Уже полгода я жила в детском доме, патронаж над которым осуществляла моя семья. Даже отказавшись от фамилии, я продолжила помогать Марьяне, и приезжала, как только появлялась такая возможность. О перечисленных суммах вообще речи не шло. Часть доходов я отправляла на содержание и образование детей. И три миллиона эрсов, которые появились на моем счете после «вояжа», как и обещал мистер Битхен, были весьма кстати.

— Ты такая же упертая, как в детстве!

— Потому бабуля и выперла меня из дома, — проворчала я, представляя, какую лекцию от нее мне пришлось бы выслушать за употребление слова «выперла».

Марьяна воспитывала меня лет до десяти, а после, устав от бабушкиных нападок, ушла в монастырь. Родители, узнав о выходке старшей в семье, помня мечту Марьяны, купили большое заброшенное здание на окраине города, сделали в нем ремонт и организовали приют, сделав хозяйкой мою няню. Настоятельница благословила ее на помощь детям, и, отправила послушницу на преданное служение.

— Документы восстановили, ты можешь вернуться в университет…пока тот еще цел, — женщина опустила голову, и показалось, что она плачет.

А плакать было в пору каждому. То, что творилось в мире заставляло бояться за свое будущее даже сильных мира сего. Многие сошли с ума, поэтому слезы теперь за слабость не считались.

В ту ночь, когда я бежала из древнего города, Землю атаковали. Никто из мирных жителей не погиб — Хранитель сумел защитить вверенную ему планету от вторжения пришельцев, но события получили огласку со стороны СМИ. С той ночи общество раскололось надвое.

Люди, обезумевшие от страха, один за другим примыкали к противникам засилья мерийца, и выступали против его нахождения на Земле. Требовали убираться из нашего дома, и собирались идти войной на древний город. Естественно, под чутким руководством теневого правительства, что искало свою выгоду, руководя их действиями издалека. И то, что здесь были завязаны родственники убитой Рэем кошки, а также его любезный братец я не сомневалась ни минуты.

Не имея возможности ударить прямо, они действовали руками местных несогласных, суля им почет, славу и конечно же деньги. Информационные сети изобиловали обещаниями светлого будущего, как только власть Хранителя будет свергнута. Организовывали вооруженные митинги и разгоняли мирные демонстрации противников. Даже свое нападение на Храм Звезд они обыграли так, что это Хранитель спровоцировал иноземцев напасть, тем самым подверг планету опасности.

А те, кто веками скрывал от землян правду, пользовались меньшей популярностью, и как бы они не объясняли смысл своих действий, народ бунтовал и кричал, что больше им не верит. Хотя промерийцы и начали готовить население Земли к тому, что мы не единственные жители планеты и Вселенной, все произошло слишком быстро, и они не успели убедить людей мыслить в нужном направлении, принимая защиту и власть Хранителя.

Никто из сторон не собирался решать вопросы мирно, каждая из них вынуждала занять их сторону, идя на крайние меры. В общем, на нас не нужно было нападать из космоса. Мы сами были готовы растерзать друг друга.

Иногда накатывало щемящее чувство, что останься бы я с Хранителем, ничего бы этого не случилось. Подумаешь, гордость! Когда на кону жизнь всей планеты, думать лишь о себе верх эгоизма. Но теперь было поздно. Слишком поздно. Мир в огне, и люди готовы перегрызть друг другу глотки.

— Хотя бы на свидание сходила. Старший в охране на тебя смотрит так…Может угостишь парня булочкой? Наверняка, слюной изошелся весь…глядя на тебя.

— Марьяна!

— Что Марьяна? Молодость проходит! А ты то мумий выкапывала, а теперь из кухни носа не кажешь.

— Я так стресс снимаю.

— О нем думаешь, да?

— Нет! — резко ответила, роняя горячий противень.

Марьяна бросилась ко мне, и, заметив красное пятно на ладони, быстро открыла кран и сунула мою руку под ледяную струю.

— Ну прости! — слезно просила она, распаковывая аптечку.

— Ты-то при чем здесь, — я отряхнула руку от капель воды, и пошла к себе, — раздай сама. Я спать.

