В ожидании добрых вестей от Антония вилик Мерула не решался что-либо изменить в своей жизни. Он совсем перестал думать о пекарне. Он пока отбросил мысль об уходе из поместья. Он хотел одного: чтобы дни летели все быстрей и быстрей и чтобы снова настал день встречи с Антонием.

Клеида по-прежнему пекла хлебы, помогала вести дом господина и угождала Злобной Скантии. Дома она старалась поменьше говорить об Антонии, потому что каждый разговор приводил ее в величайшее волнение. А ей нужно было много сил, чтобы не выдать своей тайны, никому ничего не рассказывать об Антонии, о своих надеждах на будущее. Никто в поместье не узнал тайны вилика. Даже Евтиху ничего не сказали. Мерула был рад тому, что ему удалось скрыть пребывание Антония в поместье. Его никто не видел и никто не мог судить о том, насколько он похож на Стефана и почему есть такой двойник у Стефана. Антоний покинул жилище вилика под покровом ночи. Вилик Мерула гордился тем, что ему удалось скрыть от господина свою тайну и тем самым избежать вопросов. Стоило только представить себе, что сказала бы Скантия, если бы до нее дошло то подлинное событие в жизни Мерулы, которое позволило недавнему рабу обрести сына-патриция. Небывалое, немыслимое событие! Обладая такой удивительной тайной, вилик Мерула даже гордился тем, что он такой избранник. Пожалуй, он и в самом деле был избранником. Где еще свершилось подобное?.. Может быть, когда-нибудь, когда Антоний признает его, вилика Мерулу, своим отцом, может быть, ему захочется когда-нибудь порыться в своей памяти и вспомнить какую-нибудь из прочитанных историй, подобную его собственной истории. Ах, как хотелось бы дожить до этого счастливого часа! Конечно, хочется верить, что и он, вилик Мерула, и Клеида, и Стефан доживут… Если не надеяться, то в чем же смысл жизни?

— Отец, я много думал над своим будущим. Я боюсь тебя огорчить, отец, но, если говорить по справедливости, у меня пропала охота заниматься делом пекаря. Она пропала с тех пор, как я узнал Антония. Не потому, чтобы он возбудил во мне отвращение к труду пекаря, нет, этого не было. Я скалку тебе, отец, что было. Если хочешь знать, то Антоний несколькими короткими фразами дал понять мне, что труд мима или театрального актера заслуживает уважения и вовсе не так позорен, как считают многие богатые и знатные люди. И вот, думая сейчас об этом, я говорю себе: «Почему бы тебе, Стефан, не пойти по тому пути, который манит тебя с детских лет? И жизнь твоя пошла бы дорогой радости». Вот мои мечты!

Мерула не сразу ответил сыну. Ему было над чем призадуматься. В его представлении мим и актер — ничтожные люди, вечные бедняки. Но, может быть, он заблуждается? Что он знает об Этом. Если подумать как следует, то вряд ли можно назвать позорным занятие, которое приносит людям радость. Никто не знает, откуда повелось такое ложное представление. А то, что оно ложное, в этом можно не сомневаться. Однако насколько же было бы спокойнее, если бы он знал, что Стефан стоит во главе хорошей, большой пекарни, имеет своих рабов, имеет хорошую мельницу с парой осликов, с амбаром для зерна. Когда начнешь мечтать об этом, на сердце становится тепло и спокойно, и кажется, что слаще хлеба не придумаешь. Пекарей любят и уважают эдилы. Они им покровительствуют и помогают. Хороший, честный пекарь — он уважаем каждым человеком. А что такое бродячий актер? Разве он знает, будет ли у него завтра крыша и пропитание?

