— Дура проклятая.

Он рванулся к забору, а затем к ней.

— Тут поджигатель! — закричала она. — Помогите!

Схватил ее за руку, и попытался облить голову. Поняв, что он делает, она выворачивалась в ужасе. Закричала во все горло по-дикому. Рванулась, пытаясь выскользнуть. Она царапалась и кусалась. Мужчина, не церемонясь, навернул ее несколько раз канистрой, и девушка обмякла в его руках. Осела в сугроб, теряя сознание.

И все что она видела, как он уходит, после того, как облил ее, подтащив к забору.

Она пришла в себя спустя секунды, и в этот раз, Забава увидела Алексея, а с ним и Владимира. Удивленно моргая, она пыталась встать, хотя бы сесть.

— Он там в доме. В доме. С вашей мамой.

Она наблюдала, как пламя занимается по стенам дома, как яркие оранжевые искры летят от одного забора к другому. Как живописное полымя, добираясь до сухого сена в амбарах пожирает его, яростными факелами. Слобода пылала. Мужчины бросились в дома. По занесенным сугробам улицам пробивалась техника скорой помощи, красные пожарные машины, полиция. И слезы катились по ее щекам, мешаясь на подбородке с кровью капающей с разбитого виска. Она рыдала по Слободе. Горело прошлое города, его сокровище, его наследие. И было страшно подумать, что там происходит внутри дома. Их там так долго не было слышно. Когда Забава добрела до двери, в калитку входила бригады врачей и пожарных.

— Внутри дома, — шептала она, цепляясь за старые доски, в попытках сохранить ускользающее сознание. — Там.

Дом пожирал огонь. Она с облегчением увидела, как из дома выходит Владимир с матерью на руках, а за ним Алексей, тащит скрученного Гребенкина.

— Девушка, мне требуется осмотреть вас, — обратился к ней один из медицинских работников.

Забава разглядывала на лице Алексея кровавые ссадины, пока он передавал пьяного Гребенкина полицейским. Скорая с Владимиром и бабой Ларой уехала. Алексей подошел к ней. И она разглядывала его теперь иначе. Он пришел к матери. Вернулся. ИВ внутри забавы что-то защемило от радости. На губах пробилась робкая улыбка.

— Ты все-таки простил.

Пожарные начали проливать пламя водой. Люди помогали, как могли. И огненные искры метались в воздухе в попытках найти новый объект для возгорания.

— Вам нужно в больницу, — сообщил работник, оглядывая Забаву. — Вы с ней?

Спросил он Алексея, что стоял напротив девушки и смотрел на нее, не отрываясь. И в глазах его скользила нежность.

— Она живая? С ней все в порядке?

— Ей стало плохо.

— Она поняла, что это вы?

Алексей покачал головой.

— Поедим вместе.

Пару секунд он смотрел на нее в задумчивости, а затем шагнул к ней, прижал к себе и Забава поняла, что он собирается делать. Он обхватил ее лицо руками, приблизил. Его губы коснулись ее губ. Он целовал нежно, трогательно, ласково. Так, что она не могла не чувствовать его благодарность. Проникновенно он заглянул ей в глаза.

— Я люблю тебя, — произнес совсем тихо, но она поняла, задрожала, и легкий румянец залил ее бледное замерзшее на морозе лицо. Еще не все потеряно. Еще все впереди и все может быть. Ведь кто-то говорил, что нельзя терять надежды.

— Забава.

Она улыбнулась, готова ответить на его чувства. Ощущая, как ее тело переполняется теплом и чувством горячего, нежданного счастья. Но только кивнула. И этого было достаточно.

— Ну, вы едите или как? — осведомился медработник, наблюдавший за ними.

Они сели в скорую, и поехали вслед за вереницей машин. В приемном отделении их встретил Владимир.

— Как она? — по его лицу Забава поняла, что плохо.

Им выдали халаты. Они вошли в реанимацию.

— Ваша мама умирает, — сообщил врач, оставив семью наедине.

Забава соболезнующее посмотрела на Алексея, на Владимира. Алексея трясло, расширились его глаза и опустились плечи. У нее навернулись на глазах слезы.

— Забава, — позвала баба Лара.

Она подошла к ней, тихонько взяла за руку.

