В середине августа командир нашего полка полковник Александр Евгеньевич Голованов был назначен командиром 81-й авиадивизии. Мы тепло простились с ним. Командиром полка стал бывший заместитель Голованова по летной подготовке майор В. П. Филиппов. Могучего сложения, добродушный, он был известен в полку как отважный летчик. Над Березиной его самолет сбили «мессеры». Покидая горящую машину последним, он выпрыгнул на высоте всего пятьдесят метров, раскрыл парашют методом срыва и приземлился благополучно. Он отлично знал боевые качества всех экипажей, относился к летчикам, прибывшим из ГВФ, с уважением, считался с нашим мнением, учитывал его в летных делах. Филиппов служил в полку с начала его формирования, все традиции и порядки сложились при нем, поэтому в жизни и боевой деятельности полка особых изменений не произошло.

С неменьшим напряжением, чем летчики, трудился наш технический состав. Не было случая, чтобы по вине инженерной службы полка, которую возглавлял военинженер 3-го ранга Михаил Сергеевич Петренко, произошел отказ в работе двигателей, каких-либо агрегатов или специального оборудования. День и ночь, по нескольку суток, не зная ни сна, ни отдыха, работали инженеры и техники, добиваясь, чтобы самолеты всегда находились в боевой готовности. Вылетая на боевое задание, мы не сомневались, что материальная часть нас не подведет. Спасибо вам, скромные наши боевые товарищи!

Сложившаяся к концу августа тяжелая обстановка на московском направлении потребовала перенесения всей тяжести бомбардировочных ударов на танковые группировки противника. Мы летали на Духовщину, Шестку, Рославль, где сосредоточивались части 3-й и 4-и танковых групп гитлеровцев, летали ночью и днем. Особенно успешно работали на «пешках» Володя Шульгин и Сергей Фоканов. Они освоили бомбометание с пикирования, и счет уничтоженных ими танков и автомашин противника все возрастал.

Но объектов врага, которые нужно было бомбить, было много, а авиации — мало, и нам по-прежнему приходилось действовать небольшими группами. Несмотря на нашу малочисленность, мы наносили чувствительные удары по врагу.

В начале второй половины августа трем экипажам — Валентина Иванова, Романа Тюленева и моему — было приказано уничтожить штаб крупного танкового соединения противника, который находился на юго-восточной окраине города Рославль. Экипаж Валентина Иванова точно вышел на цель и очень удачно отбомбился. Сброшенные им бомбы с термитными шашками создали несколько пожаров, которые облегчили нам прицеливание. Противовоздушными средствами Рославль прикрыт был слабо, лучи двух-трех прожекторов робко искали нас в небе, одна-две батареи малокалиберной зенитной артиллерии вели беспорядочный огонь. За свою беспечность немцы дорого поплатились. С нескольких заходов мы прицельно отбомбились и ушли к себе на аэродром.

Утром начальник разведотдела полка капитан Таланин поздравил нас с успехом. По данным разведки, стараниями наших штурманов Константина Токарева, Андрея Квасова и Валентина Перепелицына были уничтожены штаб, мощная армейская радиостанция, штабные автомашины и обслуживающий персонал.

Не менее успешно действовали и остальные группы, бомбившие другие объекты.

Но и гитлеровцы не оставляли вас в покое. После атак немецкими истребителями-разведчиками нашего аэродрома под Мценском мы перебазировались на полевой аэродром в Егорьевск. И там нас бомбят; перебазируемся в Ярославль, а оттуда в Гаврилов-Ям. Затем из-за сложившейся на фронте обстановки, полку приказали перелететь в Елец. Перед вылетом наш стрелок-радист сержант Ермаков допустил оплошность — не законтрил замок колпака турельной установки. На взлете мощным воздушным потоком мгновенно сорвало колпак и ударило им по килю хвостового оперения. Часть киля и руль поворота срезало как ножом, самолет затрясся. Плавным разворотом — «блинчиком» захожу на аэродром и приземляюсь. Виновник стоит передо мной бледный и растерянный: сразу признал свою вину и не оправдывается. Честный парень, такого и ругать не хочется…

Остаемся на ремонт в Гаврилов-Яме и застреваем там на целых две недели. Борис Ермаков искупал свою вину всем, чем мог, помогал бригаде в ремонте самолета, да и мы сложа руки не сидели, но работа двигалась медленно. В Гаврилов-Яме остались мы не одни — из-за болезни командира корабля Михаила Котырева с нами остался и его экипаж. После ремонта нашего самолета и выздоровления Котырева оба наших экипажа временно подчинили другому соединению.

