— Ты совсем, что ли рехнулась! — рычит он, прижимая ладонь к ране, на белой повязке которой, выступила кровь. Немного, но волноваться заставила.

— Прости! — извиняюсь я, пытаясь посмотреть на рану, но Макс отстраняется от меня.

— Хочешь сидеть здесь ещё три дня? — предупреждающе говорит он, заставляя застыть меня на месте.

— Не нужно распускать руки! — кричу в ответ. — Я понимаю, что я единственная женщина рядом с тобой, но перетерпеть день можно! А если что-то не устраивает, одна рука у тебя свободная. Можешь приступать, я отвернусь, — говорю, а лицо Макса сразу смягчается.

— Ты что, правда, предлагаешь мне подрочить? — с ноткой веселья в голосе, спрашивает он.

— Ну, если невмоготу…то, пожалуйста! — говорю, и на губах Макса расплывается широкая улыбка, которую он прячет слегка отворачиваясь.

— Ещё никогда, ни одна девушка, не заставляла меня так часто злиться и смеяться в один день, — словно, между прочим, констатирует он. — Забавная ты! И нравишься мне… Но, мне не шестнадцать лет, чтобы страдать такой херней. Ну, я бы мог подрочить на тебя, только если бы ты сидела обнажённой, с расставленными ножками, напросив меня, и ласкала свою киску…

А меня сразу в краску бросает. Какой он всё-таки бесцеремонный, развратный и слишком самоуверенный!

— Боже, ты ненормальный! — лишь говорю, отстраняясь от него, насколько позволяли наручники. Но стоило Максу лёгонько напрячь руку, и я, в один миг, вновь оказалась рядом с ним, в его объятиях.

— Так что? Поиграем? — не угомоняется он.

— Нет, Макс, я серьезно! Ты хочешь ещё один удар в рану? — сержусь.

— Ладно, зайдём с другой стороны, — вдруг говорит он, отпуская меня.

Я игнорирую его слова, обрадовавшись своему освобождению. Я вообще пытаюсь больше не смотреть на Макса, просто молча, заканчиваю с едой, и мы вместе завтракаем, а после, предлагаю мужчине сметить повязку. Чувствовала себя безумно виноватой, за выступившую кровь, и боль, которую ему пришлось испытать из-за моего удара.

Максим соглашается на моё предложение, вальяжно плюхнувшись на диван в гостиной. Закладывает обе руки за голову, от чего все его мышцы на руках и груди, сексуально напрягаются, и приступает неотрывно разглядывать меня. С легкой улыбкой и с пляшущими чёртиками в глазах. Специально, гадёныш!

— Что?! — не выдерживаю я, уже на десятой секунде. — Почему ты так смотришь?

— Красивая ты, — говорит он хрипло, и я замираю, успев только отсоединить концы лейкопластыря от его тела, которые крепили повязку. — Глаза необыкновенные, волосы, губы…, - перечисляет и его взгляд опускается к груди.

— Прекрати! — обрываю его перечень, срывая старую повязку, а он дёргается и шипит от боли, зато ехидная мордашка — заядлого ловеласа, сразу исчезла. Но ничего не говорит на мою грубость, вновь возвращаясь к нашему разговору.

— Хватило бы просто одного «спасибо» за комплимент! — ворчит он.

— Спасибо, но всё равно, прекрати! — отвечаю, всё своё внимание, обращая на рану.

Порез выглядел лучше и разрывов после моего локтевого хука не обнаружилось. Я считала, самое главное то, что не было инфекции, остальное всё обратимо. Вряд ли я справилась, если бы рана Макса начала гнить. Но на всякий случайный, прилаживаю ладонь к его лбу, чтобы попробовать температуру. Вроде был не горячий, и это успокаивало.

— Жить буду, — шутит он, продолжая тщательно наблюдать за мной. Я, молча, закатываю глаза к потолку и приступаю дезинфицировать рану. После чего складываю бинт в несколько слоёв, налаживаю на повреждённый участок и прикрепляю лейкопластырём со всех сторон. — Такая серьёзная, — тем временем продолжает Макс. — Боишься что умру?

— Ещё бы! Я тебя даже к машине не дотащу, в случае чего! — не уступаю. — Разве что руку отрежу!

А он вновь смеётся. Красиво так…

— Ты?! Та, что боялась даже укол сделать?

— Ладно. Перегнула, — сдаюсь, подхватывая его смех, а он затихает. Мы как-то вместе замолкаем, и очень долго смотрим друг другу в глаза.