— Я здесь, баба Лара, — прошептала, горячо сжимая, негнущееся от старости пальцы, холодные как лед. — И не одна.

Она полуобернулась к Алексею и протянула другую руку.

— Они тут оба, — взяла его руку, и подняла к руке матери, помогая им прикоснуться. Ощутить друг друга.

— Алексей, — голос Забавы дрожал, слезы душили звук. — А это Владимир.

Кажется, старая женщина на секунду лишилась сознания. Замерла. Открыла рот, хватая беззвучно воздух. Руки ее затряслись с дикой силой, так что начало сотрясаться все тело в кровати. Она только вдыхала и выдыхала. По щекам покатились на подушку крупные слезы.

— Алешенька, мальчик, мой. Володенька. Родной.

Забава не смогла сдержать слез, отступила, вытирая их, не в силах справиться с ними. Плача вместе с бабой Ларой и за них всех троих. Пока слепая мать обнимала своих детей. Дыхание застревало в ее груди. Тело оседало, куда-то на вниз. И она наблюдала, как те прощаются с ней, только встретившись, спустя многие годы.

И слов больше не было. А когда прошел момент острых эмоций. Баба Лара позвала ее к себе, и попросила:

— Испеки, как я научила. Доченька. Пусть запах напоминает.

Забава, давилась слезами, обещала. Чувствовалось, как в запястье старой женщины замедляется пульс, останавливается прожитая жизнь, слабеют мышцы.

— Запах хлеба, — прошептала Лара, последние слова в жизни, перестав дышать.

Весна в Омске выдалась бурной, грязной. Такой, что службы города не успевали бороться с потоками слякоти засаривающей ливневки города. И среди этого буйства солнечного света, тающего снега и кучи мусора на отрезке между Куйбышева и Жукова развернулась стройка. Убирались старые погорелые бревна, сносились покосившиеся сараи. Желтые бульдозеры выравнивали землю. Вывозили КамАЗы мусор. Обносили сеткой проект. Стартовал нулевой цикл строительства, за которым последуют подземные и надземные работы, обустройства оснований и заливки бетонных стяжек будущих зданий.

За всем этим движением, буйством техники и людей, смотрели двое. И один из них улыбался шире другого. Вокруг них столпились рабочие.

— Ты точно не жалеешь? — подразнивал старшего брата Владимир.

Алексей улыбался.

— С такими архитекторами, как у нас, нет.

Он видел, как командует новый ГАП и руководит только что народившимся объектом.

— Столько денег. Разоримся, блин, — пошутил Владимир.

К ним подошла улыбающаяся Забава. Ей шел синий строительный комбинезон и теплый жилет. Улыбнулась. В руках она несла две буханки хлеба. Протянула одну Алексею, а другую Владимиру.

— Ну, что готовы?

— Коллеги, — обратился к людям Алексей. — Сегодня мы заложили первый камень. И в нашей компании появилась новая традиция.

Толпа мужиков загомонила ура. И крепкие мужские руки закрутили хлебный мякиш, рассыпая белоснежные крошки на сырую сибирскую землю. Забава тоже крошила. Крошила и думала, о матери Скаловых. О похоронах. О том, как сложилось после.

Алексей передумал реализовывать проект «Русская Зима», тот ушел в архив компании и лег на полку. Вместо него, родилась идея этнографического музея. Полгода Забава собирала исторические данные и старинные дома по всему сибирского округу. Дома свозились, реставрировались, восстанавливались утраченные резные обналичники, эркеры, крыльца. Редкие по фотографиям композиционные приемы прекрасного сибирского зодчества. Усилиями директоров музеев, исторических наук, искусствоведов, художников ряд домов купцов, крестьян, мещан теперь выстроились в прекрасную улицу с двух сторон, в конце которой располагался парк с ярмаркой и новым филиалом краеведческого музея.

А в них внутри будут выставки лучших художников музея, розыгрыши мини спектаклей, интерактивные исторические сценки былой жизни, мастерские и кафе. Проект обещал получиться интересным и необычным.

В процессе создания, Алексей спросил однажды Забаву, как она бы назвала новую образовавшуюся улицу, на что та улыбнулась и ответила не задумываясь: