– О'кей, – сказал он с широкой дружеской улыбкой. – Она подтвердила, что вы – это вы. – Он сунул руку в карман блейзера.

– Что у вас в руке? – поинтересовался я. – Битка с четвертаками?

– С даймами[15], – ответил он. – Рука маленькая.

– А кто на меня настучал – горничная?

Он кивнул.

– Вы специально присматриваете за госпожой Уоллес?

– Можно сказать и так, – произнес он. – Нам позвонил один полицейский из отдела по расследованию убийств и предупредил о возможном покушении на ее жизнь.

– А кто звонил – Квирк?

– Ну да, а ты его знаешь? Я в свою очередь кивнул.

– Ты его друг?

– Ну я бы не стал заходить так далеко, – ответил я.

Мы вернулись по коридору к комнате Рейчел.

– Он неплохой полицейский, – заметил Каллахэн.

Я кивнул:

– Очень крутой.

– И я слышал. Слышал, что он самый крутой в городе.

– Лучших всего трое, – сказал я.

– Кто еще?

– Парень по фамилии Хоук. Если он появится в отеле, даже не пытайся вырубить его биткой из даймов.

– А кто третий?

Я улыбнулся и наклонил голову:

– Да черт с ним.

Он опять широко, по-дружески улыбнулся.

– Хорошо, что нам не нужно это проверять, – сказал он. Голос его был тверд. Очевидно, он сумел справиться со своим страхом. – Во всяком случае, не этой ночью. – Он кивнул мне. – Ну счастливо провести день, – пожелал он и спокойно отправился восвояси. Наверное, я его до смерти напугал.

Я вернулся к песням Джонни Мерсера. Как раз когда я вспоминал третий куплет из "Полуночного солнца", из лифта, толкая перед собой столик, вышел официант, обслуживающий номера. Он остановился у двери Рейчел и постучал, потом, в ожидании ответа, улыбнулся мне. Дверь открылась, но ее удерживала цепочка. В щели показалась вертикальная полоска лица Рейчел Уоллес.

Я сказал:

– Все в порядке, Рейчел, я здесь.

Официант улыбнулся мне, будто я выдал что-то необычайно умное. Дверь закрылась и через минуту отворилась снова. Вошел официант, следом за ним я. Рейчел была в коричневом, с белой отделкой, халате до пола. Никакого макияжа. Джулия Уэллс в комнате отсутствовала. Дверь в ванную была закрыта, и оттуда доносился шум душа. Обе кровати слегка помяты, но еще не расстелены.

Официант раскрыл стол и начал сервировать ужин. Я прислонился к стене у окна, наблюдая за ним. Когда он закончил, Рейчел Уоллес расплатилась по счету, добавив чаевые. Он улыбнулся – улыбнулся мне – и вышел.

Рейчел посмотрела на стол. В центре стояли цветы.

– Можете идти, Спенсер, – сказала она. – Мы поужинаем и ляжем спать. Будьте здесь завтра в восемь.

– Да, мэм, – ответил я. – Куда мы завтра отправимся?

– Мы едем на "Канал-4", у меня там выступление.

Джулия Уэллс вышла из ванной. Вокруг ее головы было обернуто маленькое полотенце, и еще одно, большое, – вокруг тела. Оно не очень-то закрывало ее. Она сказала: "Привет, Спенсер!" – и улыбнулась мне. Что-то мне все улыбаются. Наверное, я симпатичный. Этакий котеночек.

– Привет. – Я был там лишним. В комнате витало что-то, что не предполагало присутствия мужчины, и я почувствовал, что на меня это давит. – О'кей, Рейчел, – сказал я. – Пожелаю вам доброй ночи. Не открывайте дверь. Не открывайте даже для того, чтобы выпихнуть в коридор эту тележку. Я подойду к восьми.

Они обе улыбнулись, но ничего не сказали. Я направился к двери обычным шагом, не торопясь.

– И не забудьте про цепочку, – напомнил я. – И задвиньте засов.

Они опять улыбнулись и кивнули. Полотенце Джулии Уэллс, казалось, начало соскальзывать. У меня пересохло во рту.

– Я задержусь снаружи, пока не услышу, как вы задвинули засов, – добавил я.

Улыбка и кивок.

