Мне прежде не приходилось слышать этот голос. Он раздраженно продолжил:

— Было сказано, что в доме только девчонка и пес. Присматривай за дворнягой, пока я обыщу дом. И следи за этим типом, если он вдруг очухается.

Тут послышался голос Мойры:

— Мэтт, детка, кто там был? — Мне нужно было что-то предпринять, но вот уже во второй раз за этот день я был совершенно беспомощен. Почему-то я смутно сознавал, что если пустить все на самотек, то случится нечто ужасное. Но шевельнуться не мог. Попытался предупредить Мойру, но язык словно присох к гортани и не повиновался. Я услышал, как где-то открылась дверь.

— Мэтт, я... — Ее голос вдруг зазвенел. — Кто вы такие, черт возьми? Что вы здесь делаете?

Потом дверь захлопнулась. Послышались быстрые шаги, и чье-то сильное плечо вышибло дверь, прежде чем Мойра успела ее запереть. Короткая возня, потом мужской голос позвал:

— Лу, скорее сюда! Забери у этой твари пистолет, прежде чем она... Ой! Ах ты, сука!

Послышался звук удара и вскрик боли. Лу бросился на выручку, и я остался один. Правда, не совсем один. В комнате возникло нечто. Такое случается в детских кошмарах, когда в дальнем, углу вдруг появляется что-то черное и зловещее, вырастает в размерах, приближается, а ты жмешься в постельке, умирая от страха. И вот это зловещее нечто передо мной, поначалу спокойное, а вот теперь уже мотнувшееся к двери. Я даже хотел крикнуть и предупредить их. В конце концов, несмотря на все прегрешения, они тоже люди, как и я. Но я не смог выдавить ни звука.

Когда оно скрылось за дверью спальни, начался настоящий кошмар, словно в преисподней. Вспомнив, что там осталась Мойра, я рванулся к ней на помощь, скатился с дивана и потерял сознание...

— Мэтт! Мэтт! Очнись!

Я пришел в себя и открыл глаза. Сперва мне показалось, что передо мной две Мойры. Потом они слились в одну, но такую, что и описать трудно. Как будто она только что красила дом и перепачкалась в алой краске. С той лишь разницей, что это была не краска. Я поднатужился и сел, хотя, как мне показалось, голова моя при этом чуть не отлетела.

— Мойра! — пролепетал я. — Деточка моя...

— Да брось ты, — отмахнулась она. — Не пори горячку. Это всего лишь кровь. Не моя, к тому же. Со мной все в порядке.

Приглядевшись, я убедился, что она и в самом деле не пострадала. Тут на меня стал стремительно обрушиваться потолок, и Мойра едва успела меня подхватить.

— Ну, пожалуйста, милый, — взмолилась она. — Ну, постарайся...

— Что я должен постараться? — с трудом выдавил я.

— Пойти в спальню. Он там. Он... — Она всхлипнула. — Он ранен. Он так ужасно ранен! Посмотри, вдруг ты сможешь хоть как-то ему помочь. Пожалуйста, милый, попробуй встать.

Я попробовал встать. И даже встал. Мойра помогла мне доковылять до двери в спальню. И тут у меня в голове внезапно прояснилась. Она даже перестала гудеть, или же я перестал ощущать, как она гудит.

Тот, что лежал возле двери, видно, пытался защититься рукой. Во всяком случае, рука была начисто отхвачена чуть ниже локтя. Потом Шейх устремился прямо к горлу. От горла, скажу я вам, мало что осталось. Второй пытался отстреливаться. Шейх не тратил времени на такие пустяки, как рука или пистолет — он схватил врага за горло, как кролика. Судя по неестественно вывернутой шее, несколько позвонков было сломано. Особенно обследовать и в этом случае было нечего, тем более что между головой и плечами почти ничего не уцелело.

Должен признаться, что я не специалист по изувеченным телам. На нашей тайной войне мы редко имеем дело с последствиями взрыва бомбы или чего-то другого. Так что мне впервые приходилось сталкиваться с настолько кровавой трагедией, в результате чего я не раз и не два заглотнул воздух, пытаясь унять подкатывающую к горлу тошноту. Мойра же совершенно не обращала внимания на разорванные трупы налетчиков.

— Сюда! — позвала она. — Скорее!

