– Мне лучше подождать, – сказал я.

– До часа дня, – сказала она. – У них только полдня свободных. – Она смотрела мимо меня, на ступени. – Скоро они получат еще полдня свободных, – сказала она. – Будут ли они этим довольны?

Я тронул ее за руку, потому что не знал, что ответить.

– Простите меня, – сказала она, и ее огромные карие глаза снова обратились ко мне. – Я не должна их осуждать, они ни при чем. У меня приготовлен охлажденный чай, не хотите ли?

Я собирался отказаться, но потом подумал, что лучше, если дать ей чем-нибудь занять себя, поэтому сказал:

– Спасибо, я бы выпил. О, можно воспользоваться вашим телефоном? Я хочу позвонить друзьям в мотель.

– Разумеется. Он на кухне.

Я прошел за ней через прихожую на кухню, из окна которой открывался вид на город, спускающийся по склону холма. На стене у окна висел кремово-белый телефонный аппарат, и, пока я звонил, Элис открыла холодильник и достала кувшин чаю и блюдо с кубиками льда.

Я спросил женщину, ответившую мне в офисе мотеля, могу ли я говорить с кем-нибудь из номера 5. Она нехотя сказала “да” и попросила подождать. Я стал ждать, исподволь наблюдая за Элис. Она разбивала в мойке смерзшиеся кубики льда и кидала их в два стакана. Затем ополоснула лицо и вытерла его, рывком оторвав кусок бумажного кухонного полотенца. Лицо ее оставалось все еще более ярким, чем требовало томное изящество ее стиля, но теперь красная припухлость, которая обычно остается на щеках после долгого плача, казалась здоровым румянцем. Затем она вернулась к приготовлению чая.

Тем временем телефонная трубка у меня в руке ожила, и я услышал: “Алло”.

– Алло. Это Пол Стендиш.

– Ну, Пол. Где, черт подери, тебя носит? Я тут же узнал голос.

– Уолтер! Ты свободен!

– Добрый старый Фдетчер, – сказал он. – Читал им свод законов до тех пор, пока они все не заснули, и тогда мы на цыпочках сбежали.

Я чуть ли не расхохотался на радостях, так счастлив был слышать его голос и знать, что он уже на свободе.

– Клянусь Богом, я бесконечно рад! – сказал я. – Я бегал вокруг, как цыпленок с отрезанной головой.

– Придумай фразу, – сказал он и засмеялся. – Я знаю, Флетчер мне все рассказал об этом. Он хочет, чтобы я послал тебя в Вашингтон авиапочтой.

– Послушай, Уолтер...

– Я знаю, знаю, – сказал он. – Я сказал, что хочу, чтобы ты остался, потому что ты был здесь с самого начала. Ты, наверно, хотел бы видеть наш триумф.

– Спрашиваешь!

– Поэтому Флетчер сказал “хорошо”, если я гарантирую, что ты будешь держаться подальше от неприятностей. – Он помолчал, а потом добавил:

– А теперь не знаю, что и сказать. Так и есть, ты снова пустился в бега. Джордж в полном смущении.

– Да ни в какую неприятность я не попал, – сказал я, – и я вернусь вскоре после часа дня. Да, и еще кое-что. Нечто новое. Произошло... – Я умолк, вспомнив, что рядом стоит Элис. Я обернулся и беспомощно посмотрел на нее.

Она ободряюще улыбнулась:

– Все в порядке.

Но все же я запинался, когда рассказывал Уолтеру, что случилось.

– Произошло второе убийство, – сказал я. – Убили одного из рабочих, из тех, кто подписал письмо Гамильтона.

Уолтер прервал меня, забросав вопросами. Я отвечал на них, как мог и как можно короче, потому что это был не слишком подходящий предмет для обсуждения при внучке убитого, которая стояла у меня за спиной, – наконец, когда Уолтер исчерпал свои вопросы и узнал все, что я делал в последнее время, я подтвердил свое обещание вернуться вскоре после часа и повесил трубку.

– Вот ваш чай, – сказала Элис.

– Спасибо.

– Я ничего туда не положила. Хотите сахар или лимон?

– Нет, так замечательно.

– Мы можем поговорить в гостиной? – Она успокоилась и полностью взяла себя в руки.

