Мы сидели в служебном помещении инспекторов-кинологов. Комната эта весьма похожа на деревенскую избу: большая кирпичная печка, простенькие половички, за низеньким окошком лениво взмахивает ветвями сирень. Впечатление этой домашности дополняет по-крестьянски неторопливая речь Олешкевича.

— Ему, — кивает он на расположившегося у печки пса, — я жизнью обязан. Да разве это первый случай, когда он меня от верной гибели спасал? Он за меня и в огонь и в воду. Я вот тоже... Не знаю даже, как обходился бы без него. И вообще люблю животных. Именно потому и на границу пошел служить проводником служебно-розыскной собаки. И в милицию по этой же причине пришел. Так и указал в заявлении: «Хочу работать с собакой». Правда, не повезло мне на первых порах: должности свободной не было. Два года я работал инспектором дорожного надзора. Но частенько наведывался к кадровикам: все хотелось узнать, как обстоит дело с осуществлением моей мечты.

И вот однажды вызывают меня в управление, так, мол, и так, желаешь работать инспектором-кинологом? Еще бы! Тут же я помчался в собачий питомник. Провели меня к одной из вольер, на двери табличка: «Шторм». Поглядел я в окошко, а там такая зверюга!..

Услышав свое имя, Шторм завилял хвостом, но последующее «зверюга» и интонация, с которой было произнесено это слово, пришлись ему явно не по вкусу. Он подозрительно навострил уши, выражая глазами обиду и недоумение.

Олешкевич засмеялся.

— Не обижайся, Шторм, дело прошлое. Но тогда ты и в самом деле не походил на котенка: глаза горят, шерсть дыбом, а в пасти клыки что ножи!

У меня с собой пачка печенья была — купил для знакомства. Протянул я эту пачку ему: на, говорю, песик, только успокойся! Честное слово, даже и сейчас удивляюсь, как это он руку мне тогда не отхватил? Печенье в крошки измельчил, а есть не стал.

Оно обидно, конечно, но начальник питомника успокаивает: «Прости, — говорит, — его. Трудно ему, тяжело». И действительно, когда я узнал историю приобретения Шторма, то тоже посочувствовал ему. Совсем недавно у него была прекрасная молодая хозяйка, нежная, заботливая, души не чаявшая в своем питомце. Она училась в институте и несколько дней назад уехала в другой город к родственникам на каникулы. Ее мать не могла, а может, не пожелала ухаживать за любимцем своей дочери и продала его нашему питомнику.

Что и говорить, жалко мне было Шторма. Как и всякое животное, отличавшееся верностью и преданностью, он тяжело переживал предательство.

Целую неделю я его обхаживал. Где уж там простой собачий суп — мясо для него в магазине покупал, сахар, кашу готовил. Вначале он ни к чему даже прикасаться не хотел, да недаром говорят: голод не тетка. Сначала тайком, а потом и открыто, при мне, стал есть. Но меня по-прежнему не подпускал к себе. Только, бывало, увидит, сразу зубы оскаливает и рычит. Пищу я ему как дикому зверю в щель подавал.

Прошла так еще неделя. Надоело мне все это. «Эх, — думаю, — пан или пропал!» Открываю однажды дверь вольеры, захожу внутрь. Мне кажется сейчас, что собака не растерзала меня тогда только потому, что была крайне удивлена моим таким поведением. И это удивление, похоже, вытеснило у нее все остальные чувства, в том числе и гнев. Не скрою, я боялся. Однако поборол страх, подхожу к собаке и говорю ей как можно ласковее: «Ну что же ты злишься, песик? Тебе так хочется искусать меня? На, кусай!» И руку ему протягиваю. Смотрю, а у него по верхней губе будто ток пропустили — мелко-мелко так дрожит губа, а под ней зубы, белые, и наверно, очень острые. Но не кусает меня. Уши к голове прижал и теперь, вижу, уже даже с некоторой робостью смотрит на меня. Погладил я его — руку лизнул.

Так мы и подружились. Потом я дрессировать его стал. Способным оказался пес, все на лету схватывал У нас здесь частенько соревнования собак проводятся, так Шторм в бессменных чемпионах ходит. А нюх! Сейчас вы сами сможете убедиться, какой у моего Шторма нюх!

