– Могу я сесть? – спросила она. Голос ее был тверд.

– Да.

Она влезла обратно на сиденье.

– Это было необходимо?

– Да.

– Кто-то действительно охотился за нами?

– Ну да.

– Если это действительно так, вы хорошо справились. Я бы не среагировала так быстро.

– Спасибо, – сказал я.

– Я не делаю вам комплимент. Просто констатирую факт. Вы запомнили их номера?

– Да, "469AAG" и "D60240", оба из Массачусетса. Но это нам не поможет, если только они не дилетанты, а судя по тому, как они взяли меня в " коробочку ", прежде чем я заметил, они отнюдь не дилетанты.

– Вы считаете, что должны были заметить их раньше?

– Ну да. Я был слишком занят, обсуждая с вами отцовские имена. Иначе мне не пришлось бы вылетать на обочину.

– Тогда это отчасти моя вина, я отвлекла вас.

– Это не ваш профиль. Вы не в курсе, зато я должен знать.

– Ну, – сказала она, – ничего страшного. Мы же выкарабкались.

– Если бы парень в "бьюике" впереди был хоть чуточку умелее, нам бы это не удалось.

– Он бы сбил нас? Я кивнул:

– А из "доджа" пристрелили бы.

– Но не меня. Я лежала на полу, тогда как вы стали мишенью.

Я пожал плечами:

– Не имеет значения. Если бы вы спаслись при столкновении, они пристрелили бы вас чуть позже.

– Ваш голос звучит так обыденно.

– Вовсе нет. Происшедшее меня пугает.

– Может быть. Меня оно тоже пугает. Но вы как будто чего-то ожидали. Для вас это не было неожиданностью. Вы не смятены, не раздражены и не... ошеломлены. Я не знаю, словно с вами такое случается каждый день.

– "Ошеломлен" здесь ни при чем. "Ошеломляться" бесполезно. Как и проявлять свою растерянность. Кроме того, это парням из тех машин следует переживать.

Мы проехали по прогулочной аллее и по Белл-Серкл. В зеркале заднего обзора никого не было.

– Значит, вы делаете то, что делаете, отчасти потому, что испытываете некоего рода нравственный гнев?

Я посмотрел на нее и покачал головой:

– Я делаю то, что делаю, потому что мне от этого хорошо.

– Боже мой, – вздохнула она, – какой вы упрямый.

– Некоторые считают это достоинством при моей работе, – сказал я.

Она посмотрела на пистолет, лежащий на сиденье.

– Не следует ли вам убрать его?

– Я думаю, пускай полежит, пока не приедем в "Ритц".

– Я никогда в жизни не прикасалась к пистолету.

– Это тонкие инструменты, – сказал я. – Если они хорошие, то очень точны.

– Этот хорош?

– Да. Очень приятный пистолет.

– Пистолет не может быть приятным.

– Если ребята с Линнвэя вернутся, может быть, он вам понравится больше, – ответил я.

– Докатились. Иногда мне становится дурно, когда я думаю об этом.

– О чем?

– В этой стране – стране свободы и тому подобного дерьма – мне нужен мужчина с пистолетом, чтобы защищать меня, только потому, что я такая, как есть.

– От этого действительно дурно, – ответил я.

Я встретился с Рейчел Уоллес около ее номера в 8.30 на следующее утро, и мы спустились позавтракать в кафе "Ритца". Я был в своем обычном облачении телохранителя: джинсы, футболка, вельветовая куртка "Ливайс" и абсолютно новая пара кроссовок "Пума" (идеально синяя замша с ярко-золотой полосой). Кроме того, "смит-и-вессон" 38-го калибра, "особая полицейская модель", – в кобуре под мышкой.

– Ну, сегодня утром мы не столь официальны, да? – заметила Рейчел Уоллес. – Если вы оденетесь так сегодня вечером, вас не пустят в столовую.

– Рабочая одежда, – объяснил я. – В ней мне удобно двигаться.

Она кивнула и принялась за яйцо. На ней было неяркое серое платье, а на шее пестрый шарф.

– Вы предполагаете, что придется двигаться?

– Может быть, нет, – ответил я. – Но, как говорят в Пентагоне, нужно планировать, учитывая возможности врага, а не его намерения.

