— Теперь-то понятно, что Марко Хазард просто мудак. Надо было изначально тебя послушать... Хотя, возможно, он со мной так из-за тебя обошелся.

От удивления мои брови ползут вверх.

— В смысле, из-за меня? Как это вообще может быть связано со мной?!

— Он мне сказал, что я хреновая подруга, потому что бросила тебя на шабаше, убежав с Калебом. Типа того, короче.

Меня вдруг пробирает такая сильная злость, что жар, который я привыкла испытывать, стоит луне появится на небе, становится нестерпимым. Да кто он такой и что вообще себе позволяет?! Мы с Сэей не маленькие! Я сама в состоянии разобраться с подругой, поговорить и даже высказать, если мне что-то было неприятно с ее стороны! Пусть не лезет туда, куда его лезть никто не просил!

— Ками... — шепчет лисица вновь возникнув передо мной. — У тебя... в глазах синева появляется. Это нормально?

— Что? — недоуменно смотрю на подругу, не догоняя о чем она вообще говорит.

— Синева в глазах. В зеркало посмотри.

Я тут же бросаюсь к шкафу, открываю дверцу, на внутренней стороне которой висит зеркало, и вглядываюсь в отражение. Действительно часть радужки окрасилась в синий цвет, другая половина осталась черной.

— Что это такое? Почему так происходит? — выглядывает Сэя из-за моего плеча.

— Понятия не имею... Я не... они не должны были синеть до пробуждения вампира. Так не бывает...

— А вампир пробуждается только после укуса?

Я киваю.

— Насколько мне известно, да. Так было у мамы, и у других полукровок в клане.

— Значит, тебе опредленно нужно поговорить об этом с кем-то из профессоров или с родителями, потому что, по всей видимости, с твоим вампиром сейчас происходит что-то неправильное...

Ками

Черт знает как мне удается заснуть, но нормально поспать все равно не выходит. Мне снится всякая чушь — красная луна, воющий волк, Марко и Рис. Кажется, я начинаю сходить с ума, потому что жар каждую ночь становится все сильнее и сильнее, а что с этим делать я не представляю. Кого спросить, тоже, ведь мне придется рассказать, что именно мне снится и что я при этом чувствую, а мне даже от одной мысли плохо и щеки горят!

Утром перед лекциями все же решаю позвонить маме и расспросить насчет синих глаз. Кстати, когда иду в душ и смотрю на себя в зеркало — глаза оказываются снова черными, как раньше. Если бы не Сэя, которая так же, как и я, определенно видела вкрапления синего в радужку, я бы вообще подумала, что мне показалось.

Натянув юбку карандаш и майку с довольно глубоким декольте, поправляю перед зеркалом волосы, уложив их в высокий хвост, и потеребив медальон пальцами, укладываю его между грудей. Медальон сестринской дружбы и преданности. Такой есть у Миши и у меня. В моем медальоне капля ее крови, в ее — капля моей. Об этом ритуале мы вычитали в одной из книг в библиотеке резиденции Варранов. Там говорилось про древний клан вампиров Ассаров, который существовал задолго до нашего рождения и по легенде был уничтожен охотниками на вампиров. Ассары так скрепляли родовую силу. "Ты мне, а я тебе, ты со мной, а я с тобой". Именно эти слова мы с Мишей говорили друг другу, когда под полной луной капали кровью из пальца на медальоны. Затем я должна была надеть медальон на нее, а она на меня. Может, вы посчитаете нас дурашками, но мы тогда действительно ощутили некие вибрации в пространстве. Словно духи Ассаров благославили нас.

Интересно, что медальон трогал Рис, когда мы плавали в озере. Может, и он почуял силу древних вампиров?

Решив подумать об этом позже, я беру телефон и набираю маме. Все же спросить про синеву в глазах стоит.

— Привет, моя красавица, обрадуй маму и скажи, что больше не хочешь учиться в колледже, а хочешь вернуться домой?

Я весело хихикаю, плюхнувшись на кровать. В комнате я сейчас одна, так что с мамой можно поболтать и посекретничать о чем угодно. Сэя ушла раньше, не стала меня ждать — я думаю потому, что она все-таки обиделась из-за моей резкости.

— Нет, мам, ну, перестань. Мы же уже говорили о том, что я теперь взрослая.

