Уолтер поручил мне возглавить работы по подновлению и назначил в помощники Джорджа. Мы начали с того, что изрезали на полосы линолеум, скатали их и выбросили. Он не был приклеен, а был просто положен поверх трех-четырех слоев газет. Мы выбросили и линолеум и газеты – они оказались двадцатилетней давности, и я провел большую часть времени на полу, поглощенный чтением заголовков, – а затем мы наняли полотера, который отмыл деревянный пол и натер воском. Пол был старый, рассохшийся, с широкими щелями, забитыми грязью, но любой деревянный пол, тщательно вымытый и покрытый лаком, – приличнее линолеума. К тому же новое покрытие для пола обошлось бы дороже той суммы, которую мог выделить профсоюз.
Но с имитацией кафеля мы ничего не могли поделать. Он был наклеен на стену, и, если бы мы начали его отдирать, осыпалась бы половина штукатурки. Слой краски поверх “кафеля” усугубляет убожество самого “кафеля”, поэтому пришлось оставить все как есть, а верхнюю часть стен мы покрасили в бледно-кремовый цвет. Элис помогала красить стены. Она уволилась с фабрики Макинтайра и теперь считалась нашим секретарем-регистратором. И оператором валика с краской.
Затем предстояла меблировка. Мы с Джорджем сели в “форд” и поехали в Уотертаун, где был большой выбор и больше шансов найти то, что мы хотели. Продавец офисной мебели в Уотертауне продал нам старую деревянную обшивку, которую мы использовали в качестве перегородки, плюс три деревянных письменных стола с креслами и два деревянных шкафа для документов, все подержанное. Два других стола мы купили в магазине в Уиттберге.
Мы так расставили мебель, что она скрывала изъяны. Помещение было двенадцати футов в ширину и тридцати футов в длину. С помощью деревянной обшивки нам удалось перегородить комнату на отсеки. В одном из них поставили стол для Элис с телефоном. Прямо напротив нее Мы поставили шаткий зеленый диван, купленный в лавке старьевщика, там будет приемная или комната ожидания. Диван также заслонил часть труб и “кафельной” облицовки. За спиной Элис на стене красовался огромный четырехцветный рекламный плакат профсоюза. Мускулистый рабочий в стиле фресок эпохи социалистического реализма, сжимающий инструменты в своих могучих руках, уверенно глядел вперед, в то время как более мелкие фигуры, символизирующие Семью, Соседей, Правительство и Рабочий Класс, взирали на него с почтением, снизу и сверху были напечатаны приличествующие случаю лозунги.
В следующем отсеке под люминесцентными лампами стояли четыре письменных стола, стол слева прикрывал еще кусок труб. Желто-коричневые шторы полностью скрывали заднюю стену, уродство которой ни приукрасить, ни скрыть каким-либо иным способом было совершенно невозможно.
Четыре стола были распределены следующим образом: левый передний – для Фила Катца, правый передний (вплотную к столу Элис) – для меня. Левый задний – для мистера Клемента, правый задний – для Уолтера. У Джорджа стола не было. Он где-то раздобыл раскладушку, поставил ее за занавес и проводил большую часть времени на ней в своей обычной полудреме. Наняв какого-то местного адвоката для решения юридических проблем, если они у нас возникнут, мистер Флетчер вернулся в Вашингтон.
Уолтер снял это помещение в ту же пятницу, когда капитулировал Флейш, и мы приступили к работе в тот же день и работали все последующие дни, включая уик-энд.