– Доброй ночи, – выговорил я и закрыл дверь. Затем услышал, как лязгнул засов и зазвенела цепочка. Тогда я спустился на лифте и вышел на Арлингтон-стрит. Во рту все еще было сухо, и чувствовал я себя неуютно.

Прислонившись к бетонной стене второй СТУДИИ "Канала-4", я наблюдал, как Рейчел Уоллес готовится представлять свою книгу и говорить о своей деятельности. Полдюжины бородатых техников в джинсах и кроссовках суетились вокруг аппаратуры.

Рейчел сидела в кресле за низким столиком. Журналистка – с другой стороны, а между ними на столе вертикально стоял экземпляр "Тирании", так, чтобы его было видно на демонстрационном экране. Рейчел сидела спокойно, глядя в камеру. Журналистка, крашеная блондинка с огромными накладными ресницами, жадно курила длинную ментоловую сигарету "Салем", будто ее должны были сейчас привязать к столбу и надеть на голову мешок. Один из техников прицепил маленький микрофон на лацкан серого фланелевого жакета Рейчел. Другой, в наушниках и с папкой для бумаг, скрючился под камерой в полуметре от ведущей.

– Десять секунд, Шерли, – сказал он. Журналистка кивнула и затушила свою сигарету в пепельнице, что стояла на полу за ее стулом. Сидящий рядом со мной человек, поерзав на своем складном стульчике, тихонько признался: "Господи, как я волнуюсь!" Ему предстояло рассказывать о разведении куропаток сразу после выступления Рейчел. Техник, притаившийся под камерой, подал сигнал журналистке. Та улыбнулась.

– Привет, – сказала она. – Я Шерли. В эфире "Контакт". Сегодня у нас в студии активистка феминистского и лесбийского движения Рейчел Уоллес. Рейчел написала новую книгу – "Тирания", в которой она снимает покров тайны с тех способов, какими правительство и бизнесмены эксплуатируют женщин, а особенно лесбиянок. Мы поговорим с Рейчел о ее книге и об этих проблемах после рекламного ролика. – На мониторе появилась реклама красителя для волос.

– Хорошо, Шерли, – сказал парень в наушниках, сидящий под камерой. Шерли взяла другую сигарету из пачки, лежавшей на столе за книгой Рейчел, и закурила. Сигарета сгорела до середины, прежде чем парень под камерой предупредил: – Десять секунд.

Слегка отклонившись назад, она затушила окурок и, когда на мониторе появилось ее изображение в профиль, уже серьезно смотрела на Рейчел.

– Рейчел, – начала она, – считаете ли вы, что следует разрешить лесбиянкам преподавать в школах для девочек?

– Большинство попыток совращения детей, – ответила Рейчел, – совершается гетеросексуальными мужчинами. Как я пишу в своей книге, случаи совращения детей лесбиянками настолько малочисленны, что не заслуживают упоминания.

– Но каким примером для детей может послужить лесбиянка?

– А при чем здесь это? Мы же не спрашиваем у других учителей об их сексуальных привычках. Мы не мешаем учить детей фригидным женщинам или импотентам. По-моему, у детей в школах нет особой возможности перенять сексуальные привычки учителей. Ну а если сексуальная ориентация преподавателя настолько сильно влияет на учеников, почему же они не "исправляются" под влиянием гетеросексуальных учителей?

– Но не могут ли геи-учителя исподволь расположить своих учеников к гомосексуальной ориентации?

– Я только что ответила на этот вопрос, Шерли, – сказала Рейчел.

Шерли лучезарно улыбнулась:

– В вашей книге вы говорите о частых нарушениях права женщин на труд как в государственном, так и в частном секторе. Многие из нарушителей живут в Массачусетсе. Не могли бы вы назвать кого-нибудь из них?

Рейчел начала раздражаться:

– Я назвала всех в своей книге.

– Но не все из наших зрителей читали ее.

– А вы? – спросила Рейчел.

– Мне стыдно признаться, – ответила Шерли, – но я ее еще не дочитала.

Парень, скрючившийся под камерой, сделал знак рукой, и Шерли произнесла:

– Мы вернемся в студию, чтобы услышать новые откровения Рейчел Уоллес, сразу после рекламы.

Я прошептал Линде Смит, стоявшей рядом со мной:

– Шерли не слушает ответов.

– Как и большинство из них, – отозвалась Линда. – Они обычно заняты следующим вопросом.