— Не плачь, не печалься, госпожа. Я уверен, что наш благородный господин поправится, и мы найдем нашего Антония. Он умный и ловкий. Не может быть, чтобы он не догадался бежать из города, когда бегут отсюда тысячи людей. Другого спасения им нет.

Паксея ничего не ответила. Она только плакала и тяжко вздыхала. Сейчас, в этой страшной темноте, поглощенная мыслями о гибели всех близких, всего города, а может быть, всей земли, она вспомнила маленького Антония, совсем крошечного, когда он, лежа у нее на коленях, брыкался и отбивался от серебряной ложки, которую ему совали в рот, пытаясь напоить его козьим молоком. Ей вдруг вспомнился уютный перистиль в большом красивом доме, где они жили, когда у них появился маленький Антоний. Она вспомнила хорошенькую белую козочку, которую доставили в дом из поместья, чтобы иметь постоянно свежее молоко для младенца. Ей вспомнилась добрая старая няня из рабынь, которая ловко пеленала мальчугана и так бесстрашно окунала его в большую глиняную лохань с теплой водой, согретой на солнце… Она шла в темноте и словно видела все это. И казалось, что стоит открыть глаза, как прежнее окажется рядом.

Паксея вспоминала свой переезд в большое, красивое поместье, которое было куплено в честь Антония. Ведь Манилий Тегет был уже немолодым, когда у них появился Антоний. Она намного его моложе. Вначале она боялась, что муж невзлюбит мальчугана: ведь он был так занят своей наукой, учениками. Но он проявил даже больше нежности и привязанности, чем сама Паксея. И вот настал день, когда рабы, нагруженные посудой, коврами, мешками, наполненными зерном, сухими фруктами, с кувшинами масла на головах, перетаскивали все достояние дома в новое поместье. Громыхали повозки, груженные всяким добром. Манилий Тегет шел рядом с повозкой, где стояли ящики с его книгами. Он боялся, как бы не потерялся какой-либо драгоценный свиток…

— О боги! — воскликнула Паксея. — Как он будет жить без своих книг? И будем ли мы живы? И нет у нас крова… Но где же наш Антоний? Возможно ли, что все потеряно и все погибло?.. Как мы несчастны!..

— Госпожа, подойди ближе к носилкам господина… он просит тебя, — сказал садовник, и Паксея стала проталкиваться к носилкам. А по обе стороны ее шли рабыни, которые боялись, что их госпожа, которую все время сотрясают рыдания, свалится с ног и будет растоптана в этой толпе.

Паксея приблизила голову к голове Манилия и, сдерживая слезы, спросила, как он себя чувствует. Старый философ коснулся рукой глаз Паксеи и очень тихо, так, что трудно было расслышать, сказал:

— Не плачь, если меня не станет, Антоний найдет тебя… Она не услышала его, но подумала — он жив.

Было совсем темно, и она не видела, как Манилий Тегет схватился руками за сердце. Рабы, которые несли носилки, были заняты тем, чтобы пробиться вперед и не уронить драгоценную ношу. Они не сразу узнали о том, что сердце старого философа остановилось, что он больше уже не дышит…

— Я не плачу, Манилий. Будь спокоен. Я иду рядом с тобой. Все будет хорошо. Нам надо выйти на дорогу… Кажется, прекратился град камней. Будь спокоен, Манилий, все будет хорошо… Ах, только бы прекратился этот горячий дождь из пепла!..

Кто-то оттолкнул Паксею от носилок. Рабыни крепко держали ее, она не упала, но рабы с носилками ушли вперед, а темнота мешала разглядеть их. И так они долго шли, Паксея и рабыни. Они не знали о том, что их ждет.

