– Моей матери нет дома, – коротко сказал он. – Она сегодня делает визиты.

– Понимаю. – Аня опустила глаза, боясь, что он заметит в них растущую тревогу, и направилась к кровати, куда положила шляпку и перчатки. – Тогда, может быть, в другой раз.

– Ты могла бы подождать.

– Думаю, что нет. Мне нужно поговорить с мадам Розой и, кроме того, сделать еще множество дел.

Он ничего не ответил. Хотя она подошла к нему вплотную, он не отступил в сторону, чтобы дать ей пройти к двери. Она резко остановилась и с холодностью, которой на самом деле не чувствовала, вопросительно подняла бровь.

Наконец он заговорил:

– Предположим, я скажу тебе: «Не уходи, останься здесь, в безопасности».

– В безопасности?

– Кто-то пытался убить тебя.

– Из-за тебя. – Она хотела обойти его, но он сделал шаг в сторону и снова преградил ей путь.

– Может быть. А может быть, и нет.

Она замерла.

– Что ты хочешь сказать?

Он внимательно всмотрелся в нее.

– Ты уверена, что не знаешь этого сама? Мне представляется, что твой поступок был частью большого плана, а после того как ты сыграла свою роль, то оказалась больше не нужна. Тобой решили пожертвовать.

– Ты не можешь так думать, – сказала она, когда до нее начало доходить высказанное Равелем обвинение. – Ты не можешь думать, что я намеренно увезла тебя в «Бо Рефьюж», чтобы тебя можно было убить!

– Разве?

– Для этого надо быть сумасшедшим!

Его лицо нисколько не смягчилось.

– В этом нет никакого смысла. Если кто-то хотел твоей смерти, то в Новом Орлеане полно убийц.

– Разумная мысль, но факт остается фактом: ты насильно увезла меня в «Бо Рефьюж», и нас чуть было не убили там. Кто бы ни предпринял эту попытку, он может снова повторить ее. Я бы предпочел, чтобы это не увенчалось успехом. Аня не оценила его иронии.

– Я тоже! Выслушай меня, пожалуйста. Никакого плана не было! Я думала, что мне удастся предотвратить дуэль, помешав тебе появиться на месте дуэли вовремя. Вот и все! У меня нет ни малейшего представления о том, откуда явились эти мужчины или почему, и я не имею никакого отношения ни к ним, ни к тем, кто их послал.

– Значит, это было совпадением, что они появились именно в тот конкретный момент?

– Да! – воскликнула она дрожащим от гнева и опасения голосом. Он был таким высоким и широким. За все время, что она знала его, даже когда он впервые обнаружил, что она заковала его в кандалы, она никогда не видела его настолько угрожающим.

– Я не дурак, – мягко сказал он.

– А я не убийца! – Она сделала глубокий вдох, пытаясь овладеть собой. – Лучший способ доказать это – найти тех, кто хотел твоей смерти и выяснить, почему. Стоять здесь и спорить об этом – только тратить время попусту. Если ты, конечно, не знаешь, кто бы это мог быть.

Ответил он уклончиво:

– Было бы лучше, если бы ты осталась здесь до тех пор, пока я не буду убежден.

– Я не могу остаться здесь, это исключено!

Его худое лицо осветилось улыбкой. Он сделал шаг к ней.

– Думаю, ты можешь.

– Если это месть, — сказала она, отступая назад и глядя на него синими глазами, в которых разыгралась буря, – то позволь мне сказать тебе, что я считаю ее слегка избыточной.

– Ты хочешь сказать, что я уже получил свое… удовлетворение? Возможно, я считаю его неполным.

Другой смысл его слов вместе с жарким взглядом, который он неожиданно бросил на нее, нельзя было истолковать иначе. Это шокировало ее, и кровь отхлынула от ее лица.

– Ты хочешь сказать, что ты… ты хочешь меня, несмотря на то, что ты считаешь, что я хотела тебя убить?

– Извращение с моей стороны, не так ли?

– Это безумие! Такое же, как и то, что ты проявил, оставаясь прикованным к стене в «Бо Рефьюж», когда мог спокойно скрыться оттуда. Я думала, что тебя удерживала там твоя честь. Так что же это было на самом деле? Желание отомстить? Удовольствие, которое ты получал от того, что чем дольше ты там оставался, тем больший ущерб наносился моей репутации? Перспектива снова силой овладеть мною?

