Но Володя, ни слова не говоря, слез с полуфурка и, даже не обернувшись в сторону Вани, сердито зашагал прочь.

— Ты куда? Погоди, Володя!

— Нечего мне с тобой тут делать, — отозвался тот, не останавливаясь. — Об одном себе только думаешь, а до товарища тебе и дела нет.

— Да ты обожди! — крикнул смущенный Ваня, придержав Соколика. — Я ж тебя сколько времени не видал… Откуда я знал!

— Должен был меня достаточно знать! — бросил на ходу Володя через плечо, сердито вздергивая его и потирая подбородком.

Ваня, повернув лошадь, попытался нагнать обиженного друга. Он и сам уже почувствовал, что поступил не совсем хорошо. Но напрасно теперь он нахлестывал своего Соколика… Не догнать было широко шагавшего Володю.

— Да стой ты, в самом деле! — закричал Ваня.

Володю это не остановило, но зато Соколик мгновенно и охотно стал как вкопанный. Бросив вожжи, Ваня спрыгнул с повозки и, доверившись двум собственным ногам более, чем четырем копытам своего коня, бросился вдогонку за Володей:

— Обожди, Володя! Стой! Есть план…

— Слыхал я уже твой план.

— Да нет, стой… я насчет тебя соображаю. Можно еще одного коня достать. Только ты заранее решай — поедешь со мной до партизан или нет.

— Какой может быть вопрос!

Володя остановился разом, тяжело переводя дух и с надеждой глядя на Ваню.

— Ну так ты знай, Вовка, что я все-таки товарищ тебе! Есть и для тебя конь. Только он немножко покорябанный. Его после бомбежки с конного двора списали. А по-моему, так зря совсем. Вполне справный конь. Только одна нога осколком чуть перебита, а остальные три совсем даже целые…

— А где тот конь? — так и загорелся Володя.

— Да тут он, возле каменоломен бродит. Беспризорный… Только где ты его поставишь? Вот вопрос.

— Ну, тогда и у меня есть план, — сказал Володя. — Вези меня, Иван, туда, а я того коня к тетке Марусе отведу. Она жадная, скопидомка — от дарового коня не откажется, можешь быть спокоен. А я ей скажу, что мы с тобой сами и кормить и выхаживать станем. Поехали?

Старый шахтерский конь, известный на каменоломнях под кличкой Лыска, пострадал накануне при налете. Осколком авиабомбы ему повредило переднюю левую ногу. Будь мирное время, Лыску начали бы лечить, выхаживать. Но теперь всем было уже не до того. Старый Карантин и Камыш-Бурун частично начали эвакуацию, скот угоняли и переправляли через пролив на Тамань. Где ж тут возиться со старой, покалеченной лошадью! И Лыску списали со двора, как выразился Ваня Гриценко.

Держа на весу перебитую ногу, старый шахтерский конь одиноко пасся среди высохших зарослей татарника на одном из холмов близ каменоломен. Когда мальчики подъехали на своем полуфурке к району каменоломен, начинавшемуся тут же, за околицей поселка, Лыска как бы дремал, скорбно покачиваясь на трех ногах.

У Володи, всегда очень бережного в обращении с животными, все лицо повело так, словно и его самого проняли мозжащая боль и тупая тоска одиночества, проступившие в облике раневой, заброшенной лошади.

— Лыска! — негромко позвал Ваня, когда мальчики, спрыгнув с полуфурка, приблизились к коню.

Лошадь тяжело подняла голову с белым пятном на лбу и устало посмотрела на мальчиков.

Володя, наклонившись к распухшему, продолжавшему медленно кровоточить колену Лыски, осторожно сгонял осенних мух, жадно облепивших рану.

— Да не так сильно перебита… Ваня, ты дай ему початок поглодать пока, а я сейчас соображу перевязку.

Пока Лыска, благодарно тыча шершавыми губами в Ванину ладонь, деликатно выкусывала длинными желтыми зубами зерна из гнездышек кукурузного початка, Володя, присев на корточки, поплевал на свой носовой платок, потом задумался на минутку, что-то соображая; достал из кармана бушлатика мятую тетрадку, куда записывал тимуровские поручения, вырвал из нее десяток чистых листков, приложил их осторожно к ране и, плотно обмотав платком, натуго перевязал мелко дрожавшее колено Лыски.

— Мани на себя, чтоб пошла! — крикнул он Ване. Отойдя на шаг, Ваня протянул Лыске свежий початок. Лошадь, осторожно переступая, двинулась за угощением.