Только попав в Рим и очутившись на форуме, Потин Теренций понял, что он неумело и безрассудно тратил свое достояние. Почему он годами не появлялся в Риме? Только очутившись здесь, в прекраснейшем из городов мира, он пожалел о том, что долгие годы провел в своем поместье, забавляясь пустяками. То приезжали родственники из дальних поместий, то собирались соседи поиграть в кости. Бывало, что на пиршество зазывали мимов или танцовщиц. Мало было радостей рядом с больной и скупой Скантией…

В Риме все доставляло удовольствие Потину Теренцию. Когда он оказался на форуме, в толпе знатных и богатых римлян, он почувствовал себя более значительным и важным господином. Когда он обедал в харчевне и пил вино, сделанное безвестным виноградарем вблизи Рима, и обед и вино восхищали его, хотя были хуже того, что он имел дома. Римские мимы и актеры, которые разыгрывали на площадях свои простенькие пантомимы, показались Потину Теренцию великими актерами. А когда он оказался в Колизее, то восторг его был неописуем.

Дела, связанные с продажей вина, не заняли много времени, и если бы не желание поразвлечься, то Потин Теренций очень скоро вернулся бы домой. Однако удовольствия с каждым днем все больше затягивали его. И случилось так, что Потин Теренций пробыл в Риме около месяца.

Когда в Рим прибыли первые беглецы из Помпей, Потин Теренций, наслышавшись о несчастьях и страданиях многих тысяч жителей Помпей и Геркуланума, подумал о том, что и в его поместье могло случиться несчастье — ведь случилось же такое в цветущих, богатых городах, где люди жили без мысли о грозящей им опасности! Если на то воля богов, то любой кусок священной италийской земли может превратиться в ад.

Люди рассказывали о том, что многие погибли и что всех жителей Помпей, которые остались в домах, постигла участь похороненных заживо. А тех, кто ринулся из города, засыпал горячий пепел и камни, которые дождем сыпались с черного неба. В Риме все говорили о благородстве императора Тита, который создал сенатскую комиссию, чтобы оказать помощь несчастным жертвам извержения, оставшимся без крова.

Потин Теренций не раз видел писцов, которые ходили по улицам Рима и переписывали на свои вощеные дощечки имена несчастных, оказавшихся в Риме без крова, без денег, без родных. Среди богатых римлян стало модным оказывать помощь безвестным помпейцам, раненным в пути. Видя все это, Потин Теренций все больше тревожился о благополучии своего дома. И не получая уже удовольствия ни от зрелищ, ни от бань, ни от римских харчевен, он собрался в обратный путь…

В поместье никто не знал о гибели Помпей, и когда Потин Теренций, радостный и счастливый оттого, что поместье его в целости и сохранности и земля не дрожит, когда он созвал своих слуг и рабов, чтобы узнать, как выполнялись его распоряжения в течение целого месяца, он прежде всего обратился к Потину Меруле. Вилик как раз и ждал этого разговора. Он хотел поговорить о деньгах для выкупа Стефана. Он очень волновался, потому что должен был сделать предложение господину, и если тот согласится, продать Клеиду, чтобы получить сумму, необходимую для выкупа Стефана. Все эти мысли теснились в голове Потина Мерулы и вселяли тревогу и беспокойство. Когда господин узнал о том, как успешно был собран виноград, как были залиты амфоры молодым вином и какой обильный был собран урожай фруктов, он похвалил Мерулу. А потом спросил, почему он печален. Вилик наконец отважился сказать, что сын его Стефан попал в дурную историю, что не вернулся он из Помпей, потому что угодил в школу гладиаторов.

— И вот я должен его выкупить, — сказал Потин Мерула, не скрывая слез и волнения.

— Поздно! — воскликнул Потин Теренций. — Теперь тебе его не выкупить, Мерула. Разве до вас не дошло, что в Помпеях и Геркулануме случилось великое бедствие и нет больше этих прекрасных городов. Они погибли под толстым слоем горячего пепла и камней. Исчезли… Исчезли города и все люди, живущие в них. Лишь немногие бежали. И я их видел в Риме…

— О боги! — воскликнул несчастный вилик. — За что мне такое наказание?! Почему сын мой Стефан очутился в Помпеях в тот страшный час, когда свершилось такое… Скажи мне, господин, как Это случилось?.. Я знаю, что Помпеи стояли сотни лет. Пятнадцать лет назад, когда задрожала земля под Помпеями, рухнул храм Аполлона, но я видел, как его восстанавливают. Как же случилось, что исчез весь город?.. Этого не может быть!..