Марьяна знала все. Она не принимала ничью сторону, не осуждала и лишь молила Всевышнего образумить своих чад, сохранив наши жизни. Иногда я завидовала ее спокойствию и пыталась отвлечь мысли молитвой. Но это раздражало еще больше, видимо, такие как я Богу не нужны. И я выбрала самый легкий путь, оправдывающий мое состояние: депрессия и сладкое.

Вот и сейчас, захватив с собой пару бриошей и баночку малинового джема, я двинулась в свою комнату, чтобы пострадать и, наконец, сдохнуть от гипергликемии.

Дождь барабанил по крыше, а я лежала на полу, задрав ноги на стену, и наблюдала, как густые капли воды, смешанные с пылью, стекают по мансардному окну, врезанному в покатую крышу. Ночью через него видны звезды. Днем проплывающие облака. А сейчас не видно ничего.

— Меньше месяца осталось до даты, которая навсегда изменит жизнь человечества. Каждый из вас обязан будет выразить свою волю, и явиться на референдум, — голос ведущей главного мирового канала бодро вещал из громкоговорителей, что были установлены по городу каждые сто метров. Новости находили всех и везде. Даже просачивались сквозь стены и окна. Не обязательно было включать телевизор или листать ленту.

Я спряталась под одеяло, мечтая найти волшебную таблетку, которая помогла бы уснуть и не слышать чужих голосов. Но к психиатру идти не спешила. Это состояние уже почти стало управляемым, лишь иногда, когда я слишком уж нервничала, случался прорыв, и голова разрывалась от гомона. Как сейчас. Но среди бессмысленных фраз, одну я вычленила совершенно точно.

«Не хочешь прогуляться завтра вечером?»

Я отбросила одеяло, прислушиваясь к происходящему за стенами, и в дверь постучали.

Даже не взглянув на себя в зеркало, я поплелась открывать. Здесь все свои, и никого не напугать внешним видом забившей на себя женщины.

На пороге стоял Сэм, тот самый, который, по словам Марьяны, давно пускал по мне слюни.

— Привет! — небрежно, но с волнением поздоровался он, и протянул мобильный, — профессор Диккенс хотел связаться с тобой…

Начал он бодро, но по мере того, как его взгляд сползал с лица на грудь, бодрость сменялась ступором. Сама виновата, надо лифчик носить, но откуда же я знала, что он придет, да и вообще, все спят уже.

Сэм протянул трубку, но уходить не спешил.

— Сказал, что перезвонит, — передал сообщение моего профессора, и замялся.

Еще этого мне не хватало. Булки точно ему не понесу, поймет неправильно, потом не отделаешься.

— Ммм, — живой шкаф замычал, придавая ситуации еще больше нелепости, — не хочешь прогуляться завтра вечером? — выдал отточенную долгими репетициями фразу, которую я слышала минутой ранее в своей голове.

Тяжело вдохнув о том, что к психиатру идти все же придется, я прикусила щеку, готовая расплакаться. О предложении Сэма вообще забыла, но он, видимо, приняв мой шок за отказ, спешил ретироваться.

В руке завибрировал телефон, и я машинально ответила, забыв, что звонок был адресован мне.

— Приют «Мирный остров», добрый вечер! Чем можем быть вам полезны?

— Ну, наконец, я нашел тебя! Почему твой мобильный выключен?

— И я рада вас слышать, профессор! — улыбнулась я, представляя, как мой любимый учитель приобнимает меня за плечи.

— Так рада, что трубку не берешь! Девочка, что случилось?

Он всегда заботился обо мне, кормил момбаром и хумусом, когда приходилось до ночи задерживаться в университете, а по утрам приносил крепкий кофе со льдом, отдавал свой солнцезащитный крем в экспедициях и защищал перед коллегами, что считали меня выскочкой и всячески старались уничтожить мою репутацию начинающего ученого. Даже в отпуск отправил с благими побуждениями. А вышло…что вышло.

— Я в порядке. Просто устала.

— Я слышу в твоем голосе не это. Ты хочешь бросить нас?

Он замолчал, видимо давая мне время, чтобы разубедить его, но я молчала.

— Ты нужна науке! — я слышала, что профессор близок к срыву. Еще бы, мы столько проектов планировали, а я даю заднюю.