— Да-да-да, и хочешь жить подальше от своих родителей-тиранов.

— Какой же ты тиран, мам? — хохочу уже в голос. — Скорее так можно только про папу сказать.

— Это точно, солнышко. Ты мне просто так звонишь? Соскучилась? Или же есть другая причина?

Мама задает вопросы все таким же веселым тоном, но я уверена, что когда скажу ей о причине звонка, ее веселость как рукой снимет. Делаю глубокий вдох, чтобы набраться смелости, и наконец спрашиваю:

— Мам, я, безусловно, соскучилась, но на самом деле у меня к тебе вопрос...

— И какой же?

— Только прежде чем я спрошу, пообещай, что не станешь рассказывать папе? Сделай ментальную блокировку, чтобы он не смог прочитать твои мысли... пожалуйста...

Мама молчит какое-то время. Я слышу ее тяжелый вздох и легкий скрежет, словно она сильно сжала телефон в руке.

— Малыш, что случилось? Ты меня пугаешь. Я обещаю не рассказывать папе, только если тебе ничего не угрожает...

— Нет-нет! Ну, что ты, мам! Мне абсолютно ничего не угрожает, просто... случилось нечто странное... Мои глаза вчера немного посинели, представляешь? Я помню, что в клане это происходило только после обращения. А у меня вчера.

— Как посинели, Ками? Ты уверена?

— Да, мам. Правда, сегодня они опять полностью черные, но я точно видела, и моя подруга Сэя тоже. Нам же обеим не могло померещиться. Я... в растерянности, так как не знаю, почему это могло произойти.

*************** Мама снова замолкает. Мне кажется, я успела ее сильно напугать. Ее тяжелое дыхание слышно в трубке, и я уже начинаю жалеть, что решила с ней поговорить, но я просто не знаю, с кем еще можно посоветоваться на этот счет.

— Детка, ты права, что так быть не должно, — наконец произносит мама. — Я с таким еще не сталкивалась, и не помню, чтобы у нас в клане подобное случалось, но я могу попробовать выяснить. В нашей фамильной библиотеке много заархивированных сведений. Возможно, я смогу тебе помочь. Конечно, получилось бы быстрее разобраться, если бы ты была не против моего разговора с папой...

— Нет, мам, нет! — вскакиваю с кровати и начинаю суетливо бродить по комнате. — Только не папе! Ты обещала! Он меня обратно заберет, а я не хочу. Пожалуйста, мам, давай попробуем сами разобраться. Ведь плохого со мной ничего не происходит!

— Ладно, — она вздыхает как-то нехотя.

Я ее понимаю, она ведь моя мама — переживает за меня. И тем не менее, мне бы не хотелось, чтобы папа обо всем узнал. Он и так мне дыхание перекрывает чуть что...

— Как ты думаешь, почему вообще могло такое произойти?

— Не знаю, Ками, у меня есть несколько предположений. Одно из них — близость истинной пары. Возможно, он очень близко от тебя, и твой спящий вампир пробуждается, реагируя на него, — когда мама говорит это, голос ее слегка дрожит.

У меня внутри, в принципе, тоже все дрожит. Истинная пара? Здесь? Рядом со мной?

Сразу же вспоминаю Риса и то, как он вдыхал мой запах. Волк ведь говорил про девушку, которая нравится его зверю. Что если мы действительно истинные?

— А другое предположение?

— А другое более опасное для твоей жизни. Вампир может реагировать на приближение врага. Если кто-то хочет тебе навредить. Это единственная причина, по которой я хочу ввести в курс дела твоего отца. Если это враг...

Я отрицательно качаю головой, будто мама может меня увидеть, затем все же говорю, причем стараюсь делать это убедительно, хотя твердой уверенности у меня нет, но все же маму стоит успокоить, пока она не раскололась перед папой.

— Нет-нет, это точно не враг. Я думаю, это все же пара. Есть здесь один парень... Он говорил, что я волную его зверя.

Сама не знаю, почему краснею, может потому, что с мамой о парнях мы раньше никогда не говорили так прямо?

— Ками! Ты серьезно? Волнуешь его зверя? Получается, он — волк? — я слышу выдох облегчения и легкую улыбку в голосе матери.