— Расскажи мне о себе, — просит он, разрывая наше временное наваждение.

— Зачем? Мы вряд ли с тобой увидимся после этой неприятности. Так что, думаю этот разговор ни к чему, — отвечаю, опустив взгляд.

— Нам ещё сутки вместе сидеть. Могли бы просто скрасить время, — настаивает.

— Не чего рассказывать, — отмахиваюсь.

— Начни с семьи, — просит он.

— У меня только сестра, но она сейчас в другой стране. Живу с парнем уже полгода, работаю…обычные хлопоты, как у обычного человека! Однотонность. Ничего особенного.

— Печально.

— Почему же? У меня есть своя квартира, какая-то стабильность, уверенность в завтрашнем дне, и это уже хорошо. Я знаю людей, у которых действительно печально, а у меня — всё хорошо.

— Я не об этом. Эта монотонность, серые будни — скукотища! К тому же, я так понял, твой парень сидит у тебя на шее, — продолжает он.

— Ну, не всем дано иметь беззаботную жизнь, которая позволяет тебе достаточно отдыхать и веселится. Это реальность многих людей, — спокойно объясняю я. — А Лёшка не сидит у меня на шее. Он зарабатывает, тянется, старается. То, что у него нет квартиры, это не говорит о том, что он плохой человек.

— Ты его любишь? — вдруг спрашивает Макс.

— Думаю, это личное…

— Значит — нет! — обрывает меня.

— С чего ты взял?! И прекрати этот допрос, на темы, которые касаются только меня, — недовольно бросаю. — А что на счёт тебя…кто ты на самом деле?

— А ты как думаешь? — уклончиво отвечает.

— Не врач, точно. Наручники, сейчас могут быть у каждого второго, поэтому полицейский тоже отпадает, — сразу приступаю рассуждать. — Ну, у тебя: дорогой телефон, аксессуары, и машина…была. Жаль, красивая. А ещё, в твоём кармане приличная сумма денег, прости, обнаружила, когда искала ключ. Обычно я никогда не шарю по чужим карманам. В общем, я надеюсь, что ты никого не ограбил, и не украл крутую тачку, чем мог вызвать гнев преследователей. Но если не принимать во внимание эту погоню, ты вполне можешь быть сыночком какого-то богатенького папеньки…

— С чего ты взяла? Считаешь, что я сам не могу ничего добиться, — удивляется Макс.

— Просто, как-то ты относишься ко всему слишком… легкомысленно…

— Увы, но я такой по жизни, — ухмыльнувшись, отвечает он. — И у меня нет богатенького папика. Если ты сделала обо мне такие выводы из-за разбитого «Rolls-Royca», значит, ты глубоко заблуждаешься. Жизнь, не настолько наивна, как ты думаешь…

— Что ж, может я и наивна, потому что живу в своём спокойном, контролируемом мире. Но меня всё устраивает. И я хочу поскорее вернуться туда обратно! — спокойно говорю, хотя его обвинения по поводу наивности, больно бьют по моему самолюбию.

Я знаю, что ещё многое в жизни не понимаю, потому что мало видела мир, никогда не выходила за приделы своего комфорта. Милена часто говорила мне, что я — нудятина. И советовала, больше веселится, и наслаждаться жизнью. А я боялась. Просто потому, что привыкла к некоторым жизненным рамкам, из-за того, что хотела помочь родителям и не усугублять их и так не легкую жизнь. Им вполне хватило моей сестры — сорвиголовы, которая жила в полную силу за двоих.

— Значит, ты сирота? — вдруг меняет тему Макс.

— Эй! Так не честно! Я тебе половину своей жизни рассказала, а ты мне только марку машины! — возмущаюсь.

— Ну, у меня есть брат! — признаётся, хотя об этом я уже и так знала.

— И? — подгоняю к продолжению.

— Это всё! — отрезает.

— Ох! И откуда у тебя столько хитрости, наглости и упрямства! — сержусь я.

— Самовоспитание! — отвечает, обнимая меня за плечи, и резко прижимает к своей груди. — Всё, хватит! Мне надоела пустая болтовня! И меня так заводит, когда ты злишься…

Дубль два!

Наверное, Макс никогда не бросит попыток, раскрутить меня на секс, пока не добьется своего!

И что-то мне подсказывало, что весь этот допрос, который он сделал явно в свою пользу, неспроста. Но подумать об этом как следует, мне не удалось, потому что рука Макса, очень быстро и нагло прошмыгнула под простынь, по-хозяйски накрыв своей широкой ладонью, моё бедро…