— Я помню все, что у нас с тобой было, Вэлери Рэмси. Ну-ка, выкладывай, что произошло между тем полуднем, когда я не дождался тебя у кинотеатра у нас в Покипси, и тем вечером, когда ты объявилась опять?

— С утренней почтой пришло письмо о том, что меня приняли в университет в Индианаполисе, и я не могла ждать ни одного дня. Я собрала чемодан, взяла деньги, которые скопила, работая летом и сидя с чужими детьми, и в тот же вечер удрала из Покипси. Как же я радовалась, что мне не придется больше слушать, как ссорятся родители! Представляешь, им даже в голову не пришло проводить меня на автовокзал… Ты пообещал бывшей однокласснице всего девять строчек, поэтому избавлю тебя от подробностей моей университетской жизни. В Нью-Йорке я подрабатывала в разных ветеринарных клиниках. Потом ответила на объявление полиции. Сначала довольствовалась должностью ассистентки, но вот уже два года числюсь в штате.

Эндрю попросил проходившую мимо официантку принести два кофе.

— Как же здорово, что ты служишь ветеринаром в полиции! Я накропал кучу некрологов и свадебных объявлений — тебе столько и не вообразить, но с людьми твоей профессии еще не сталкивался. Для меня новость, что она вообще существует!

— Существует, не сомневайся.

— Между прочим, я был на тебя страшно зол.

— За что?

— За то, что сбежала, даже не попрощавшись.

— Ты был единственным, кого я предупредила, как сумела, что уезжаю.

— Я не понял, что это было предупреждение. Только теперь, когда ты все рассказала, до меня дошло.

— Ты до сих пор злишься? — насмешливо спросила Вэлери.

— Надо бы, наверное, но за давностью лет, как говорится…

— А ты что, действительно стал журналистом?

— Откуда ты знаешь?

— Я тебя спросила, чем ты занимаешься, а ты ответил: «Я стал тем, кем всегда хотел стать». Ты же хотел быть журналистом!

— Ты это помнишь, Вэлери Рэмси?

— Я все помню, Эндрю Стилмен.

— Говоришь, у тебя кто-то есть?

— Уже поздно. — Вэлери вздохнула. — Мне пора. Я и так столько наболтала, что ты ни за что не втиснешь все это в девять строчек.

Эндрю хитро улыбнулся:

— Иначе говоря, ты согласна поужинать со мной в «Шанхайском Джо»?

— Если выиграешь пари. Я держу слово.

Они молча дошли по безлюдным улицам Сохо до Шестой авеню. На перекрестках Эндрю брал Вэлери под руку, чтобы она не споткнулась на щербатой мостовой этого старого района.

Потом он подозвал такси, ехавшее по авеню в северном направлении, и придержал дверцу, чтобы Вэлери устроилась на заднем сиденье.

— Встреча с тобой — не случайность, а чудо, Вэлери Рэмси.

— Для меня тоже, Бен.

— Куда отправить тебе мое сочинение в девяти строках?

Вэлери порылась в сумочке, нашла карандаш для глаз и потребовала, чтобы Эндрю подставил ладонь — написать телефонный номер.

— Пришлешь свои девять строк эсэмэской. Спокойной ночи, Бен.

Эндрю проводил машину взглядом. Когда она скрылась из виду, он побрел домой. До его квартиры было пятнадцать минут пешком, а ему хотелось подышать воздухом. Он сразу запомнил записанный у него на ладони номер телефона, но на всякий случай постарался по дороге не сжимать ладонь.

Давно уже Эндрю не брался резюмировать в считаных строчках чью-то жизнь. Два года он трудился в редакции мировых новостей. У него вызывала острое любопытство жизнь как таковая и в особенности ее устройство в мировом масштабе, поэтому его внимание привлекало все, имевшее отношение к загранице.

Теперь, когда на смену линотипам былых времен пришли компьютерные мониторы, любой сотрудник редакции имел доступ к статьям для завтрашнего номера. Эндрю постоянно обнаруживал в международных новостях аналитические ошибки, а то и попросту неправду. Благодаря его замечаниям на еженедельных редакционных совещаниях, где собирались все журналисты газеты, удавалось избегать читательского возмущения и, соответственно, извинений в последующих номерах. Компетентность Эндрю не осталась незамеченной, и, когда ему предложили выбрать между двумя вариантами поощрения — годовой премией и новой должностью, он не колебался.

