И чем больше происходило неурядиц и безобразий, тем больше виноват был зверек, и тем больше его отстреливали. Скажем, крушение поезда объясняли тем, что через рельсы перед самым паровозом перебежал толстый наглый стрелочник. А в русско-японской войне Россия терпела поражение за поражением, потому что масса особенно расплодившихся стрелочников изгрызала солдатские портянки, портила продовольствие, проникала на корабли, где подливала воды в порох и подсыпала толченый камень в смазочное масло.

Стрелочники съедали урожаи на полях. Стрелочники пожирали фураж, предназначенный для кавалерийских лошадей в Первую мировую войну. Стрелочники пробирались в митингующую толпу и выкрикивали провокационные лозунги, чтобы устроить как можно больше свалки и стрельбы, — видимо, с целью извести побольше народу: пусть стреляют друг в друга, а не ходят облавами на стрелочников.

А начало двадцатого века в России было особенно бурным и беспорядочным, и на стрелочника стали списывать не только битую посуду, краденые простыни и съеденных кур, но и саботаж, диверсии и хищения в особо крупных размерах. Так что где-то к тридцатым годам нашего века стрелочника практически полностью уничтожили, и осталось всего несколько особей.

Зверьки к тому времени перешли на грибы и ягоды, научились вести себя тише воды и ниже травы, перестали есть мясо и обходили любое человеческое жилье за версту, но это не помогало: их по-прежнему виноватили во всем подряд. Однако объяснить все безобразия в стране злым умыслом двух десятков чудом уцелевших зверьков было нельзя, так что люди, верные своей привычке искать виноватого, принялись находить замаскированных стрелочников среди своих друзей и знакомых. Все хорошо знают, чем это кончилось.

Если перебить слишком много стрелочников, дело всегда кончается тем, что их заменяют людьми. Есть даже целые народы-стрелочники, которым приписывают всевозможные злодеяния. Иногда им припоминают какие-нибудь события многотысячелетней давности, иногда сочиняют для них особый национальный характер, который бы объяснял уму непостижимые злодейства… Иногда вспоминают, что государство и в самом деле вело себя не особенно хорошо. И пусть даже сейчас оно перешло на грибы и ягоды, оно все равно виновато. Хотя переход на грибы и ягоды тоже может быть отвлекающим маневром коварного стрелочника, который изо всех сил хочет показать, что он хороший и миролюбивый.

Главное, чтобы было на кого свалить. Ты ведь не хочешь быть виноватым? Правильно. И никто не хочет. Так пусть виноватым будет стрелочник. Или страна-стрелочник. Или народ-стрелочник. Или начальник-стрелочник. Или целая партийная группировка стрелочников. Или один-единственный вице-премьер, чей окрас, повадки и поступки заставляют каждого человека, озабоченного поиском виновных, заподозрить в данном вице-премьере тайного стрелочника и потребовать лицензии на отлов и обезвреживание.

В начале шестидесятых годов Советское правительство всерьез озаботилось восстановлением поголовья вымирающих стрелочников, так как не хотело само неожиданно оказаться в их роли. Стрелочника срочно занесли в Красную книгу исчезающих видов, построили специальные заповедники и питомники, стали разводить. В результате к 1975 году поголовье восстановилось до уровня 1913 года, однако с началом перестройки стало снова сокращаться угрожающими темпами.

Мы уже заметили, что во времена беспорядков всегда ищут виновных и находят стрелочников, потому что стрелочника найти легче, чем виноватого. Потребность в стрелочниках оказалась слишком велика; кроме того, их стали тайком переправлять за рубеж, продавая там за валюту. А питомники и заповедники перестали финансировать, так что их персонал поувольнялся и подался в челноки, стрелочники частично вымерли от бескормицы, а частично разбежались, и поэтому численность стрелочников снова сократилась до критического уровня.

В настоящее время живой дееспособный стрелочник стал фигурой почти мифической: его невозможно отыскать, поймать и уж тем более свалить на него все грехи. Поэтому, если что-то случается, стрелочником оказывается самый ближний, самый рыжий, с самым хитрым блеском в глазах. Самый стоящий в сторонке или самый стоящий на виду. Самый чумазый или самый незапачканный. Но совсем не обязательно самый виноватый, потому что чаще всего виноватых нет.