– Да, – сказал я. – Это было бы замечательно. Мы вернулись в гостиную и сели.

– Боюсь, что пока я не могу говорить о чем-либо серьезном, – сказала она. – Для вас это важно?

– Конечно нет. – Я снова сидел в кресле, она – на диване, но на этот раз в более удобной и непринужденной позе. – Как вам угодно.

– Мне стало лучше после того, как я выплакалась, – сказала она, как бы оправдываясь. – Я думаю, что теперь со мной будет все в порядке. Но мне надо поговорить с вами о некоторых вещах – несколько неожиданных вещах, пока я не начну снова плакать.

– К вашим услугам, – вежливо сказал я.

– Я могу вам помочь, но об этом поговорим позже. В газете написано, что вы из Вашингтона?

Это была несколько неожиданная смена темы, но она меня устраивала.

– Не совсем, – сказал я. – Я там провел всего пару дней перед тем, как приехать сюда. Меня только что приняли на работу в профсоюз.

– Я никогда не была в Вашингтоне, – сказала она, – я вообще нигде не была. Хотите знать, где я действительно мечтаю побывать?

– В Нью-Йорке, – предположил я. Она слегка усмехнулась:

– Нет, я видела Нью-Йорк. Это было... – Она умолкла на середине фразы и с мечтательным видом смотрела куда-то мимо меня.

Я мог бы предположить, что она ездила в Нью-Йорк со своим дедом, а воспоминания, связанные с ним, похоже, были для нее мучительными. Я быстро спросил:

– Тогда где? В Лондоне?

– Нет. – Она с явным усилием заставила себя вернуться к действительности. – Нет, в Лос-Анджелесе. Наверно, это было бы замечательно, там все не такое, как у нас. Даже погода. И рестораны в форме шляпы или птицы. И народ там совсем другой. Вы учились в колледже?

– Я все еще учусь.

– Учитесь?

– Полгода в колледже, полгода работаю. У нас такая система.

– Никогда об этом не слышала. Я хотела поступить в колледж, но не смогла. Мы не могли себе это позволить. Я могла бы поступить в Потсдамский государственный учительский колледж, или что-нибудь в этом роде, и жить дома и ездить на занятия каждое утро, но ведь это совсем не то. Правда ведь?

– Да, наверное, не то.

– Я хотела поехать в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. Я даже храню проспект, который они мне прислали. У них огромный кампус, и круглый год у них лето. Иногда мне хочется поехать на Бермуды. Или в Гавану. Как вы думаете, мы когда-нибудь снова установим с Кубой дружеские отношения?

Я усмехнулся:

– Меня бы это не удивило, учитывая, какие кругом происходят перемены. Через двадцать лет Куба и Россия снова будут нашими друзьями, а Великобритания снова станет нашим врагом. Интернациональная дружба движется по кругу. Если подождать достаточно долго, вы сможете ехать куда захотите или вообще не сможете никуда поехать.

– Я нигде не была, – повторила она. – Мои родители ездили в свой медовый месяц в Монреаль. Вы там когда-нибудь были?

– Да. А вы хотя бы в Буффало ездили?

– Несколько раз. А что?

– Монреаль похож на Буффало, за исключением того, что бары там открыты всю ночь. А на улице Сен-Дени есть ресторан “Корсо”, в котором подают лучшую пиццу в мире.

Ее глаза засияли, и она с интересом подалась вперед.

– Правда? А что еще? Не может быть точно так же, как в Буффало.

– Не может быть, действительно, – подтвердил я. Я чувствовал себя немного по-дурацки, выдавая себя за опытного путешественника, но было ясно, что такой разговор об отдаленных местах шел ей на пользу.

– Поздно ночью на улице Сен-Дени, – сказал я, – такси ездит зигзагом от одной стороны к другой, ища пассажиров. С одной стороны на другую, так они ездят друг за другом, и иногда кажется, что в середине они все столкнутся.

– Вы это придумали! – Она была в восторге.

– Нет, в Монреале совсем отличное от нас представление об автомобилях. Мне кажется, они считают их чем-то вроде швейных машин, только на колесах. Я знал парня – в колледже, – который клялся, что ездил по мосту Жака Картье по крайней правой полосе, – а их на том мосту восемь, – и столкнулся с кем-то нос к носу.

– Теперь я уверена, что вы все выдумали!