Однако с тех пор Леандер окончательно стал одним из нас. Он прочно влился в нашу компанию. И благодаря ему, надо отдать ему должное, нас перестали считать неудачниками. Мы составили оппозицию Страттон и ее клубу.

Мне не давало покоя то происшествие в ванной. Я была бы рада, если бы это был сон или галлюцинация, но испачканные илом и грязью вещи убеждали меня в другом. В довершение моих несчастий опять заныл зуб. И тут уж я не стала дожидаться, когда волшебный Ли снова дунет мне в рот, я пошла к зубному, а тот не только залечил кариес, отчего боль исчезла, но и снял брекеты.

Я торчала перед зеркалом и не могла налюбоваться на мои ровные, белые зубы, фантастически красивые и гладкие. В среду на них обратили внимание и в школе. Джек Робертс пялился на меня во все глаза.

— Он вылупился на тебя так, будто ты превратилась в Пиппу Мидлтон, — хихикала Филлис.

Я не знала, как к этому относиться. Джек вел себя странно с того дня, когда его заставили просить у меня прощения. Я поняла бы, если бы он избегал меня, но нет, он, наоборот, стал все чаще попадаться на глаза, даже на уроках подолгу сидел, повернув голову в мою сторону. Но что мне до Джека! То ли дело мой таинственный сосед по парте…

Подходил срок сдачи реферата по истории религии. С того дня, как Ли с поклоном выставил меня из своего дома, мы больше не возвращались к нашей теме. Но перед историей сделать это пришлось. Мы уединились на большой перемене в пустом кабинете английского. Я разложила перед Ли все, что смогла накопать по нашему вопросу, а он тщательно переписал материал своим старомодным почерком к себе в блокнот.

— Ну вот, реферат и готов. Хочешь сделать доклад? — Он удовлетворенно откинулся на спинку стула.

Я одна перед всем классом, перед «звездами»! О нет!

— Думаю, доклад лучше сделать тебе. Ты новенький. Пришло время тебе доказать, что ты не только красивый, но и умный.

— Давай сделаем доклад вместе, — предложил он, расплываясь в улыбке и сверкая идеальными зубами.

— Ой, нет, лучше ты один. У тебя лучше получится.

— Как же ты в себе не уверена! — Ли закатил глаза.

— При чем здесь это? — обиделась я.

— При том. Доклад может помочь тебе выбраться из твоего улиткиного домика.

— Мне и в нем хорошо, — резко отвечала я, — зато твое блистательное выступление поднимет нам оценку.

— Да ладно… — начал он.

— Это чистая правда, — перебила я и широко улыбнулась, — если что, я тебе помогу. Обещаю.

— Ну, тогда я спокоен.

Он выглядел довольным. Надеюсь только, я правильно поступаю. Честно говоря, я готова была ему этот реферат хоть целиком подарить! Пусть выдаст его весь за свой. Мне-то уже что, меня учителя все равно не жалуют, я не отличница, да еще и опаздываю все время.

И вот наступил час истины! Ли делал доклад за нас двоих, но мое имя упоминал так часто, что любой дурак понял бы: реферат делали мы с ним вместе. Доклад был блестящий, как и следовало ожидать. Докладчик знал свое дело, сыпал совершенно уместными остротами там, где это было нужно, и лихо закручивал интригу там, где ее, может быть, и не было вовсе (особенно что касалось скучного Якова II). Аудитория оказалась покорена. Я уже готова была расслабиться, Леандер раскланивался под аплодисменты. Но… он так и не сказал ни слова о казненных епископах! Это, интересно, почему?

Ли скользнул на свое место.

— Рот закрой, а то муха влетит, — посоветовал он мне.

— А где история про епископов?

Он наморщил лоб, как будто не понимал, о чем я говорю.

— Яков II казнил семерых епископов, — напомнила я, — которые не признали его как католика и отказались присягать ему на верность. А еще они пытались его шантажировать.

— Клевета, — отвечал Фитцмор, — не казнил он никого, только сместил.

— Что? — я не поверила своим ушам. — Им отрубили голову! Так написано в твоей книге!

— В какой книге? — докладчик состроил невинное лицо.

