Только один сумчатый зверек нравился новой власти — отвратительный сумчатый шнырь. Ты легко его себе представишь — ведь ты так на него похож, когда твоя мама приходит с работы с тяжелой сумкой, а ты тут же кидаешься в ней рыться, любопытствуя, не принесла ли она тебе чего-нибудь. И это вместо того, чтобы самому помочь разложить продукты в холодильнике или просто выгрузить их из сумки!

Сумчатый шнырь — единственный сумчатый зверек, у которого нет сумки. Но он очень о ней мечтает. Поэтому все время шныряет в чужие портфели, авоськи и кейсы, осматривая их и производя там дикий беспорядок. Сумчатые шныри во времена культа личности использовались для обысков. Ты и сам наверняка видел этого зверька. Если ты шел из магазина с булкой и бутылкой кефира, а по возвращении домой не застал в сумке ни булки, ни бутылки — значит, там побывал сумчатый шнырь. Если, конечно, ты сам не слопал это все по дороге.

Так вот, сумчатые шныри были напущены на толстосумов, принялись осматривать и грабить их сумки — и зверьки-труженики стали понемногу покидать обжитые регионы и бежать в далекую Австралию, где, между прочим, засухи, малорослые леса и сплошные австралопитеки. Но аборигены оказались добры к зверькам. Они даже попросили местных кроликов размножаться чуть поменьше, чтобы сумчатым эмигрантам хватило корму. И в гостеприимную Австралию хлынули ежи из Китая, крысы из Венгрии, кенгуру с острова Свободы, где Фидель Кастро приказал их всех переловить… Короче, чуть где революция — так сумчатый зверек тут же плывет в Австралию. Там они все теперь и живут.

Впрочем, не все: некоторые добрались до Америки. В Америке они чувствовали себя в безопасности, но так любили Родину, что упорно воротили нос от всего американского. За что их и прозвали воротилами. И в нашей прессе тут же одна за другой стали появляться злобные статьи о заокеанских воротилах, хотя воротила заокеанский — тот же самый толстосум среднерусский, только теперь он помогает фермеру или продавцу бигмаков. А к коммерции они никакого отношения не имеют, потому что любят труд, а не наживу.

Ты, конечно, спросишь — а нет ли в России сегодня хоть одного толстосума? И наверняка сам себе ответишь: есть. Вон они, кишмя кишат. Их все зовут толстосумами. О, какое заблуждение, маленький друг! Ведь слово «толстосум» за годы советской власти стало ругательным! И те, кого сегодня так зовут, — никакие не толстосумы, а самые обыкновенные карманники!

Мы, конечно, расскажем тебе про зверька-карманника, если только нам самим не будет скучно или противно. То, что он выдает за сумку, — не более чем карман, набитый всякой блестящей всячиной. Зверь-карманник сует к себе в карман все, что плохо лежит. А плохо лежит, по его мнению, все, что лежит не у него в кармане. Ему кто-то вбил в голову, что только у него в кармане деньги и ценности чувствуют себя хорошо.

Отличить его от толстосума очень просто. Во-первых, он никогда не работает. Во-вторых, никогда и ни за что не позволит отобрать у него карман. В-третьих, карманник отвратительно пахнет и, чтобы заглушить этот запах, обильно поливает себя одеколоном, который тоже где-то плохо лежал. И наконец, у карманника иначе устроены лапки. Два пальца на них всегда отогнуты, и он ими делает вот так… (см. иллюстрацию)[1]. Если хочешь увидеть карманника — выйди на любую улицу и положи на нее что-нибудь, чтобы плохо лежало. Он тут же прибежит, благоухая пальцами!

А если хочешь посмотреть на толстосума среднерусского — езжай, маленький дружок, в Австралию. Правда, толстосум теперь уже называется австралийским, но земляков помнит, и если ты привезешь ему немного березовой коры на память о Родине, он с охотой съест этот сувенир. Они очень любят березы, потому что когда-то ими питались. Но теперь едят эвкалипты, и ничего.

Вонюкла

Дорогой далекий друг! Зверь, о котором мы сегодня расскажем, живет только в верхних эшелонах власти. Это значит — на самом-самом верху, под столом у Самого Главного. Этот зверь служит своеобразным тестом — может человек руководить или нет. А называется он исконно по-русски — вонюкла.

Первую вонюклу описали в 1557 году, вскоре после того, как Иван Грозный взял Казань. Тогда ко двору государя прибыл неизвестный охотник и сказал, что поймал небывалого зверя, теперь вот несет его в подарок царю. Впрочем, послушаем лучше летописца.

