Лейла холодно кивнула, повернулась и пошла назад по дорожке. А ему оставалось только идти следом, словно нашкодившему коту.

Данте не рассчитывал, что так получится. Он надеялся удивить ее, появившись в коттедже Флетчеров.

Данте много раз повторял то, что хотел ей сказать. Меньше всего он ожидал, что найдет ее среди толпы гостей на веселой вечеринке у соседей.

— Лейла, — закричал один из этих гостей, размахивая рукой, — веди своего друга сюда!

— Черт возьми, ни в коем случае, — опередил ее ответ Данте. — Я проделал этот путь не для того, чтобы трепаться с незнакомыми людьми.

Она кивнула и пошла к гостям извиниться за свой уход. Данте с неприязнью смотрел, как тепло Лейла улыбается чужим людям. Ведь его она встретила настороженно.

Данте понимал, что сам загнал себя в угол. Что он заслуживает любого наказания, какое она назначит. Но вопреки разуму хотел, чтобы она улыбалась ему, была с ним приветлива. Он хотел, чтобы она с нетерпением ждала, когда они останутся одни. Он явился к ней с повинной, а потом, если она позволит, они начнут все с нуля.

Он хотел видеть ее в своей постели, обнаженную и пылающую страстью. Хотел чувствовать под рукой движения еще не родившихся детей. О Боже! Он хотел всего этого так сильно, что не мог ничего ни сделать, ни сказать.

Повесив сумку на перила, он разглядывал ее, отмечая перемены, происшедшие за месяц. Лейла все еще оставалась стройной как тростник. Только живот стал больше.

Возможны ли при таком деликатном телосложении нормальные роды? Что, если малыши крупные, все в него?

Данте отвел взгляд. Пристыженный и испуганный. Испуганный… Слово ударило его, словно кулак в лицо.

— Теперь можем пойти к дому.

Лейла стояла у начала дорожки и ждала его. Ее оживление снова сменилось холодной сдержанностью.

Коттедж был удивительно удобный, но без всякой показухи. Идеальное место для отдыха. Присутствие Лейлы добавляло ему очарования. На камине — кувшин с полевыми цветами. Открытая книжка на софе. Рядом с ней какое-то вязанье. На столе, отделявшем кухню от гостиной, миска с ракушками.

— Ты собираешь? — Он показал на завиток расколотой устричной раковины.

— Да. Я люблю гулять по берегу во время отлива.

— Тебе здесь нравится?

— Пока да.

Ему хотелось, чтобы она помогла ему сказать то, что он должен сказать. Но она предпочла молчание. Придвинула к столу кресло и села, спокойно сложив на коленях руки.

— Да… М-м-м… — Он прокашлялся и разозлился, потому что его душила тревога. — Ты удивляешься, как я узнал, что ты здесь?

— Полагаю, ты позвонил Энтони.

— Не совсем так. Я поехал к нему.

— Ты поехал к нему? — Лейла вытаращила глаза.

— Да. Что тут особенного?

— Неужели?

Ему стало стыдно.

— По правде говоря, это было самое трудное дело за всю мою жизнь, — признался он. — Обращаться с просьбой к мужчине, которого я воспринимал как соперника, тяжело.

— Да, — согласилась она, сохраняя спокойное достоинство. — Могу представить, что это было трудно.

Сам Данте считал, что за такой поступок заслуживает медали. Она же отнеслась к нему как к чему-то вполне естественному.

— Я ждал, что он повозит меня мордой по столу. Ведь я зависел от его снисхождения. Наверно, я именно так бы и поступил на его месте. Но он только очень деликатно спросил, зачем мне понадобилось найти тебя.

— И что ты ответил, Данте?

Взяв себя в руки, он встретил ее напряженный взгляд.

— Я сказал, что нам с тобой необходимо кое-что расставить по местам. Он согласился.

Она погладила ладонью живот. Он нашел этот жест безмерно трогательным и эротичным.

— Это все, о чем вы говорили?

— Не совсем. — Данте проглотил еще один отвратительный обломок гордости. — Когда я уходил, он сказал, что влюбиться в женщину и быть ее любовником легко. Быть ее другом — это требует труда.

— Как похоже на Энтони. Он удивительный человек. — Лейла улыбнулась. На лице мелькнуло очаровательное выражение признательности.

