Уинсам не пришел к началу пьянки и не появился в течение всей ночи. И в последующие вечера не давал о себе знать. Днем у него произошла очередная стычка с Мафией, поскольку он слушал в гостиной записи группы МакКлинтика Сферы, а Мафия в это время пыталась творить в спальне.
– Если бы ты хоть раз попробовал творить, – верещала Мафия, – вместо того чтобы жить творениями других, ты бы меня понял.
– Да кто тут творит? – огрызнулся Уинсам. – Твой редактор, твой издатель? Где бы ты была без них, детка? Нигде.
– Нигде, то есть рядом с тобой, дорогуша. – Уинсам сдался и оставил ее вопить на кота. По дороге к выходу ему пришлось переступить через три бесчувственных тела. Который тут Хряк Бодайн? Все были укрыты одеялами. Старый и дешевый трюк вроде игры в наперстки. А впрочем, какая разница? Она все равно найдет себе компанию.
Уинсам двинулся в центр и через некоторое время забрел в «Ноту-V». Столики были сдвинуты, бармен смотрел по телевизору бейсбольный матч. Два жирных сиамских котенка играли на рояле: один скакал по клавишам, а другой забрался внутрь и драл когтями струны. Получалось так себе.
– Рун.
– Старик, мне надо изменить судьбу. Нет-нет, твоя расовая принадлежность тут ни при чем.
– Разведись. – МакКлинтик, похоже, был не в духе. – Рун, поехали в Ленокс. Я не могу терять уик-энд. О неприятностях твоих женщин слушать не желаю. У меня самого этих проблем хватит на двоих.
– Я не против. Приятная местность. Зеленые холмы. Славные люди.
– Поехали. Там есть одна малышка, которую я хочу увезти из города, пока она от жары не съехала с катушек. А то и того хуже.
Им потребовалось некоторое время на обсуждение. До захода солнца они пили пиво, затем заехали к Уинсаму, где сменили «триумф» на черный «бьюик».
– Он смахивает на служебную машину Мафии, – заметил МакКлинтик, – Ух.
– Ха-ха, – отреагировал Уинсам.
Они продолжили путешествие ночью, долго катили вдоль побережья Гудзона и наконец свернули направо в Гарлем, где начали продвижение к дому Матильды Уинтроп, останавливаясь у каждого бара.
Вскоре они стали спорить, как студенты, кто из них более пьян, притягивая к себе враждебные взгляды, вызванные не столько цветом кожи, сколько неискоренимым консерватизмом окраинных баров, где степень мужественности не определяется количеством выпитого.
К дому Матильды они приехали уже сильно за полночь. Почтенная леди, услышав южный акцент Уинсама, говорила исключительно с МакКлинтиком. Спустилась Руби, и МакКлинтик ее представил.
Наверху загремело, раздались крики и грудной смех. Матильда с воплями выбежала из комнаты.
– Сильвия, подружка Руби, сегодня занята, – удрученно сказал МакКлинтик.
Уинсам был очарователен.
– Не берите в голову, мои юные друзья, – успокоил он. – Дядя Руни отвезет вас куда только пожелаете, не станет подглядывать в зеркало заднего вида, будет просто добрым старым шофером.
После этого МакКлинтик расцвел. Руби напряженно-вежливо держала его за руку. Уинсам видел, что МакКлинтику не терпится выбраться за город.
Наверху опять загремело, на этот раз даже громче.
– МакКлинтик, – заорала Матильда.
– Придется пойти и кого-нибудь вышибить, – объяснил МакКлинтик Руни. – Вернусь через пять минут.
Руни и Руби остались одни в гостиной.
– Мы могли бы прихватить с собой одну мою знакомую, – сказал Уинсам. – Кажется, ее зовут Рэйчел Оулгласс, она живет на Сто двенадцатой улице.
Руби принялась возиться с застежкой сумочки.
– Вряд ли твоей жене это понравится. Лучше мы с МакКлинтиком возьмем «триумф» и поедем сами. Незачем тебе вникать в наши дела.
– Моя жена, – мгновенно рассвирепел Уинсам, – долбаная фашистка. Тебе ли об этом не знать.
– Но если ты возьмешь Рэйчел…
– Я просто хочу поехать куда-нибудь за город, подальше от Нью-Йорка, туда, где сбываются все ожидания. Разве нет таких мест? Ты еще совсем молода. А у детей все именно так и происходит, разве нет?
