Он решил, что в него стреляли, хотя не помнил звука выстрела. Или его пырнули ножом? Последние мгновения, проведенные в сознании, Эндрю использовал для того, чтобы представить, кто бы мог покуситься на его жизнь.

Дышать почти не удавалось. Его покидали силы, он приготовился к неминуемому концу.

Говорят, в такие мгновения перед мысленным взором проносится вся прожитая жизнь, умирающий видит волшебный свет в конце тоннеля, слышит божественный глас, манящий его на тот свет. Ничего похожего! Последние секунды, проведенные Эндрю Стилменом в сознании, были всего лишь медленным, полным боли погружением в ничто.

В 7.15 утра в июльский понедельник свет померк, и Эндрю Стилмен понял, что сейчас умрет.

Ему в легкие ворвался ледяной воздух, по всем сосудам хлынула такая же ледяная влага. Слепящий свет мешал открыть глаза, страх тоже не давал поднять веки. Эндрю Стилмен задавался вопросом, где сейчас очнется — в чистилище или сразу в аду. Исходя из его последних действий, рай не светил ему ни в прямом, ни в переносном смысле.

Он больше не чувствовал биения собственного сердца, ему было холодно, чудовищно холодно.

Но раз смерть, как полагают, длится вечность, он не намеревался все это время оставаться в кромешной тьме. Он собрался с силами и приоткрыл глаза.

Ему показалось по меньшей мере странным, что он стоит, прислонившись к светофору, на перекрестке Чарльз-стрит и Уэст-Энд-хайвей.

Ад ни капельки не походил на то, о чем рассказывали на уроках катехизиса в католической школе Покипси, разве что этот перекресток служил лишь входом туда. Но учитывая, сколько раз Эндрю его пересекал, отправляясь на свой утренний моцион, можно было бы и раньше заметить зловещий характер этого места, если бы оно им обладало…

Дрожа как лист на ветру и ежась от растекающейся по спине влаги, он машинально покосился на часы. На них было ровно семь часов, до момента его убийства оставалось еще пятнадцать минут.

Эта фраза, сама собой сложившаяся в голове, показалась ему совершенно бессмысленной. Эндрю не верил в реинкарнацию, еще меньше — в воскрешение, позволившее ему вернуться на Землю за четверть часа до собственной гибели. Он огляделся. Вид утренних улиц совершенно не отличался от того, к какому он привык. Поток автомобилей в северном направлении, другой, в несколько раз более плотный, ползущий в противоположном направлении, в сторону финансового центра, бегуны на тянущейся вдоль реки аллее Ривер-парка…

Эндрю постарался собраться с мыслями. Смерть навсегда избавляет от физических страданий — это единственное, что он точно знал о смерти. Он чувствовал невыносимую боль в пояснице, а перед глазами плясали светящиеся точки, и это служило очевидным доказательством того, что его тело и душа еще не разлучились.

Дышать было очень трудно, однако он дышал — иначе откуда было взяться кашлю? К горлу подступила тошнота, он согнулся пополам, и все, что он съел на завтрак, переместилось в дождевой желоб.

О пробежке этим утром следовало забыть, о том, чтобы когда-либо еще в жизни позволить себе хотя бы каплю спиртного, даже любимый «Фернет» с колой — тем более. Счет, который ему только что предъявила жизнь, был слишком велик, чтобы снова приняться за старое.

Собрав остаток сил, Эндрю повернул обратно. Дома он примет душ, немного отдохнет, и все наладится.

Пока он шел, боль в спине постепенно утихла, и Эндрю убедил себя, что все дело в обмороке, продлившемся не больше нескольких секунд. Секунд, совершенно сбивших его с толку.

Он был готов поклясться, что в тот момент, когда ему стало плохо, он находился у 4-го пирса, а не на углу Чарльз-стрит. Он непременно расскажет врачу — а он уже знал, что без врача не обойдется, — об этом помрачении рассудка. Слишком тревожное происшествие, вызывающее оправданное беспокойство!

Его чувства к Вэлери не претерпели изменений. Вернее, претерпели: страх смерти их только усилил.

Когда все придет в норму, он позвонит в газету, предупредит, что задерживается, и помчится на такси в конюшню нью-йоркской конной полиции, где находился ветеринарный кабинет его жены. Нечего ждать, пора высказать ей свое сожаление и попросить прощения.

