Креншоу сказал, что она замкнутая, но Джайлзу казалось, что, кроме этого, есть что-то еще, и он задал себе вопрос: «Что она может прятать от мира?» Неопределенность сводила его с ума, и он попытался сделать некоторые расплывчатые предположения. Дело было не в том, что он боялся правды – как ни странно, правда его не пугала, – а в том, что Обри могла так легко держаться от него на расстоянии. У графа вызывало досаду то, что ей, видимо, никто не был нужен – и, главное, не был нужен он.

– Обри, – вторгся Уолрейфен в ее размышления, – я ошибся относительно дождя. Не похоже, чтобы этот потоп прекратился в ближайшее время. – Снова откинувшись назад на локоть, он взглянул вверх на нее. – Что касается меня, то я на это очень надеюсь. Скажите, вы любите играть в салонные игры?

– В такие, как шарады? – Обри с подозрением взглянула на графа.

– Да, что-то вроде этого. Я имел в виду одну из тех игр в отгадки. Саймон, старший сын Сесилии, увлекается ими, особенно игрой в «три маленькие лжи».

– Я не знаю правил, милорд.

– Мы всегда можем установить их в ходе игры, – подмигнув, широко улыбнулся Уолрейфен. – Но главное – играть честно. Я задаю вам вопрос, а вы вправе решать, ответить правду или сказать ложь. Если вам трижды удалось обмануть меня, можете объявить об этом в любое время и выиграть. А если я три раза правильно оценил ваши ответы, вы должны дать выкуп по моему выбору. Однако вы не обязаны рассказывать правду.

– Да? И что же это за выкуп? – подозрительно спросила Обри.

– Какой-нибудь пустяк. Однажды Саймон заставил меня стоять на голове – результат оказался не очень приятным, а как-то я должен был спеть «Бог наш могущественный защитник», крепко зажав нос. Но обычно он требует, чтобы я просто прыгал по комнате на одной ноге.

– Это не пустяки. – Обри смотрела на него, словно на сумасшедшего.

– Обри, – раздраженно сказал Уолрейфен, – мы с вами, возможно, застряли здесь еще на час, и я пытаюсь быть джентльменом, так что вам лучше всего помочь мне чем-нибудь заняться.

– Хорошо. – Обри с трудом сглотнула, ее горло сжалось, а потом немного расслабилось.

Улыбнувшись, Джайлз лег на спину в сено и положил руки под голову, а Обри, поджав колени, обхватила их руками.

– Итак, играем честно, Обри, – напомнил он. – Я начинаю первым, так как уже отвечал на ваши вопросы. Победит тот, кто первым выиграет три раунда.

– Прекрасно, – все еще неохотно согласилась она.

Глядя вверх на стропила, Уолрейфен задумался и решил, что лучше всего начать с простого, чтобы усыпить бдительность Обри.

– Что вы ели сегодня за завтраком?

– Ничего. – Обри очаровательно покраснела.

– Придется поверить этому, – признался Джайлз, внимательно всматриваясь в нее. – Но почему? Вы не были голодны?

– Здесь два вопроса, милорд. – Она строго посмотрела вниз на него.

– Тогда ответьте на первый. – Джайлз нахмурился.

– Я слишком нервничала и не могла есть, – призналась Обри. – Мне хотелось, чтобы в последний день у лорда и леди Делакорт все было хорошо и их отъезд прошел гладко. Потом я поссорилась с Певзнером из-за столового серебра и окончательно потеряла аппетит.

– Вы и Певзнер часто ссоритесь?

– Это часть игры, милорд? – Обри вопросительно подняла бровь. – Если да, я постараюсь придумать правдоподобную ложь.

– О, не трудитесь. Вернемся к игре. От кого вы унаследовали эти удивительные зеленые глаза?

– От моей матери, – моргнув этими удивительными зелеными глазами, ответила Обри так быстро, что это могло быть только правдой.

– Хорошо. Как ее звали?

– Дженет.

– Обри, Обри, – пожурил ее граф, – вы должны постараться обмануть меня, иначе вы никогда не выиграете.

Кивнув, Обри еще сильнее сосредоточилась.

– А что самое лучшее вы унаследовали от своего отца? – придумал следующий вопрос Джайлз.

– Милорд, разве мое мнение уместно?

– Просто ответьте на вопрос, Обри. – Джайлз начал терять терпение.