Во вторник мы открыли свой офис. В стеклянных витринах были развешаны плакаты, и на стене вывеска:
ШТАБ-КВАРТИРА ПРОФСОЮЗА АСИТПКР
Во вторник Уолтер поручил мне новое задание. Я должен был нанять школьников для распространения проспектов и расклейки плакатов. В мои обязанности входило снабжать их материалом, следить, чтобы они добросовестно выполняли порученную им работу, и вести учет расходуемых средств. Это была незатейливая работа, она оставляла мне массу времени, чтобы наслаждаться вернувшимся ко мне душевным покоем. В четверг арестовали Эдварда Петерсена, начальника бухгалтерского отдела фабрики Макинтайра за хищения и убийство. Я прочитал об этом в вечернем выпуске “Путеводной звезды”, сообщение было подписано Сондрой Флейш. Они поймали его банальным и лишенным драматизма способом – на аннулированных чеках. Всеобъемлющая аудиторская проверка всей финансовой системы фабрики Макинтайра показала, что огромное количество аннулированных чеков исчезли. Конечно, это были те, которые выписал для себя Петерсен, фальшивые чеки за сверхурочную работу. Он уничтожал их, как только они возвращались обратно после аннулирования, потому что в случае проверки по этим чекам можно было бы проследить, в каких банках Петерсен получал по ним деньги. Но проверка наступила внезапно, без предупреждения. Аудиторы просто выждали, следя за ежедневной почтой, и в четверг утром три фальшивых чека вернулись обратно, аннулированные в трех различных банках Восточного побережья, один в Нью-Йорк-Сити, один в Колумбии, в Южной Каролине и один в Нью-Хейвене, штат Коннектикут. Быстрая проверка в этих трех банках показала, что в одном из них, в Нью-Йорке, Эдвардом Петерсеном был недавно открыт новый счет, на который начислялись деньги с чеков. По-видимому, Петерсен почувствовал, что близится развязка, и начал переводить свои фонды на счета, с которых он может их быстро снять. По иронии судьбы, те три чека, на которых он попался, были выписаны накануне того дня, когда мы с Элис выкрали бухгалтерские книги.
Все три чека, однако, вызвали разочарование. На всех трех было всего полторы тысячи из сорока пяти тысяч долларов, украденных за последние полтора года. Однако, как сообщила Сондра, полиция уверена, что вскоре выйдет на след остальных денег. Петерсен был взят под стражу.
В тот день, в четверг, меня почти не было в офисе, я проверял школьников, расклеивавших листовки и плакаты на улицах города. Это не заняло бы у меня так много времени, если бы я сам не был в свое время школьником и не понимал, как велико у ребят искушение бросить пачку листовок в урну, доложить, что работа выполнена, получить деньги и отправиться в кино. Поэтому я весь день разъезжал по городу и следил, как мальчишки выполняют порученное им задание.
Когда без двадцати пять я вернулся в офис, Элис уже ушла домой. Это вдвойне меня удивило. Во-первых, ее рабочий день кончался в пять, а во-вторых, всю неделю я возвращался с работы вместе с ней. Она готовила ужин, и мы вместе проводили вечер.
Фил, как обычно, куда-то ушел, Уолтер тоже. Мистер Клемент, нахохлившись как птица, сидел за своим столом и что-то писал. Оказалось, он писал короткие детективное рассказы для журналов – сборников кроссвордов и головоломок – в свободное от работы время. Но с тех пор, как капитулировал Флейш, у мистера Клемента было очень много свободного времени. Он использовал псевдоним Феликс Лейн, в котором будто бы был какой-то скрытый смысл для любителей детективов, но его миленькие детективные рассказы, хотя дьявольски умные, поразили меня своей полной нечитабельностью. Они были написаны на очень правильном английском языке, каждая его фраза могла бы служить примером в учебнике грамматики, читать подобные образцовые фразы подряд было невероятно скучно.
Он писал свои маленькие литературные изыски карандашом, печатными буквами и, когда заканчивал, отсылал какой-то женщине в Вашингтон, которая их перепечатывала.
Я отвлек его, спросив об Элис, и он сказал, что она ушла около двадцати минут тому назад и что Уолтер повез ее домой. Поскольку она уже должна была приехать домой, я подошел к телефону и стал набирать ее номер. В это время возле меня остановился Джордж, только что вылезший из-за занавески. Он стоял, глядя на меня и не говоря ни слова.
Она ответила на второй звонок.
– У меня ужасно разболелась голова, – сказала она, – я мучилась целый день, поэтому в конце концов Уолтер отвез меня домой.
– Я сейчас приеду, – сказал я.
– Нет, не сегодня. Прости меня, Пол, но я чувствую себя ужасно. Я сейчас лягу.
– Ну ладно, увидимся завтра утром.
– Прекрасно.
– Надеюсь, завтра ты будешь себя чувствовать лучше.