— Да вот в этой! — порылась в рюкзаке и сунула ему под нос его же книгу. — Вот гляди, вот здесь. «…Арестованы и предстали перед судом за то, что возмущали народ… Но в конце концов освобождены…» — прочитала я вдруг.

ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! ЗДЕСЬ ЖЕ БЫЛО НАПИСАНО СОВСЕМ ДРУГОЕ! Здесь было написано, что их казнили. В том числе архиепископа Кентерберийского. Я посмотрела выходные данные. Так и есть: переработанное издание 2010 года. То же самое издание. Я что, с ума сошла?

Я поглядела на соседа. Опять эта довольная улыбка. Что-то здесь не так! Но вот что?

Я обещала Филлис помочь ей с рефератом. Ей было бы легче отдраить до блеска школьные сортиры, чем написать доклад. А в напарники ей достался Кори. У него-то мы и встретились, чтобы написать им реферат.

Комната Кори, как всегда, напоминала свинарник. Повсюду — на полу, на кровати, на комоде, — валялись шмотки вперемешку с фантиками от жвачки и шоколада, пластиковыми бутылками и стаканчиками из-под йогурта.

— Кори, ты свинья, — без обиняков, в лоб заявила Филлис.

— Не твоя печаль, — огрызнулся хозяин, включая компьютер, — садись за стол.

Мы с Филлис переглянулись. Мне пришлось разгребать завал на стуле, иначе сесть было некуда. Две футболки, джинсы и носки, а это что? Кажется, порция с заплесневевшими мюсли. Разглядывать я не стала.

— Кори, ты хоть иногда убираешь у себя в комнате?

— Не-а! Мать убирает. Но последнее время и она отказывается. Утомляется быстро, силы не те. Стареет, знаешь ли. У нее этот, как его, критический возраст.

— Ох бедная. — Филлис сочувственно закивала. — Я слышала, в этом возрасте у женщин бывают депрессии, а некоторые даже сходят с ума.

— Полагаю, речь о другом, — разозлилась я, — дело не в возрасте мамы Кори, а в том, что парню в его возрасте уже давно пора самому следить за своим хозяйством и нести хоть какую-нибудь ответственность.

— Есть! — воскликнул Кори, имея в виду непонятно что-то ли мое гневное замечание, то ли свой компьютер.

Филлис решила, что компьютер.

— Твоей маме надо обратиться к врачу, — посоветовала она, — есть гормоны, ей помогут.

— Да ладно, Сити права, — отозвался Кори, — надо мне самому убирать мою хижину.

— Его матери, миссис Эндрюс, всего сорок лет, — объяснила я Филлис, — до климакса еще далеко.

Да она и не выглядит на сорок. Она на вид на несколько лет моложе. Вероятно, все дело в молодом муже.

— Ну, посмотрим. — Кори отвлек меня от моих мыслей и забарабанил по клавиатуре.

— Вот, посмотри на эту ссылку, — я ткнула пальцем в экран, — мы с Ли ею тоже пользовались. Там много всего интересного, старые книги отсканированные. Первоисточники практически. Можно верить.

— Этот реферат! Чтоб его! — выругался Кори. — Я этот старый шрифт и читать-то не умею. На фига я выбрал эту религию!

— Да кто тебя знает, зачем ты ее выбрал. — Филлис пристроилась сбоку, чтобы тоже читать текст на экране.

— Отец решил, что это важно, — пробормотал Кори.

В его голосе невольно прозвучали горечь и тоска.

Одно только то, что он в выборе предметов в школе руководствовался мнением своего отца, означало, конечно, что он по отцу отчаянно скучает, что сыну отца страшно недостает. Викарий Маккенна отмочил нечто такое, чего меньше всего можно было бы ожидать от священника: в пятьдесят лет влюбился в молоденькую хористку из церковного хора и ушел к ней, оставив семью. Ныне он проживает в графстве Суррей со своей хористкой и двумя их маленькими сыновьями, сводными братьями Кори. Кори навещал отца не чаще трех раз в год и, когда возвращался к матери, неделями был невыносим.

— Мне лучше здесь, в Лондоне, с матерью, — гундел он после последнего визита в Суррей, — пусть она часто в разъездах, зато хорошо зарабатывает, и мы тут с ней живем гораздо лучше, чем мой старик с этой своей святошей! У, святое семейство! Чтоб его!

Его ревность и злость были понятны.