Она отложила газеты в сторону и с улыбкой сказала:

– Обед, наконец? Я умираю от голода.

Марсель был серьезный и умный юноша приблизительно Аниного возраста, стройный, с вьющимися волосами и светло-коричневой кожей. В его чертах было достаточно от белого человека, отчего Аня довольно часто спрашивала себя, не является ли его отцом тот человек, у которого ее отец выиграл плантацию. Сама Дениза не распространялась на эту тему, и когда мадам Роза с креольской прямотой спросила ее о том, кто является отцом ее сына, она сказала, что не может назвать его имя. Марсель был отличный слуга, спокойный, знающий и очень верный. Когда ей удавалось согнать с его лица обычное выражение серьезности, то он широко и заразительно улыбался. Никогда он не выказывал, что помнит о тех временах, когда они с Аней детьми бегали и прыгали по галереям дома.

Сегодня его лицо было еще более серьезно, чем обычно, и, кланяясь, он старался не смотреть ей в глаза.

– Извините, мамзель. Обед действительно уже готов, но я не знаю, куда его подавать.

– Не знаешь? Что ты хочешь сказать?

– Я только что ходил в хлопковый сарай с подносом. Мсье Дюральд сказал мне, что туда надо принести и ваш обед. Он не будет есть один.

Она резко поднялась.

– Понятно. Тогда ему придется остаться голодным. Я буду есть в столовой, как всегда.

– Прошу прощения, мамзель. Он сказал еще, что, если вы откажетесь, он будет вынужден поджечь хлопковый сарай.

Аня замерла, на скулах выступил румянец гнева.

– Он что?.. – резко спросила она.

– Я сказал ему, что он пожалеет о своих угрозах, но вы можете не сомневаться в том, что он выполнит.

– Но как… – Она замолчала прежде, чем закончила вопрос. Она вспомнила, что оставила коробку спичек на краешке столика у камина, когда зажигала ночью лампу. Ее дядя Уилл не дотягивался туда, но Равель был выше, его руки были длиннее, и, возможно, он сильнее хотел добиться своего. Наверное, он каким-то образом смог сбросить спички со стола на пол и дотянуться потом до них.

– У него есть спички, – сказал Марсель. – Он мне их показывал.

– Почему же ты не забрал их у него? – взволнованно спросила она.

– Я подумал об этом, но он предупредил меня, чтобы я даже не пытался сделать это. Он сказал, мамзель, что вы должны забрать их сами.

Равель стоял у окна. Благодаря высокому росту он прямо смотрел в окно, в открытую всем ветрам темноту. На фоне темного окна его освещенный профиль выделялся довольно четко. Выражение его лица было задумчиво, и хотя он привел себя в порядок после ухода Ани, воспользовавшись предоставленными ею удобствами, все же он в своей красной фланелевой рубашке и с белой повязкой на голове, едва видной из-под курчавых волос, походил на пирата. Цепь, которой он был прикован к стене, была сейчас вытянута по полу, и ее стальные звенья тускло блестели в свете лампы. Цепь слегка загремела, когда он повернулся на звук открываемой двери.

Он смотрел на Аню, и его черные глаза не упустили ни одной мелочи в ее виде – от сверкающей короны волос и блеска драгоценностей на шее до кружевного края нижней юбки, который был виден, потому что она слегка приподняла над полом свое шелковое полосатое платье. У него на лице появилось выражение теплой признательности, которое быстро сменилось едкой насмешливостью. Он прислонился к стене под окном и сложил руки на груди.

– Восхитительно! Если все это великолепие в мою честь, то я польщен!

– Я не собиралась встречаться с тобой сегодня вечером, как ты прекрасно знаешь, – коротко ответила она. Его дерзость польстила ей. Ее щеки покраснели, губы сжались в тонкую линию, когда она отпустила край платья и сбросила с головы шаль.

– Какое разочарование! У тебя есть еще какие-то гости?

Соблазн солгать, использовать свой долг как хозяйки дома, чтобы избежать этого ужина, был велик, и ей с трудом удалось преодолеть его.

– Совершенно случайно у меня нет гостей.

– Как это удачно для меня! – Он отодвинулся от стены. – Разреши мне предложить тебе стул.