У Данте заныло сердце. Она улыбнулась, но не ему. Пришлось подавить волну ревности, подступившую к горлу.

— М-м-м, да… Мне жаль, что в отношении его я вел себя как осел.

— В тебе, Данте, врожденный дух соперничества. Это такая же неотъемлемая часть тебя, как цвет волос.

— Возможно. Я хотел владеть тобой. Показать миру, что получил женщину, которую не мог завоевать ни один мужчина. И кончил тем, что остался без всего.

— Мы столько напортили и напутали в наших отношениях. — Глаза, невероятно огромные и серьезные, пронзили его насквозь. — Ведь правда?

— Я определенно напортил. Начиная с того, что позволил такому негодяю, как Ньюбери, влиять на мое отношение к тебе. — Данте не мог продолжать, ком встал у него в горле. — Кстати, его больше нет в компании, — взяв себя в руки, продолжил он. — Он приставал к молодой женщине в бухгалтерии. Его поймали на этом и уволили. И не только это. Его прогнала и жена. Наверно, она решила, что лучше быть одной, чем терпеть рядом такого типа. И это подводит меня к тому, ради чего я приехал. Вот что я хочу сказать, Лейла. Ты не обязана выходить за меня замуж. С шантажом покончено. Больше не будет ни ультиматумов, ни приказов.

— Чего же ты хочешь, Данте?

— Помочь тебе. Не потому, что я жду чего-то в ответ. А потому, что я люблю тебя. Если я не могу быть тебе мужем, позволь мне быть хотя бы твоим другом. Я буду любить детей, ведь это наши с тобой дети. К ним перейдет все удивительное, что есть в тебе. И, надеюсь, лучшее, что есть во мне. Так позволь мне это.

Она не ответила. Данте мучительно искал нужные слова.

— Я знаю, мало сказать, что я люблю тебя. Надо доказать это. Я совершил огромный промах. Но если еще не поздно, я хотел бы попытаться все исправить.

— Не только твоя вина в этом, — всхлипнула она и заплакала. В наступавших сумерках ее глаза сверкали, словно глубоководные озера, готовые перелиться через край. — Я тоже виновата.

Данте дал себе слово, что будет держаться от нее на расстоянии. Но она наконец-то была так близко! Он мог коснуться ее. И теперь при виде ее отчаяния уже не мог сдержаться.

— Лейла! — хрипло проговорил он, обнимая ее. —Меньше всего я хотел причинить тебе боль.

Она упала в его объятия и прижалась к нему. Головой уткнулась ему в плечо. «Боже мой, — с горечью думал он, — наши тела так удивительно подходят друг другу, а наши мозги почти с самого начала устраивали бедлам».

— Не плачь, — просил он, гладя ее по волосам.

— Не могу сдержаться, — всхлипывала она, сотрясаясь от рыданий. — Я хотела преподать тебе урок. И теперь мы оба расплачиваемся за это. Я унизила тебя перед всеми, чьим мнением ты дорожишь. Перед твоей семьей, коллегами, друзьями…

— Любимая, мне нужен был такой урок. Я слишком долго жил, постоянно готовый к драке. И за это приходится платить. Гордость и успех не греют человека, если, кроме этого, у него ничего не остается. Если бы я мог повернуть время вспять, я бы вел себя совсем по-иному. Но мне все же хочется хоть немного исправить то, что я натворил.

Он нехотя выпустил ее из объятий, вытащил из сумки коробку и высыпал ее содержимое на стол.

— Никто так высоко не ценит семью, как я, —продолжал Данте. — Фамильным драгоценностям не место в магазине.

— Как ты узнал? — прошептала Лейла. Слезы серебряными бисеринками снова побежали по щекам.

— Я пошел к твоей матери, чтобы заплатить ее кредиторам. Она сказала, что ты уже заплатила. Тогда я припер ее к стенке, и она призналась.

— Данте, я не могу тебе позволить сделать это. Долги моего отца не на твоей совести.

— И не на твоей. — Чтобы снять напряжение, он засмеялся. Но смех прозвучал очень печально. —Если тебе невыносимо принять от меня помощь, считай, что я забочусь о наследстве наших детей.

— Спасибо. — Она опустила голову, показывая, что принимает его предложение.