– Я уже далеко не ребенок, – прошептала она. – Ради Бога, Руни, перестань.
– Детка, если этого нет в Леноксе, значит, будет где-нибудь в другом месте. Где-нибудь дальше на восток, на озере Уолден [243], ха-ха. Хотя нет. Нет, теперь там общественный пляж, где сидят всякие бостонские жлобы, которые с радостью поехали бы на Ривер-Бич, если бы толпа точно таких же жлобов оставила им хоть немного места; а так эти жлобы садят на камнях вокруг Уолдена, рыгают, пьют пиво, которое им удалось протащить мимо охранников, пялятся на молоденьких девочек и ненавидят своих жен вкупе с вонючими детишками, которые тайком писают в воду. Тогда где же? Где найти такое место в Массачусетсе? Или даже во всей стране?
– Сиди дома.
– Нет. Надо же посмотреть на этот поганый Ленокс.
– Ты слышала, детка, – мягко запела Руби с рассеянным видом, – ты знала о том, что в Леноксе нет наркоты…
– Как ты это сделала?
– Жженой пробкой, – ответила она. – Как певцы, которые на концертах косят под негров.
– Врешь. – Уинсам отошел в другой конец комнаты. – Ты вообще ничем не пользовалась. Нужды не было. Ты вообще обошлась без грима. Знаешь, Мафия полагает, что ты немка. Я считал, что ты пуэрториканка, пока Рэйчел меня не просветила. Как так получается, что каждый видит в тебе то, что хочет видеть? Это защитная окраска?
– Слушай, Руни, – сказала Паола, – я много об этом читала и выяснила, что о мальтийцах никто толком ничего не знает. Мы сами считаем себя чистой расой, а европейцы причисляют нас к семитам, хамитам, потомкам смешанных браков североафриканцев или турков и еще Бог знает к кому. Но здесь, для МакКлинтика и всех прочих, я негритянка по имени Руби. – Уинсам фыркнул. – Будь другом, не выдавай меня – ни им, ни ему.
– Я никому не скажу, Паола. – Тут вернулся МакКлинтик. – Ладно, ребятки, вы не против заехать за моей подружкой?
– За Рэйчел? – разулыбался МакКлинтик, – Славное дело.
Паола совсем сникла.
– Представляю, какой пикник мы вчетвером устроим за городом. – Это говорилось для Паолы; Уинсам окосел и уже не следил за собой. – Это будет нечто новое, свежее и чистое.
– Пожалуй, вести буду я, – решил МакКлинтик. Таким образом ему удастся сосредоточиться и немного прийти в себя, а за городом дело пойдет легче. Тем паче что Руни совсем пьян. Даже больше, чем кажется.
– Веди, – устало согласился Уинсам. Господи, только бы она была дома. И всю дорогу до 112-й улицы (МакКлинтик жал на всю катушку) он размышлял, что будет делать, если не застанет Рэйчел.
Рэйчел не было. Дверь не заперта, записки нет. Обычно она не забывала черкнуть пару слов. И обычно запирала дверь. Уинсам вошел в квартиру. Две-три зажженных лампы. И никого.
Лишь комбинация валяется на кровати. Уинсам взял в руки черный гладкий шелк. Ночнушка-шелковушка, подумал он и поцеловал комбинацию в левую грудную чашечку. Зазвонил телефон. Уинсам не стал брать трубку. Но в конце концов решил ответить.
– Где Эстер? – задыхаясь спросила Рэйчел.
– Хорошее у тебя белье, – сообщил Уинсам.
– Спасибо. Она не приходила?
– Девушки, которые носят черное белье, опасны.
– Потом, Руни. Она унеслась, будто ей вожжа под хвост попала. Посмотри, там записки нет?
– Поехали со мной в Ленокс, в штат Массачусетс. Вздох безграничного терпения.
– Нет там записки. Ничего нет.
– Ты посмотри, посмотри. Я в метро.
243
Уолден – лесное озеро, прославленное американским писателем Генри Дэвидом Торо в книге «Уолден, или Жизнь в лесу» (1854), ратующей за единение человека с природой.
244
Бегин – латиноамериканский танец, мелодику и ритмику которого в начале 1960-х гг. использовали джазовые музыканты.
245
Джон Олден (15997 – 1687) – один из переселенцев, прибывших в Америку на знаменитом корабле «Мэйфлауэр» («Майский цветок»).