Как только он сделал шаг к ней, она быстро отступила назад.

– Оставайся на месте.

Он остановился. Он понимал, что его утренняя тактика была неверной, и сказал спокойным голосом:

– Если я дал тебе повод остерегаться меня, то прошу прощения.

– Во всяком случае это что-то новое, – сказала она, вскинув голову.

Она была одной из самых желанных женщин, каких он когда-либо видел. Если за прошедшие семь лет были моменты, когда ему удавалось забыть об этом, то сейчас он нисколько в этом не сомневался. Ее губы, грудь, стройная талия манили и соблазняли его. Он желал ее так, как никогда ничего и никого в жизни не желал. Честь была мелочью рядом с этим пожирающим его голодом.

Он опустил глаза и указал жестом на стол.

– Не хочешь ли сесть?

– Я пришла сюда из-за твоей низкой угрозы. У меня нет никакого желания обедать с тобой, даже если бы твое угрожающее предложение было облечено в красиво и вежливо оформленное приглашение.

– Ты должна поесть.

– Не вместе с тобой.

– Ты разбила мне голову, лишила свободы и поставила под сомнение мою честь. Взамен я прошу немногого – твоего общества за столом.

– Я немного иначе смотрю на случившееся.

– Как же?

– Слишком долго объяснять.

– Я никуда не тороплюсь, – ответил он сухо.

– Твой обед уже совершенно остыл. – Аня бросила раздраженный взгляд на накрытые серебряными крышками блюда, расставленные на столе. От них исходил аппетитный аромат. Она почувствовала, что у нее в животе вот-вот заурчит, и быстро отошла от Равеля.

– Не смущайся. Я знаю, что ты сгораешь от желания сообщить мне, какой я подлец, что использовал такие угрозы, чтобы заманить тебя сюда.

Она быстро посмотрела на него через плечо.

– Боюсь, что это принесет мне мало удовлетворения.

– Что же тебя удовлетворит, Аня? – мягко спросил он.

Что-то в тоне его голоса заставило ее вздрогнуть. Она еще дальше отошла от него. В открытых дверях стоял наготове Марсель, ожидая дальнейших распоряжений, с безучастным выражением лица, как у всех хороших слуг. Отпустить его или сказать, чтобы принес сюда ее еду? Оба варианта были для нее одинаково неприемлемы, и она испытала неловкость от своих колебаний, когда Равель уселся за стол и принялся за еду.

Увидев, что она не отвечает, Равель поднял бровь.

– Что случилось? Ты не любишь, когда кто-то другой навязывает тебе свою волю? Тебя беспокоит ощущение, что ты больше не контролируешь полностью ситуацию? Может быть, тебя успокоит, если я дам тебе слово вернуть спички после десерта?

Она повернулась к нему.

– Ты это сделаешь?

На его губах появилась очаровательная, но загадочная улыбка.

– Они уже сыграли свою роль.

Обстоятельства иногда меняют наши планы. Она не собиралась провести тет-а-тет с Равелем Дюральдом, но, возможно, это стоило сделать ради душевного покоя.

Он наблюдал за ее лицом.

– Может быть, ситуация несколько необычна, но почему бы нам не вести себя как цивилизованным людям?

Его предложение было разумным, а строгий тон, которым он его произнес, успокоил Аню, ей показалось, что сказано это было довольно искренне. Хотя она и подумывала сдаться, инстинктивно она еще проявляла осторожность.

– Представь себе, что я дряхлый приятель твоего отца, на которого ты можешь совершенно не обращать внимания и быть с ним лишь вежливой, отвечая на редкие просьбы передать соль.

Такую ситуацию было трудно представить. Да и все это не имело никакого значения. Она проголодалась после работы в саду, и было бы верхом глупости идти на поводу у гордости, гнева или интриг этого человека и заставлять себя испытывать неловкость в собственном доме или отказать себе в обеде. Она коротко кивнула слуге, распорядившись унести остывшую еду и принести новые горячие блюда на двоих.

Как только Марсель ушел, над ними опустилась глухая тишина. Ветер унялся. Ночное безмолвие было угрожающим. Раскаты грома, раньше гремевшие где-то вдали, заметно приблизились.