоже. Он ведь понимает, что идет на незаконную сделку. Думает выгадать, тут его и бери тепленького. Он за машину готов на все. И душу заложит. В нашем же деле главное — не переиграть. Но и потом все должно быть солидно, учреждение с внушительной вывеской, куда его везут на машине.
— Это все лирика, Данилов, — перебил Шестопалов. — Ваши приемы нам известны. Давайте поговорим лучше о человеке по имени Виктор, а по отчеству Петрович.
Щеки у Данилова дернулись.
— Не знаю я никакого Виктора Петровича.
На оперативном совещании Шестопалов сказал:
— И Данилов и Белов — лица второстепенные. Они просто боятся своего вожака. Вот и крутят.
И снова идут допросы. Первым сдался Данилов.
— Фамилию я его не знаю, только имя — Виталий. В свое время Белов устраивал Виталия на работу.
Белов упирается: «Мы были вдвоем с Даниловым».
— А главаря вашего звали Виктор? — вставляет Сидоров.
Глаза у Белова сразу напряглись. Чуть заметно дернулись скулы.
— Вы же Виктора сами на работу устраивали. Вспоминайте.
...Они познакомились в бильярдной Парка культуры. Белов заглядывал сюда часто.
— Для развития четкости глаза, как говаривал поэт, — любил повторять Белов.
Здесь собирались завсегдатаи. Играли по-разному, в зависимости от финансовых возможностей: и «по мелкой» и «по крупной». Белов не был асом бильярдного стола. Играл средне. Ему везло. Белов не зарывался, на большие ставки не шел. Бильярдную посещал он как своеобразный клуб. Тут можно было завести знакомство с нужным человеком, произвести куплю-продажу. Из-под полы достать импортные зажигалки, фирменные галстуки, сумки с иностранным клеймом, японские транзисторы. Победы и покупки «обмывали» в ближайшей шашлычной. Они знали друг друга в лицо, называли друг друга не по именам, а по кличкам: Француз, Папа Карло, Фаворит, Часовщик, Дублер. Был даже Отелло, бывший актер не то из Иванова, не то из Сызрани. Профессия бывшая или настоящая не играла роли. Шофер такси мог запросто достать импортный гарнитур, а подсобный рабочий из магазина «Овощи-фрукты» был постоянным поставщиком дефицитных частей для автомобилей. В бильярдной раскрывались только до определенных пределов, в основном деловых (купить, продать, достать). Каждый был по-своему осторожен и подозрителен. Они не верили друг другу и скрывали то, что входит в понятие «личная жизнь». Объединяли их только деньги, вещи и выпивки.
Храмцов появился в бильярдной весной. Он сразу бросался в глаза: высокий, представительный, хорошо одетый. Он быстро освоился и, как тут говорили, сразу «попал в обойму». С Беловым он однажды оказался в шашлычной за одним столиком. Заказали коньяк, какую-то закуску. Разговор шел так, обо всем и ни о чем. Но Белов тогда еще заметил, что Храмцов словно изучает его. Взгляд его больших черных глаз был пристальный. Он словно пронизывал Белова. И Белов почувствовал себя неуютно. Потом, уже спустя несколько месяцев после их первого застолья, Белов убеждал себя: «Это какой-то гипноз, наваждение. Он подавил мою волю, заставил подчиниться». Белов обманывал других, а теперь обманывал себя.
Храмцов действительно был из тех, кто умеет давить своим авторитетом. Он не терпел возражений и ничего не забывал. «Накачивать» свой авторитет Храмцов начал в исправительно-трудовой колонии, где сидел за крупное мошенничество. Потом, уже отсидев положенный срок, Храмцов любил пустить пыль в глаза. То представлялся крупным начальником, то намекал на сверхсолидные связи. Женщинам он доверительно признавался: «Я ответственный работник Министерства иностранных дел» или: «Увы, сожалею, учреждение, в котором я тружусь, секретное». А сам по профессии был механик и шофер. И мог бы жить хорошо, спокойно, и деньги зарабатывал бы вполне приличные. Но Храмцову было мало. Ему всю жизнь мерещились толстые пачки денег, уложенные в большой чемодан. Почему в чемодан? Так ему хотелось.
«Деньги делают всё, — говорил он Белову, — возвышают тебя и унижают тех, кого ты считаешь нужным унизить. С монетами я властелин».