— Довольно! Уймись, притворщица!

Она сразу умолкла, точно внезапный хлопок юноши сорвал маску с ее личика. Смутилась, зарделась вся.

Лис бросил на Улеба досадливый взгляд, собираясь образумить того каким-нибудь язвительным замечанием, но не посмел, сообразив, что Твердую Руку сейчас лучше не задевать.

— Уйди, милая, не серди моего господина, — сказал он. — Вот тебе в утешение. — И царственным жестом бросил ей горсть оболов. Девушка обиженно отпрянула, и монетная россыпь долго звенела на полу.

Она, чуть не плача, смотрела на Улеба. То юность, загадочны и неожиданны ее порывы и проявления.

— Пора к Велко в гавань. — Улеб встал решительно и непреклонно. — Надоело прятаться. Подкрепились, и будет.

Но не успели они сделать и двух шагов к выходу, как из глубины зала раздался окрик:

— Стой!

Тихо охнув, шарахнулись хозяин с хозяйкой и старшая дочка их, Митра, за полог, высунули оттуда лица с открытыми в испуге ртами. Трое воинов шли из своего угла прямо на Улеба, угрожающе поправляя на себе нагрудники и наплечники, пристегивая на ходу ножны мечей.

Лис обмер, словно его окатили ледяной водой. Он не мог понять, отчего едва ли не радостная улыбка вдруг озарила юношу, когда до того дошел смысл происходящего. Хозяин спохватился, кинулся к выходу, чтобы кликнуть с улицы людей, но Улеб коротко приказал Лису:

— Дверь! Запри и стой там щитом!

Трое незнакомцев в желтых плащах еще не успели приблизиться, тогда как Лис, надо отдать ему должное, уже исполнил приказ Улеба с поразительной ловкостью для калеки, взлетев на ступеньку. Хозяин растерянно повернул обратно.

— Кто ты, презренный чужестранец, изгнавший прекрасную Кифу и отнявший у нас удовольствие? — раздувая ноздри, спросил первый из троицы. — Кто ты, если с самого начала оскорбил нас своим непочтением, не приветствовал наше оружие, войдя сюда?

— Я Улеб, росс по прозвищу Твердая Рука, — впервые четко произнес юный слова, которым суждено отныне и впредь хлестать слух недругов.

— Твердая Рука?! Римляне, вот беглый раб Анита!

— Да, это он! — подхватил второй. — Узнаю беглого скифа, убийцу нашего Барса!

— О счастье! — продолжал третий. — Удача! Мы поймали его! Сам попался!

Улеб, выслушав их, обратился к Лису:

— Напомни-ка, приятель, как называется эта харчевня?

— «Три дурака», — охотно откликнулся Лис со ступеней у выхода, где стоял со щитом и мечом, как было ему велено.

Улеб кивнул с усмешкой, оглядел недругов с ног до головы, сказал:

— Их действительно трое.

Резко отпрыгнул в сторону. И вовремя, ибо сразу три клинка вдребезги разнесли посуду в том месте, где он только что находился. Удары были нанесены с такой силой нападавшими, что они замешкались, выдергивая глубоко вошедшее в доски стола оружие.

Их замешательство позволило Улебу мгновенным ударом кулака сокрушить того, что был поближе. Бедняга рухнул с коротким стоном и уже не пытался подняться даже тогда, когда случайная струя прохладной влаги из опрокинутого кувшина, пролившись на его лицо, вернула ему сознание.

Двое других, наглядно убедившись, что Анит Непобедимый дает своим ученикам весьма точные прозвища, приняли позы по всем правилам воинской выучки и вновь попытались атаковать юношу. Улеб в эти минуты напоминал отчаянного мальчишку, увлеченного любимой игрой. Все попытки нападавших поразить его заканчивались неудачей, Твердая Рука ускользал от них как заколдованный.

Между тем с улицы доносились беспокойные крики, кто-то ломился в запертую дверь. Хозяин и хозяйка возмущенно кричали, не смея, однако, вмешиваться в драку. Обе девчонки, особенно Кифа, напротив, встречали радостным смехом каждый головокружительный трюк Улеба. Их симпатии были явно на стороне пригожего юноши. Лис наблюдал за проделками земляка, возбужденно приговаривая:

— Ай молодец! Научили ромеи малого на свою беду! Что творит-то с ними, меча не вынув, голыми руками! Что, красавицы, хорош оказался мой паладин? Гляди, Кифа, вот это танец!