— Видал? — торжествовал Володя. — Из такого коня толк будет… Я ему еще лубок из дощечек сделаю, дадим ему усиленное питание — тогда и увидишь: почище твоего Соколика станет! Зачисляй меня с ним в твою кавалерию, Ванька!.. И объявляю тебе, Иван, что с этой минуты он тебе больше уже не Лыска. Забудь!

— А как же его записать велишь? Володя посмотрел на Ваню, потом на коня:

— Пиши — Орлик!

Тетка Мария Семеновна шумно и гневно выразила свое удивление, когда к ней во двор вслед за груженным кукурузой полуфурком, который тащила лошадь, по невежеству теткиному еще именуемая ею Филькой, заковыляла, тыча губами в груду початков на повозке, худоребрая, хромая коняга с перевязанной коленкой.

— Хлопцы, куда же вы глядите оба! Чужая худоба приблудилась, кукурузу мою поганит, а они глядят себе! Небось половину сожрала… Геть отсюда! Кыш, холера!

И она замахнулась на Лыску хворостиной. Но тут перед ней очутился Володя.

— Здравствуйте, тетечка Марусечка… — начал он, и Ваня подивился, откуда у Володи взялся этот неизъяснимо ласковый голосок. — Мама вам кланяется, от Вали тоже привет. Велели узнать, как вы живете и как здоровьичко ваше.

— Какое тут может быть здоровье! Перемогаюсь кое-как. Покоя минуты нет. Вот послала Ваньку за початками, сам напросился. А гляди… Да что же вы смотрите?! Гоните вы ее, за ради бога, со двора, пока не все сожрала! Геть отсюда!.. Ой, Ванька, кончусь я когда-нибудь совсем через тебя…

— Тетечка, тетечка, вы ее расстраивайтесь, — заговорил опять Володя, невозмутимо глядя прямо в малиновое, потное лицо бушевавшей тетки. — Вы погодите серчать. Вы лучше принимайте коня. Это же мы вам привели. Насовсем.

— Да на кой шут мне одер такой нужен?! Где вы его взяли? Приблудный, что ли?

Володя принялся терпеливо объяснять:

— Нет, тетя, вы послушайте… Там коней и всю скотину эвакуируют. Еще ничего такого нет пока, но на всякий случай. А которые остаются, тех населению раздают, чтоб не пропадали. И совсем задаром дают. А мы увидели и думаем: «Надо нашей тетечке хозяйство добавить. Женщина она добрая».

Ваня тут издал какой-то странный звук, словно собирался прочистить нос, но Володя показал ему за своей спиной кулак и продолжал:

— И ведь главное, тетечка, совсем задаром и даже без расписки. А вам в хозяйстве все же прибавление.

Тетка, недоверчиво прислушиваясь, подошла поближе к лошади и придирчиво оглядела ее:

— Что же вы такую захудалую-то выбрали? Не могли для родной тетки постараться? У нее вот и нога не годится. Подобрали падаль…

— Не нравится — ваше дело! — решительно отрезал Володя. — Слышал, Иван? «Падаль»!.. Давай, Ваня, коня со двора, пусть другие люди забирают, которые понимают… Мы, тетя, и так еле отбились, пока сюда коня вели. Пристают все: дай и дай им коня… Нет, главное, Иван, слышал? «Падаль»! Была бы падаль, так и не назвали бы так, как ее зовут… Идеи, Орлик! Пристрою тебя к добрым людям — коленку тебе подлечат, так уже не Орлик будешь, а полный Орел… Пошли, Иван!

И Володя потянул коня к воротам.

— А ну, геть, отойди от коня, не хватайся за чужое добро! — заторопилась тетка. Она была в замешательстве, и ей было уже жаль отказываться от дарового коня. — Раз привели во двор, так уж тут я сама буду дело решать — кому лошадь оставить: себе или соседям. Чем только я кормить-то его стану?

— Вы насчет этого, тетя, не беспокойтесь. Это уж мы с Ваней позаботимся для вас… Верно, Иван?

— Что ж, не поможем разве? — подтвердил Ваня. — О том не думайте, тетя Маруся. Вова даже книжки обещал достать по уходу за конями. У нас дело пойдет по последним данным науки.

— Знаю я вашу науку! — проворчала тетка, но уже по-хозяйски выдернула репей татарника из свалявшейся гривы коня и похлопала его по худой, костлявой спине. — Орлик? Ну, нехай будет Орлик…