– Мое... упорство. – Обри свела брови. – Но это черта характера, а не внешний признак.

– Пусть так. Я не стану это оспаривать. Бог знает, насколько вы упорны.

– Милорд, – недовольно посмотрела на него Обри, – когда я получу возможность задавать вопросы?

– Когда окончится этот раунд! – отрезал он. – А теперь... где вы родились?

– В Нортумберленде, – после долгого размышления ответила она.

– Нет, я этому не верю, – объявил Джайлз, медленно покачав головой. Он вспомнил ее немногословность во время завтрака и подозрения Огилви.

– Почему? – с оскорбленным видом спросила Обри.

– Потому, что это моя прерогатива, – спокойно ответил он и, потянувшись, обхватил пальцами ее запястье. – Итак, вы солгали?

Обри попыталась отодвинуться, но Уолрейфен не отпустил ее.

– Да, – в конце концов, созналась она, – я солгала. Ваш вопрос достиг цели.

– Так где же вы родились? – Он продолжал держать ее за руку.

– Милорд, – покачала головой Обри, – нельзя снова и снова задавать один и тот же вопрос. Это нечестно. Так вы лишаете меня шансов на победу.

– Да, и вы еще кое-что должны мне, верно? – Уолрейфен притянул ее на дюйм ближе. Он понимал, что готов совершить глупость, но не мог сдержать себя. – Я чуть не забыл о выкупе. Обри, боюсь, я должен попросить вас поцеловать меня.

– Милорд, это совершенно не то же самое, что прыгать на одной ножке! – Обри задохнулась от негодования и попыталась вырваться.

– Дорогая, – усмехнулся граф, – я не говорил, что вы будете прыгать на одной ножке. Я сказал, что вам придется сделать какой-нибудь пустяк.

– Целовать вас – это не пустяк! – прошипела она. – Это опасно. Думаете, я ничему не научилась после вчерашнего? Это совсем не та игра, про которую вы рассказывали, милорд.

– Обри, Обри! Я ведь политик. Искусное плетение слов – это моя основная профессия.

– Вы не просто играете словами, вы ведете себя бесчестно!

– Ах, Обри, дорогая, – Джайлз снова потянул ее за руку, и Обри, не удержавшись, опрокинулась в сено рядом с ним, так что они оказались лицом к лицу, – не больше пяти минут назад вы сказали – цитирую: «Тот поцелуй ничего не значит, милорд». Итак, вы отрицаете, что говорили это?

– Нет. – На мгновение ее глаза вспыхнули. – Нет, я не стану этого отрицать.

– Тогда, прошу вас, поцелуйте меня сюда. – Он свободной рукой коснулся своих губ. – Понимаете, Обри, я слишком хорошо вас знаю, чтобы оставить вам щелочку, через которую можно ускользнуть. Мне хочется почувствовать прикосновение ваших губ не к тыльной стороне моей руки, а сюда, к моим губам.

На секунду ему показалось, что Обри этого не сделает, но она приподнялась на локте и, закрыв глаза, коснулась губами его губ.

Он ожидал, что ему придется удерживать ее за спину, ожидал, что она просто коснется его рта и отпрянет, но она, по-видимому, собиралась честно и сполна заплатить выкуп. Джайлз поднял голову и положил одну руку Обри на талию, она со вздохом придвинулась к нему, ее мягкие губы со сладостной нежностью прижались к его губам, и Обри горячо, но в то же время невинно поцеловала его.

Не в силах устоять, Джайлз обнял ее за талию и привлек еще ближе. Теперь Обри почти лежала на нем, от нее пахло сиренью, лошадью и теплыми, душистыми женскими ароматами. Ее губы медленно двигались по его губам, и когда она на долю дюйма отвела их, он тут же вернул ее обратно. Обри не возразила даже тогда, когда Джайлз открыл свой рот под ее губами, а просто позволила своему языку несмело поиграть с его нижней губой.

Они томительно неторопливо продолжили поцелуй, наслаждаясь друг другом, словно у них в запасе была вечность, словно они не лежали вдвоем в совершенно неподходящем месте. Джайлзу было все равно, а Обри, по-видимому, нет. Внезапно вернувшись к реальности, она резко отодвинулась от него, уперлась изящными руками ему в грудь и, тяжело дыша, посмотрела на него сверху вниз.

– Ну вот, – задыхаясь, произнесла она, – все. Я заплатила выкуп.