Если бы не эти нескромные речи Лиса, юноша, возможно, продолжал бы опасную игру в ловкость. Кроме того, дело начинало принимать серьезный оборот, поскольку дверной запор уже трещал под натиском ломившихся снаружи. Настало время выбираться из западни.

Улеб обнаружил наконец свой меч правой рукой, а левой подхватил клинок солдата, лежавшего под столом. Встретил нападавших взмахом обеих вооруженных рук, показал им особый прием, известный среди искусных пеших витязей под названием «два креста».

Вот уж воистину стоять двум крестам над могилами.

— Перун твой хранитель! — вскричал потрясенный Лис. — Проси его, пусть выведет нас отсюда! Дверь не выдержит скоро! Должно, полгорода сбежалось на шум!

Снаружи били в дверь уже размеренно каким-то тяжелым тараном. Раздался треск проламываемого дерева. Лис втянул голову в плечи и зажмурился.

Улеб лихорадочно соображал, как быть. Метнулся к очагу, где жарился баран, и, зачерпнув из противня первым попавшимся под руку сосудом горячий жир, выплеснул его на ступени перед дверью. Сам прижался к стене, крикнув Лису:

— Сюда! Делай, как я!

И тут в полуподвальный зал «Трех дураков» ворвались уличные блюстители порядка во главе с тем самым крепышом, что встречал посетителей у входа в заведение. Ворвались и… кувырком покатились, считая лбами жирные скользкие ступеньки, давя и подминая друг друга.

Пока они барахтались на полу, Улеб и Лис прошмыгнули в дверной проем и очутились возле залитой солнцем лужайки. На глазах оторопевших хозяйских мальчишек мигом отвязали своих оседланных лошадей, галопом помчались по улице Брадобреев.

— Держи-и-и! Хвата-а-ай! — понеслось вдогонку.

Жар стремительно бы умчал Улеба, но юноша чуть придерживал скакуна, щадя менее резвую кобылу Лиса. И все же бег их был достаточно быстрым, ибо прохожие едва успевали сторониться, бранясь во все горло. Даже не оглядываясь, чувствовали беглецы нараставшую сзади лавину погони.

— Нашелся раб, убивший Барса! Ловите Твердую Руку! — покатилось от квартала к кварталу. — Варвар и его сообщник оставляют за собой бездыханные тела христиан! Не дадим уйти безнаказанно!

Молва обгоняет любого коня. Все чаще и чаще из-за углов выскакивали навстречу вооруженные смельчаки, и всадникам приходилось прокладывать путь мечами. Вопли раненых и ушибленных придавали новую ярость погоне.

Впереди открылась запруженная народом площадь. Казалось, это конец, ибо немыслимо было пробиться сквозь такую толпу. Благо Лис, хорошо знавший лабиринты нижней части города, не растерялся и с криком: «За мной!» — свернул в проулок, ведущий на сравнительно пустынную улицу Шерсти.

Беглецы безпрепятственно миновали уже большую часть зловонных сушилен и мастерских скорняков, швейных цехов и примерочных, чередовавшихся с тесными жилищами вдоль узкой, но длинной улицы, когда увидели впереди двух других седоков, скакавших в том же направлении.

Скорее всего это были мирно торопившиеся по своим делам портняжка и его подмастерье, потому что перед обоими лежали на спинах мулов тряпичные рулоны, которые они бережно придерживали локтями, согнувшись в три погибели. А за ними в самом конце улицы Улеб разглядел притаившуюся засаду.

— Держи-и-и их! — вдруг подражая приотставшей погоне, что есть силы закричал юноша, указывая на скачущих впереди себя швецов. — Хвата-а-ай!

Солдаты выбежали из засады и, размахивая копьями, набросили веревочные путы на ни в чем не повинных портного и его помощника, которые возмущенно отбивались как могли, звали на подмогу собратьев по цеху, и те, конечно же, не замедлили откликнуться. Завязалась шумная потасовка. А когда дружные обитатели улицы Шерсти дубинами и речами разъяснили служивым их ошибку, Твердой Руки и Лиса уже и след простыл.