Говорят, плохо живется в семье пасынкам. Не знаю, как в семье, а пасынком в чужом полку мне довелось быть. Прямо скажу — незавидная жизнь у нас была в этом соединении. Его командир посылал «чужих» в самые трудные полеты. Каких только боевых задач не приходилось нам выполнять. В течение нескольких дней в безоблачную погоду, днем, без прикрытия истребителями наш экипаж вел разведку немецких аэродромов в глубоком тылу противника, наблюдал за железнодорожными перевозками; в этих длительных полетах на нас не раз нападали истребители противника, от которых мы отбивались как могли.

В один из первых дней нашему экипажу приказали произвести разведку аэродромов в Андреаполе, Великих Луках, Пскове, Луге, Дно и Старой Руссе и установить количество и типы базирующихся на них самолетов. Помимо этого, мы должны были пролететь над железной дорогой от Пскова до Красногвардейска, выйти на железнодорожную магистраль Ленинград — Дно, пролететь над ней, сосчитать на обеих железных дорогах все поезда, определить интенсивность их движения.

Когда со штурманом Перепелицыным мы проложили на карте маршрут, то оказалось, что нам предстоит пролететь за линией фронта на глазах у противника около тысячи километров, побывать на шести аэродромах, где нас, безусловно, встретят не только зенитки, но и истребители.

Вот тогда только мы поняли, какое трудное задание получили.

И синоптики в своих прогнозах плохой погоды не давали. Мощный антициклон, спустившийся с северных широт, распространялся на Прибалтику и Ленинградскую область и принес с собой устойчивую безоблачную погоду. Настроение у некоторых членов экипажа пошло на «пасмурно», да и у меня на сердце было неспокойно.

А хорошее настроение — залог успеха в бою.

— Не вешать нос, ребята, — сказал я, — мы с вами не птенцы, не в одной переделке побывали. Нужно как следует подумать, как лучше выполнить задание, и тщательнее подготовиться к полету.

— Действовать надо внезапно, — сказал Перепелицын, — чтобы у противника не было времени оповестить истребителей. Вот как это сделать в хорошую погоду — ума не приложу.

— Хоть и не совсем надежный, но выход есть. Сразу же за линией фронта снизимся и весь маршрут пройдем на бреющем. Попробуем убить двух зайцев: снизим до минимума возможность наблюдательных постов следить за нами и не дадим истребителям нападать на нас снизу. Машина наша закамуфлирована, на фоне земли отыскать ее не просто. Правда, в полете на малой высоте мы рискуем быть случайно подбитыми зенитной артиллерией, но надо выбирать наименьшее зло.

Все члены экипажа согласились со мной.

— Сейчас всем троим хорошо подготовить пулеметы, взять с собой по дополнительному боекомплекту. В полете смотреть в оба, даже за меня. На бреющем мне отвлекаться нельзя. В бою беречь патроны…

Под самолетом озеро Селигер. Впереди, намного ниже нас серо-бурые шапки разрывов зенитных снарядов. В небе ни единого облачка. Перевожу самолет на снижение, на большой скорости устремляемся к земле. Десять минут полета, и под нами Андреапольский аэродром, на нем два десятка одномоторных самолетов, в основном пикирующие Ю-87. Противника застали врасплох: зенитки не успели сделать ни одного выстрела, а мы уже за пределами аэродрома. Делаю ложный маневр, разворачиваюсь влево и минуты две лечу в направлении к линии фронта. Пусть немцы думают, что мы возвращаемся.

Делаю разворот на 180 градусов, и над самыми макушками деревьев огромного лесного массива летим на запад, к Великим Лукам. После первой удачи напряжение немного спадает, но тревожная мысль: как встретят нас на втором аэродроме? — не покидает. Впереди вижу схождение двух дорог, резко разворачиваюсь вправо, пересекаем железную дорогу и некоторое время летим на север, затем снова становимся на западный курс.