Ему вновь представился случай составить «хронику жизни», как он называл свои прежние сочинения, и это вызвало у него прилив воодушевления. Принявшись за жизнеописание Вэлери, он даже испытал легкую ностальгию.

По прошествии двух часов он набрал на клавиатуре своего телефона готовые восемь с половиной строк и отправил их по назначению.

Остаток дня он посвятил тщетным попыткам сочинить статейку о возможности народного восстания в Сирии. Коллеги в подобную перспективу не верили, можно даже сказать, напрочь ее отвергали.

Сосредоточиться никак не удавалось: он то и дело переводил взгляд с монитора компьютера на мобильник, но тот молчал. Когда в пять часов вечера дисплей наконец загорелся, Эндрю жадно схватил телефон. Ложная тревога: уведомление из прачечной: его рубашки готовы.

Только в полдень следующего дня он получил сообщение:

Он немедленно ответил:

И через несколько секунд жалел, что поторопился с ответом, читая и перечитывая лаконичное «Да».

Эндрю вернулся к работе и семь дней сосредоточенно трудился. Ни капли алкоголя — если только, как и он, не считать пиво алкогольным напитком, ведь оно слишком слабое.

В среду он забрал из химчистки сданный накануне костюм и отправился покупать белую рубашку, а заодно зашел в парикмахерскую подровнять стрижку и побриться. Как всегда по вечерам в среду, в девять он встретился со своим старым другом Саймоном в неказистом с виду ресторанчике, где лучше, чем где-либо в Уэст-Виллидж, готовили рыбу. Эндрю жил в двух шагах оттуда и ужинал здесь, в «Мэриз Фиш», когда поздно возвращался из редакции, что случалось нередко. Пока Саймон по своему обыкновению поносил республиканцев, мешавших президенту проводить реформы, ради которых его и выбрали, Эндрю рассеянно наблюдал через витрину за прохожими и туристами, неспешно гулявшими по улицам его района.

— Хочешь, удивлю? Информация из надежного источника: Барак Обама втюрился в Ангелу Меркель.

— А что, она хорошенькая, — рассеянно отозвался Эндрю.

— Одно из двух: либо ты сам раскопал какую-то небывалую сенсацию, и тогда я тебя прощаю, либо кого-то встретил, и тогда выкладывай! — рявкнул Саймон.

— Не то и не другое, — ответил Эндрю. — Просто устал, извини.

— Мне-то не вешай лапшу! Я не видел тебя таким гладко выбритым с тех пор, как ты перестал встречаться с той брюнеткой, на голову выше тебя, — Салли, если мне не изменяет память.

— Софи. Но ничего страшного, просто это доказывает, что ты почти не слушаешь меня — как и я тебя. Подумаешь, имя забыл! Мы же с ней всего-то полтора года вместе прожили!

— Скучная она была, хоть в петлю лезь! Ни разу не слышал, чтобы она засмеялась, — заявил Саймон.

— Да, твои шутки ее не веселили. Доедай быстрее, я хочу на боковую.

— Если ты не признаешься, что тебя гложет, я примусь заказывать десерты и не остановлюсь, пока смерть не разлучит нас.

Эндрю посмотрел другу в глаза.

— Была у тебя в юности девушка, которую ты с тех пор не можешь забыть? — спросил он, одновременно сделав знак официанту, чтобы принес счет.

— Так и знал, что работа тут ни при чем!

— Ошибаешься, я тружусь над потрясающим сюжетом. Мерзкая, прямо-таки тошнотворная история!

— О чем?

— Профессиональная тайна!

Саймон оплатил счет и поднялся из-за стола.

— Давай немного пройдемся, мне хочется подышать воздухом.

Эндрю натянул плащ и вышел на улицу вслед за другом.

— Кэти Стейнбек, — пробормотал тот.

— Кэти Стейнбек?

— Так звали мою юношескую любовь. Я отвечаю на твой вопрос, заданный пять минут назад, если ты забыл.

— Ты никогда мне о ней не рассказывал.