Евгений вышел в соседнее помещение и принес оттуда десятка два приготовленных для какой-то цели палочек.

— Прикоснитесь к любой из них и запомните ее.

Я в точности выполнил все эти действия. Евгений перемешал все палочки и велел собаке отыскать ту из них, к которой я прикоснулся.

Предварительно обнюхав меня, Шторм довольно быстро справился со своей задачей. Среди двадцати почти одинаковых палочек он безошибочно выбрал ту, на которой запечатлелся (в самой ничтожной дозе) чужой запах.

Я был поражен результатом этого эксперимента, но тем не менее не удержался от вопроса, который давно готовил:

— Так ли успешны в подобных случаях действия собаки на практике?

— Не всегда. Дело в том, что индивидуальные запахи в условиях города довольно нестойкие и быстро растворяются. Если же еще принять во внимание чрезмерную загазованность воздуха, большое скопление людей и транспорта, то, думаю, каждому станет ясно, почему собака иногда не может взять след. И наоборот, при отсутствии этих отвлекающих обстоятельств почти во всех случаях можно рассчитывать на стопроцентную гарантию раскрытия преступления «по горячим следам». Взять хотя бы происшествие на улице Чкалова...

Старшина наморщил лоб, припоминая подробности.

...Было четыре часа ночи, и немногие видели, как это случилось. Когда на место происшествия прибыли сотрудники милиции, они мало что узнали в добавление к тому, чему сами стали свидетелями. Запоздалые прохожие — парень с девушкой — дали пояснение только по самому факту: они видели, как промчавшийся мимо них грузовик снес осветительную мачту и грохнулся с двухметровой высоты моста. Больше они ничего не успели заметить, так как сразу же побежали звонить в милицию.

Машина была разбита, что называется, вдребезги. Да и вряд ли вообще эту бесформенную массу металла сейчас можно было назвать машиной.

— И что в таком случае могло остаться от водителя? — с тревогой в голосе спросил кто-то.

— Полуботинок, — не то шутя, не то всерьез ответил дежурный офицер милиции. Из кабины он действительно вытащил мужскую туфлю. Сомнений быть не могло: принадлежала она самому водителю и слетела у него с ноги, по всей вероятности, в момент удара.

Но почему этот человек скрылся?

— Да это же та самая машина, которую угнали, — внес ясность дежурный и тут же распорядился: — Начинайте поиск угонщика!

Последнее относилось к проводнику служебно-розыскной собаки Евгению Олешкевичу.

Обнюхав полуботинок, Шторм довольно быстро взял след, который повел вначале в сторону станции Товарной, потом на улицу Могилевскую, с нее к кинотеатру «Ударник» и далее к аэропорту. Затем, вернувшись назад, пес водил своего хозяина по задворкам, перепрыгивал через заборы, выбегал на железнодорожные насыпи и спускался в подземные переходы.

Собака не резвилась: именно таким был путь беглеца. Вот его следы вывели к автостанции на улице Бобруйской, повели через скверик на Червенский рынок, оттуда на улицу Солнечную и четко отпечатались на припорошенной метелицей тропке, ведущей к одному из домов.

Но что за черт? Если метров триста назад это были следы человека с одним ботинком на ноге, то сейчас, похоже, он бежал в одних носках.

— Никак наш «клиент» попытался избавиться от вещественных доказательств, — предположил Олешкевич, — пошли обратно, Шторм!

Пробежав некоторое расстояние в обратном направлении, собака вдруг остановилась и, подняв голову, посмотрела на хозяина.

— Здесь? — понял старшина. — Ищи, Шторм, ищи! Буквально через минуту умный пес отыскал в снегу заброшенный полуботинок, а минут через пять они были уже у подъезда дома, где скрылся человек в носках.

Оставив собаку сторожить подъезд, Олешкевич обошел дом кругом: нужно было проверить, нет ли где черных ходов. Их не оказалось. Теперь старшина был абсолютно уверен, что угонщик прячется в одной из квартир этого подъезда.

Невдалеке послышались шаги: мимо шел какой-то мужчина.

— Товарищ, — подошел к нему Евгений, — позвоните, пожалуйста, в милицию. Скажите, пусть подъедут к этому дому.