Недавно одна московская газета сообщила, что в условиях сурового дефицита стрелочников жители некоторых таежных поселков вернулись к древнему обряду, в котором фигурирует козел отпущения: на козла символически возлагают все грехи, а потом убивают. Другие села поддержали этот славный почин, так что можно ожидать, что вскоре роль стрелочников станут повсеместно исполнять козлы. Козлов, кажется, пока отыскать легче.

Зверь хандрюк

Милый дружок! Сядь, если ты стоишь, и ляг, если ты сидишь. Остановись, если ты бегаешь, и приземлись, если прыгаешь. Отпусти кота: он тоже имеет право на отдых. Не кроши пряник в постель и вообще хватит безобразничать. Пора навострить ушки и слушать сказочку.

Лучше, если ты спрячешься под одеяло и будешь внимать оттуда, потому что сегодняшняя сказка будет страшной и неприятной. В ней рассказывается про страшного и неприятного зверька. Ты уже начал дрожать? Или ты хочешь сказать, что ты ужасно храбрый? Ну-ну. Посмотрим.

Вспомни, дружок, как тяжко бывает вставать по утрам, вылезать на холод из теплой постели, особенно если у мамы плохое настроение и она, чтобы разбудить, тянет тебя за ногу или поливает холодной мокрой водой. А после надо одеваться и выходить на улицу, где висит тяжелое осеннее небо, машины брызгаются черной водой, а под ногами разъезжаются жидкая грязь и прелые листья. Ветер сбивает с ног и забирается под капюшон, а мама напялила на тебя противную шапку и кусачий шарф. И в школе караулят большие мальчишки, а учительница не в духе и устраивает в классе террор, так что все прижимают ушки и стараются слиться цветом с партами или горшками на подоконнике. На научном языке это называется мимикрировать. В этот день все особенно плохо, и ты обязательно набьешь себе шишку, распорешь штаны на колене и потеряешь сменную обувь. А дома тебя непременно отругают за то, другое и третье, потому что сами набили себе шишек, порвали дорогие колготки и потеряли какую-нибудь документацию. И начальник был не в духе, а слиться цветом с фикусом в приемной не удалось.

Весь несчастный, несправедливо отруганный, оскорбленный и униженный, пойдешь ты уединенно плакать в свой сиротливый уголок. Но погоди реветь. Загляни под кровать. Пошарь там рукой. И ты обязательно найдешь в пыли, среди обломков игрушек, одиноких носков и огрызков булочек…

ЗВЕРЬКА-УБИЙЦУ!

Он называется хандрюк и всегда случается рядом в такие дни. На ощупь он напоминает осклизлый, заплесневелый носок, не видавший стирки много месяцев. По запаху тоже. Отличить от носка его можно только по глазам: они жадно горят в темноте. Хандрюк всегда живет там, где темно, сыро и нехорошо, и ученые до сих пор спорят: он ли создает вокруг себя неуют и тревогу, или же это неуют и тревога притягивают его к себе.

В природе хандрюки живут стаями. Они выбирают самые гнусные, заболоченные, грязные места и загаживают их еще больше, поскольку очень неаккуратны и совершенно не заботятся о том, чтобы не какать и не швырять объедки там, где сами же едят или спят.

Когда в места их обитания забредает случайный зверь, он неминуемо сбивается с дороги, пугается и отчаивается. На запах страха, тоски и отчаянья хандрюки стекаются так же быстро, как мухи на кусок подтухающего мяса. Они набрасываются на ошалевшее животное и парализуют его, впрыскивая ему в кровь своими хоботками особое вещество, вызывающее апатию и нежелание жить.

Жертва хандрюка теряет способность думать, понимать и что-либо делать. Она понуро бредет, не разбирая дороги, пока где-нибудь не свалится. Она будет там лежать и размышлять, что жизнь напрасна и отвратительна, все бессмысленно, жить незачем, сил нет и все плохо. А хандрюки тем временем будут пить ее кровь, а если очень голодны, то и объедят до белых косточек. Поэтому там, где есть хандрюки, никто не живет. Они истребляют все живое — от мух до человека — и превращают местность в мертвую зону, где гниют останки съеденных существ, блуждают болотные огни, ржавеет брошенная людьми техника и торчат черные палки, когда-то бывшие деревьями.