«И внесе зверя мала, хитра, льстива, цветом красно-бура, смрад же бе от зверя таков, что стольничьи и постельничьи носы позатыкаша и бегом из тех покоев убегоша. Царь един стоял недвижен и зверя лаская рек: что за диво ты принес, детинушка? Детинушка ему: царь, не вели казнить, тот зверь велми непрост есть. Кому власть дана великая, тот смрада не познаху, кто же рожден пресмыкатися, тот нос от зверя воротит и знать его не хотит. Царь его награди, зверя же при себе остави, и оттого смрад стоял в покоях яко в месте нужном».

Неизвестно, придумал ли эту версию перепуганный охотник в последний момент или с самого начала как-то сообразил, что вонюкла — универсальный тест на волю к власти. Но с шестнадцатого века вонюкла становится непременным атрибутом сначала царской, а потом и советской верхушки: только тот, кто не чувствует резкого зловония, исходящего из-под хвоста зверька, способен руководить страной и твердо вести ее корабль сквозь исторические бури.

Самое интересное, что как только правитель почувствует, что унюхал вонюклу, все у него начинает валиться из рук, и власть в стране летит в тартарары. Приведем несколько примеров, которые тебе наверняка будет полезно усвоить. В принципе это очень добрый, ласковый зверек, который пахнет без всякой видимой причины. Ароматизировать его и отшибать запах бесполезно: даже если полить зверька сильнейшим дезодорантом «Хвойный», ощущение будет, что кто-то навонял под елкой. Сама же вонюкла больше всего похожа на мускусную крысу, то есть ондатру. Только пахнет от нее не мускусом.

Любимая вонюкла была и у Александра I, известного своим либерализмом. Эта вонюкла наряду с другими атрибутами власти досталась ему сразу после дворцового переворота, во время которого был убит его отец, Павел I. Зверьки живут очень долго, поскольку условия им создаются идеальные — разводят их в основном при дворе или в Большом Кремлевском дворце, в специальном питомнике, в обстановке строгой секретности, и откармливают пищей с царского или президентского стола. При таких условиях что ж не жить долго! Этак и мы бы лет по сто прожили! А если при этом еще и воняй не хочу — редкий интеллигент отказался бы!

И вот Александр I взял любимую вонюклу с собой в Таганрог, куда выехал по государственным делам. Надо сказать, что в 1825 году его уже всерьез терзали угрызения совести, не давал покоя призрак отца, убитого с его согласия, и даже на донос о тайном обществе он отозвался с поразительной пассивностью — доносчика наградил, но мер никаких не принял. Придворные глухо роптали.

Сохранилось письмо графа Аракчеева:

«Царь в последнее время задумчив, грустен, не по летам слаб и одышлив, говорит об том, что предал дела своей младости, да и во младости вел себя распутно и трусливо. Того и гляди вонюклу унюхает, как говорят при дворе, а кто вонюклу унюхает, тому власти не удержать — или быть погибели всей империи нашей».

И впрямь, при дворе поговаривали, что недалеко царю до унюха — так называлось на придворном жаргоне внезапное прозрение о преступной природе власти.

И вот в начале декабря 1825 года, в Таганроге, Александр I среди ночи разбудил своего любимого слугу, Никиту, который всегда подавал царю одеваться. «Унюхал, Никитушка! — кричал царь, и гримаса омерзения и ужаса искажала его лицо. — Унюхал! Уйти мне надобно, не то погублю Россию!».

Мольбы ближних и уверения челяди ничего не изменили: царь стремительно переоделся в рубище и скрылся. Пришлось придумать версию о его внезапной смерти, ибо истинной причины смены власти народу сообщать было нельзя. Александр I превратился в старца Феодора Кузьмича, а в России стали думать: кому присягать — Константину или Николаю? Дело решила вонюкла. Константин только раз, ненадолго приехав из Варшавы, где служил в войсках и блистал храбростью, зашел в Зимний дворец — это было еще при Александре — и тут же с ужасом выбежал. «Что у вас тут, ведра не выносят, что ли?!» — воскликнул он с солдатскою прямотой. Николай же с детства обожал играть с вонюклой, не только не чувствуя запаха, но уверяя, что от зверька приятно пахнет ружейной смазкою, столь любезной его сердцу. В результате сильный царь провластвовал ровно тридцать лет и даже после поражения в Крымской войне так ничего и не унюхал.

вернуться

1

Иллюстрация исключена из этого издания по педагогическим соображениям. — Ред.