– Силой, Аня? – хрипло спросил он, беря ее за руку. – Я не использовал силу, да этого и не требовалось. Было только это.

Он притянул ее к себе, вцепившись пальцами в ее руку, и поймал ее губы своим ртом. Его губы были твердыми, обжигающими в своем требовании подчинения. Она попыталась ударить его, но он тут же прижал ее руку, и ей оставалось только изворачиваться. Он отпустил ее теперь прижатую руку и запустил свои пальцы в толстый узел волос у нее на затылке, чтобы не дать ей шевелиться. И все же она пыталась сопротивляться, хотя давление его губ уменьшилось, и они стали с настойчивой, сокрушительной нежностью прикасаться к ее губам.

Ей было пугающе знакомо это ощущение, как где-то глубоко внутри у нее растет жгучее желание. Она не хотела этого, она не уступит этому желанию и не даст Равелю повода с удовлетворением думать о том, что он может разбудить это желание в любой момент. Но она не могла одновременно бороться с ним и с собой. Она замерла, сосредоточившись на подавлении предательских импульсов, и стояла в его объятиях такая же безжизненная и холодная, как статуя.

Он отпустил ее так резко, что она чуть было не упала, вернее, упала бы, если бы он не ухватил ее за локоть. Она прямо дрожала от желания ударить его, но что-то, возможно, то, как он держал ее за локоть, а может быть, выражение его глаз, остановило ее. Они смотрели друг на друга, тяжело и громко дыша в напряженной тишине.

Равель, медленно подавляя желание, сжал свою руку в кулак. Он задумался, знает ли она о том, насколько он был близок к тому, чтобы овладеть ею прямо здесь, на полу. Еще одно слово, еще один вызывающий жест…

Господи, он действительно сумасшедший, она права! Сколькому из того, что он только что наговорил ей, он сам верит? Он и сам этого не знал. Он знал только, что готов сделать все что угодно, лишь бы удержать ее здесь хоть на какое-то время. Все что угодно. И если она возненавидит его за это, пусть! В самой глубине сознания, не признаваемое им самим, но все же манящее, лежало решение этой дилеммы. Однако огласить его было крайне неразумно: это дало бы ей преимущество, которым, он был почти уверен, она не замедлит воспользоваться.

– Если мое присутствие и мое прикосновение для тебя настолько отвратительны, – сказал он напряженным голосом, – то почему ты приходила ко мне в тюрьме? Почему ты не оставила меня там одного?

Ответ, продиктованный гневом, вырвался у нее непроизвольно:

– Потому что мне было тебя жаль!

Нет, она воспользуется преимуществом не колеблясь. Его пальцы сжимались у нее на руке все сильнее, пока она не побледнела, вздрогнув. Он отбросил ее руку, отвернулся и направился к двери.

– У тебя ничего не выйдет! – воскликнула она, делая шаг за ним. – Солон знает, что я здесь.

Он ответил ей через плечо:

– Твой кучер закрыт в конюшне, и твоего экипажа никто не видел.

– Ты глупец, если думаешь, что сможешь скрыть тот факт, что я нахожусь здесь. Через двадцать четыре часа об этом узнает весь город.

Стоя у двери, он повернулся к ней и мрачно сказал:

– А тебе не приходило в голову, Аня, ma chere, что, каким бы я ни был глупцом, это, возможно, и является моей целью?

Дверь закрылась за ним. Послышался скрежет ключа в замке и щелчок.

– Месть – вот к чему он стремился. Он намеревался завершить разрушение ее доброго имени, начатое еще в «Бо Рефьюж». Аня быстро подошла к двери и, зная, что это бесполезно, тем не менее принялась вращать серебряную ручку. Она остановилась. Нет, этого не может быть. Его мать живет здесь вместе с ним и является более чем подходящей дуэньей.

На самом деле визит в его дом к его матери может придать некоторую респектабельность его пребыванию на плантации. Он также послужит причиной для размышлений и сплетен по поводу брака между ними.

Эта мысль показалась ей невыносимой. Но, кроме того, она была также и смешной. Равель никогда не подумает жениться на ней, во всяком случае не после того, что она с ним сделала. Условности мало значили для такого человека. Если она окажется скомпрометированной, он, без сомнения, сочтет, что в этом ее вина, а не его. Конечно, если бы он намеревался совершить этот благородный поступок, он бы уже давно сказал ей об этом.