Она расплатилась по счету.

– Пойдемте, – сказала она. Потом достала из-под стола свой портфель, и мы вышли через вестибюль. Она взяла из гардероба пальто светло-рыжего цвета, похожее на полушинель. Такое прилично стоит. Я даже не попытался подать ей его. Она не обратила на меня внимания, когда надевала пальто. Я оглядел вестибюль. По гостинице слонялись несколько человек, но они выглядели так, будто здесь и родились. Ни у одного не было крупнокалиберного пулемета.

По крайней мере, ни у кого они не просматривались. По правде говоря, я был единственным, кого бы я стал подозревать, если бы не знал себя так хорошо.

Молодая женщина в зеленом твидовом костюме и коричневом берете вошла в гостиницу с Арлингтон-стрит и подошла к нам.

– Госпожа Уоллес, доброе утро. Я на машине.

– Вы ее знаете? – спросил я.

– Да, – ответила Рейчел. – Это Линда Смит.

– Я имею в виду – в лицо, – уточнил я. – Не понаслышке и не по письмам.

– Да, мы встречались раньше несколько раз.

– Хорошо.

Мы вышли на Арлингтон-стрит. Я шел первым. Улица выглядела так, как и положено выглядеть улице в деловом районе в девять утра. У желтого поребрика стоял коричневый седан "вольво" с включенным мотором, швейцар держал руку на пассажирской дверце. Увидев Линду Смит, он открыл дверцу, я заглянул в машину и отошел в сторону. Рейчел Уоллес села, швейцар закрыл дверцу. Я сел назад, а Линда Смит – на водительское место.

Когда мы тронулись, Рейчел сказала:

– Вы знакомы с мистером Спенсером, Линда?

– Нет, не знакома. Очень приятно, мистер Спенсер.

– Очень рад, госпожа Смит, – ответил я. Рейчел должно было понравиться – "госпожа"[8].

– Спенсер обязан охранять меня, – сказала Рейчел.

– Да, я знаю. Джон сказал мне. – Она взглянула на меня в зеркало заднего обзора: – По-моему, я никогда раньше не видела телохранителя.

– Мы обычные люди, – сказал я. – А еще у нас идет кровь, если нас полоснуть ножом.

– И культуры вам не занимать, – заметила Линда Смит.

– Когда мы должны быть в Бельмонте?

– В десять часов, – сказала Линда. – Бельмонтская публичная библиотека.

– Зачем? – спросил я.

– Гопожа Уоллес произносит там речь. У них есть общество "Друзья библиотеки".

– Хорошенькое место вы подыскали[9].

– Неважно, Спенсер, – вмешалась Рейчел Уоллес. Голос ее был резок. – Я буду выступать где только смогу и перед кем смогу. Я хочу донести свое послание и не собираюсь убеждать тех, кто и так согласен со мной.

Я кивнул.

– А если там опасно, что ж, пускай. Ведь вам платят, чтобы вы меня защищали.

Я снова кивнул.

Мы добрались до Бельмонтской библиотеки без четверти десять. Перед библиотекой десяток мужчин и женщин расхаживали туда-сюда с плакатами на шестах.

Патрульная машина бельмонтской полиции стояла на другой стороне улицы, в ней спокойно сидели двое полицейских.

– Остановитесь за полицейскими, – сказал я.

Линда затормозила точно за патрульной машиной, и я вышел.

– Побудьте минутку в машине, – приказал я.

– Я не стану дрожать от страха перед несколькими пикетчиками.

– Тогда примите угрожающий вид. Я просто хочу поговорить с полицейскими.

Я подошел к патрульной машине. У полицейского за рулем было лицо молодого нахала. Такой нахамит, а потом еще посмеется над вами. Он жевал зубочистку – из тех, на которых обычно подают сложные бутерброды. Торчащий из его рта конец зубочистки был обтянут целлофановой упаковкой. Я нагнулся и сказал через окно:

– Я сопровождаю сегодняшнего оратора в библиотеку. Могут ли возникнуть какие-нибудь неприятности от пикетчиков?

Он разглядывал меня несколько секунд, ворочая зубочистку языком.

– Работай, а мы присмотрим, – сказал он наконец. – Ты что, думаешь, что мы приехали сюда почитать "Унесенных ветром"?