Эндрю толкнул дверь своего подъезда, поднялся на третий этаж, вставил ключ в замочную скважину и вошел в квартиру. Там ключ выпал у него из рук: в гостиной он обнаружил Вэлери. Она как ни в чем не бывало спросила, не видел ли он ее блузку, которую она накануне забрала из чистки. С тех пор как он отправился на пробежку, она ее всюду ищет — и никак не найдет.

Прервав на мгновение свои поиски, она взглянула на него и спросила, почему он так обалдело на нее смотрит.

Эндрю не нашелся что ответить.

— Чем стоять столбом, лучше помоги, иначе я опоздаю, а сегодня это некстати, прямо с утра к нам нагрянет санитарная инспекция.

Эндрю не шелохнулся. Рот у него пересох, губы словно склеились.

— Я сварила тебе кофе, он там, на кухне. Ты бы съел чего-нибудь, вон какой ты бледный. Слишком много и слишком быстро бегаешь. — Говоря это, Вэлери не прекращала поиски блузки. — Но сначала найди мне ее, умоляю! Придется тебе выделить мне место в гардеробе, надоело таскать вещи по одной из квартиры в квартиру. Видишь, к чему это приводит?

Эндрю шагнул к ней и схватил за руки, чтобы привлечь ее внимание.

— Не пойму, что это за игры, но то, что я застал тебя здесь, — лучшая неожиданность за всю мою жизнь. Ты мне, конечно, не поверишь, но я как раз собирался нанести визит в твой рабочий кабинет. Мне необходимо с тобой потолковать.

— Вот кстати! Мне с тобой тоже. Надо наконец решить, поедем ли мы в отпуск в Коннектикут. Так когда ты улетаешь в Аргентину? Ты говорил мне вчера о предстоящей командировке, но мне это так не понравилось, что я все сразу забыла.

— Зачем мне опять в Аргентину?

Вэлери оглянулась и внимательно на него посмотрела.

— Зачем мне опять в Аргентину? — повторил Эндрю.

— Разве газета не поручила тебе «крупнейшее расследование, которое запустит твою карьеру в небеса»? Я просто повторяю то, что ты втолковывал мне в эти выходные в чрезвычайном возбуждении, близком к помешательству. Твоя главная позвонила в пятницу и предложила тебе туда снова поехать, хотя ты только что оттуда вернулся. Она так настаивает, придает этому расследованию такое значение, что…

Эндрю отлично помнил этот разговор с Оливией Стерн, помнил и то, что состоялся он после его возвращения из первой командировки в Буэнос-Айрес, в начале мая, а теперь было уже начало июля…

— Она звонила мне в пятницу? — пролепетал Эндрю.

— Пойди перекуси, а то ты, кажется, не в себе.

Не отвечая ей, Эндрю метнулся в спальню, схватил пульт и включил телевизор. По каналу «Нью-Йорк-1» шел утренний выпуск новостей.

Ошарашенный Эндрю вдруг понял, что все «новости» для него совсем не новы. Трагический пожар на складе в Квинсе, унесший двадцать две жизни… Повышение стоимости въезда в город начиная с нынешнего дня… Только этот самый день уже два месяца как прошел.

Эндрю дождался даты на информационной строке внизу экрана: 7 мая! Пришлось сесть на кровать, чтобы попытаться осмыслить случившееся.

Ведущий метеостранички сообщал о приближении первого за сезон тропического урагана, теряющего силу по мере приближения к берегам Флориды. Эндрю Стилмен знал, что ведущий ошибается, что ураган под конец дня, наоборот, усилится, даже помнил, сколько жертв оставит это ненастье на американском побережье.

Портной сказал ему, что жизнь — не устройство, на котором можно нажатием одной кнопки проиграть выбранный отрезок пленки, что возвратиться вспять нельзя. Получается, мистер Занетти ошибся. Кто-то где-то нажал на волшебную кнопку, отчего жизнь Эндрю Стилмена отмоталась на шестьдесят два дня назад.

Войдя в кухню, Эндрю с замиранием сердца открыл холодильник и обнаружил там то, что так боялся обнаружить: пластиковый пакет с блузкой, который его жена, то есть тогда еще не жена, случайно сунула туда вместе с йогуртами из магазинчика на углу.