— Мне печально это слышать от тебя, Стефан. Особенно печально после того несчастного случая, когда ты чуть не лишился жизни, чтобы добыть деньги для пекарни. Я не стану тебя неволить, но я буду очень огорчен, если ты откажешься от наших замыслов. Должен сказать тебе, Стефан, мне давно уже не хочется быть виликом. Мне надоело угождать моему господину, а твоей матери до смерти надоело угождать госпоже. Если бы все мы устремили свои мечты и надежды по одному пути, нам было бы легче их осуществить. Впрочем, все наши мысли вертятся вокруг наших близнецов. Иной раз мне кажется, что мне уже ничего не нужно. Ведь я устал. Я думаю, что жизнь раба настолько трудна и безрадостна, что человек, проживший в рабстве двадцать лет, может считать, что он прожил сорок лет. А если так, то я уже глубокий старик. Помни об этом, Стефан. Я не хочу тебя неволить. Ты знаешь — я жду добрых вестей от Антония. Ты не подумай, что я жду от него денег. Мне просто хочется знать, нужен ли я ему и нужен ли ему ты и признает ли он матерью Клеиду. А больше мне ничего не нужно. К счастью, я никогда не страдал чувством стяжательства. Я отличаюсь от многих тем, что не умею копить и ничего не накопил. Это неумение и спасает меня от дурных мыслей. Вот уж я точно знаю, что ни тебе, ни Антонию никогда не грозит услышать слова проклятия за то, что вы не помогли старому Меруле. Этого никогда не будет. Но так же никогда не иссякнут мои надежды на лучшее будущее, потому что только добрыми надеждами жив человек.

— В семье твоей такое радостное событие, — сказал как-то Потин Теренций, обращаясь к вилику, — а у тебя вид несчастный. Почему так, Мерула? Ты быстро привык к мысли, что сын твой жив и здоров, словно никогда не было того страшного дня, когда исчезли Помпеи. Тебе бы веселиться и радоваться, а ты ходишь мрачный, молчаливый… Я бы на твоем месте каждый день приносил жертвы ларам. Ведь как они добры к тебе, вилик Мерула. Ты забыл, как хотел продать мне свою Клеиду… Неблагодарный ты человек!

«Ничего ты не знаешь, мой господин, всесильный и богатый. О, если бы ты знал, что утаил от тебя твой раб Мерула! Если бы ты увидел моего сына Антония, ставшего равным тебе! Нет, он превзошел тебя. Он возвышается над тобой. Но признает ли он меня, я не знаю» — так размышлял Мерула.

Встреча с Элием Сиром переменила все планы Антония и вселила добрые надежды. Он вдруг оказался обладателем довольно большого достояния и тем самым сразу же стал человеком независимым. Ведь совсем недавно, несколько дней тому назад, Антоний был в страхе перед грозящей ему нищетой. Оказавшись в чужом городе с тысячей сестерций, в убогой одежде, полученной от Стефана, Антоний очень быстро потратил свои деньги. Ведь он никогда не жил самостоятельно, не умел считать деньги. Ему никогда не приходилось задумываться над тем, сколько стоит тога, сколько уплачено за сандалии, он даже не знал о том, как дорого стоит светло-серый плащ из тонкого сукна, какой был на нем в день ухода из дому. Разумеется, что, прежде чем начать поиски друзей и знакомых, Антоний счел нужным позаботиться об одежде. И когда он купил самое необходимое, он увидел, что уже нет половины денег. Потом начались поиски знакомых людей и бесконечное хождение по городу. Вначале он заходил в харчевни, по возможности более устроенные, где можно было довольно вкусно поесть и выпить доброго вина. Но через несколько дней Антоний понял, что деньги исчезают слишком быстро. Он стал ходить в самые бедные, заброшенные харчевни, куда не ходили люди обеспеченные.

Прошло, вероятно, больше месяца в напрасных поисках друзей, когда Антоний вдруг встретил одного из учеников своего отца, того самого Клавдия Луция, который совершил путешествие к скифам. Невозможно представить себе радости Антония, когда вдруг перед ним оказался Клавдий Луций, его старый друг! В это мгновение Антонию показалось, что ничего не изменилось в его жизни, и все то страшное, что произошло, было во сне.

— Я рад тебя видеть, Антоний! — воскликнул Клавдий Луций. — Какая радость — встретить в Риме помпейца! И трижды велика моя радость встретить тебя, Антоний, сына моего благородного учителя. Скажи мне, где сейчас философ Тегет?

Клавдию Луцию не пришлось вторично спрашивать. Вид Антония все сказал ему. Радость встречи была омрачена печальным рассказом о гибели отца. Антоний рассказал очень коротко, без подробностей, стараясь скрыть свое волнение и сдерживая слезы.