Я обогнул кровать. Пес лежал на боку, вытянувшись во всю длину. На него тоже было страшно смотреть: трудно разорвать несколько яремных вен и сонных артерий и при этом не перепачкаться самому. Хотя Мойра успела обтереть его голову влажной тряпкой. Тогда-то она, должно быть, и перемазалась сама. Увидев нас. Шейх попытался приподнять голову. Кончик длинного хвоста задергался. Господи, чего он только не вытворял прежде со своим дурацким хвостом, теперь же впервые завилял им, как порядочный пес. Было видно, что Шейх гордится собой. Он понял, что поступил как надо. И все же он смотрел на нас, ища в наших глазах поддержку: кто знает этих двуногих, вдруг им опять что-то придется не по вкусу.

Мойра присела на корточки и положила длинную серую голову себе на колени. Пасть открылась, и я впервые как следует разглядел и по достоинству оценил мощные вытянутые клыки, способные перегрызть глотку леопарда. Шейх принялся лизать руку Мойры, Я просто стоял и смотрел. Мог ли я как-то извиниться перед отважным животным?

— Спокойно, Шейх, спокойно, — гладила пса Мойра. Потом умоляюще посмотрела на меня. — Ну, что ты думаешь?

Я наклонился и осмотрел его. В него попали по меньшей мере трижды. Первая пуля вошла чуть позади лопатки и проскочила насквозь, должно быть, пока Шейх расправлялся с первым из нападавших. Вторая скользнула по груди, когда он разворачивался, а третья угодила прямо в грудь, и вокруг раны были видны следы ожога — Шейх бросился прямо на дуло пистолета.

— Ну, что? — прошептала Мойра: — Можем мы хоть что-то для него сделать?

Я не видел смысла понапрасну обнадеживать ее.

— Только одно, — ответил я. — Тебе лучше уйти в соседнюю комнату. — Ее глаза негодующе расширились.

— Как, бросить его? За кого ты меня принимаешь? Она наклонилась и почесала пса между ушей.

Шейх не сводил с нее глаз. Мойра заговорила, не гладя на меня:

— Давай же, черт побери! Чего ты ждешь? Скорее, пока он не шевельнулся и не навредил себе еще, больше.

И тогда я это сделал, не спрашивайте — как. Конечно, мне было бы легче, если бы она ушла, но, все-таки я профессионал, так что сработал я быстро и чисто. Мойра еще долго продолжала сидеть, держа на коленях прекрасную собачью голову. Она беспомощно плакала, даже не пытаясь утирать слезы, катившиеся по щекам. Я отправился в ванную, пустил воду из душа, потом вернулся за Мойрой и, силой заставив ее подняться, оттащил в ванную и засунул под душ прямо в трусиках и в лифчике. Чувства чувствами, но с таким же успехом она могла горевать и не глядя на главную жертву военных действий.

Я разыскал в аптечке аспирин и проглотил сразу три таблетки, запив их водой. Через несколько минут из-за матовой стеклянной двери вылетели две мокрые тряпочки, едва не угодив мне в лицо. Если у Мойры; хватило сил их бросить, значит, она выживет, подумал! я. Потом взял губку и вытер следы, оставленные Мойрой на ковре в гостиной. С усыпальницей, еще: совсем недавно служившей спальней, я бы все равной ничего поделать не смог, так что я просто закрыл дверь и вышел.

Когда я вернулся в ванную. Мойра все еще стояла! под душем. Я склонился над раковиной и несколько минут сосредоточенно исправлял недостатки в собственной наружности с помощью мыла и теплой воды.

Бритва бы тоже не помещала, тем более что у Мойры она имелась, но я никак не мог отыскать нового лезвия и в свое время был слишком долго женат, чтобы доверять собственную кожу лезвию, которым женщина бреет себе ноги под мышками. Потом я отправился на кухню, чтобы сварганить что-нибудь на завтрак. Пусть кому-то это может показаться слишком нечутким, но положение стало довольно запутанным, а я не люблю размышлять на голодный желудок. Да и Мойра не будет всю жизнь горевать, так что и ей не вредно заморить червячка.

Стряпая, я заодно поглядывал в газету. Одна колонка была озаглавлена “Радиоактивность унесла две жизни в Лос-Аламосе”. Газета напоминала читателям о недавней кончине сотрудника одной из местных лабораторий и ставила вопрос об обеспечении должной безопасности работы с источниками радиации. Прочитав колонку до конца, я согласился, что смерть от облучения — не лучший способ отправиться на тот свет. С другой стороны, а какой — лучший? От таких мыслей меня оторвал голос Мойры: