«Медленно! Отстаешь!» – приходили вслед за ними замечания от Мэйвезера. – «Где тебя черти носят?».
Синохара понял, что от него требуется более активно развивать наступление. И он бросил в бой «тяжелую кавалерию».
Кроме двух броневиков “Rhino”, у него имелся один “Bullfrog” – его самая мощная боевая единица. Бронированный как тяжелый танк прошлого, но в несколько раз меньше и с активной защитой, делающей почти невозможным поразить его снарядами, чья скорость была ниже, чем у снарядов «рельсы» – он их просто сбивал.
Вначале он очень бодро прошелся по вражеским рядам, сея смерть. Но вскоре стал доставлять Гарольду больше хлопот, чем пользы. Враги пытались уничтожить роботанк, не считаясь с потерями. На нем сконцентрировались усилия истребительных батальонов целой дивизии. Нет, обладал колоссальной огневой мощью, так что мог за себя постоять. Но из-за своих размеров дрон-танк сильно «отсвечивал» и его нелегко было замаскировать. Да и врагам казался приоритетной целью. Артиллерия ребелов постоянно равняла с землей все, что находилось в радиусе пятидесяти метров от монстра, хоть он и успевал уйти от прямых попаданий.
Из-за несовершенных систем прицеливания (или вообще их отсутствия у тех, кто был вооружен обычными калашами или винтовками) повстанцы почти не могли поразить юрких «грифов». Зато с упорством били по более медленным «Носорогам» и «Голиафам», пока не отправили одного в ремонтный гараж, а другого на переработку – в него попало сразу два кумулятивных снаряда.
Ну а по бедному «лягушонку» долбили так, будто он им лично насолил: противотанковыми снарядами, атаковали брандерами – дронами-самоубийцами – стреляли из антиматериальных винтовок, обычных противотанковых гранатометов, старых зенитных пушек. “Bullfrog” все это выдержал и остался на ходу.
Синохара знал, что, если будет потеряна такая ценная боевая единица, командование снизит бонусы. Это практиковалось давно у частных военных операторов, а недавно такую же практику ввели и в Корпусе. Своеобразный хозрасчет и самообеспечение. Конечно, лишние пять тысяч глобо были не так принципиальны для него. Но еще пять лет назад главным мотивом сохранить эту железяку стал бы для Гарольда перфекционизм. Но на данном этапе жизни он перерос это чувство. Поэтому без жалости послал тяжелую машину затыкать дыры в обороне и подставлял ее борта под огонь не меньше, чем дешевых и заменяемых «псов». В какой-то мере он берег ее даже меньше, чем арийских добровольцев. Все-таки они были люди. Хоть и фашисты.
Повстанцы истребляли «псов» сотнями и сотнями из противодронных ружей, но на место выбитых тут же вставали новые, которых капитан оперативно собирал на базе из обломков подбитых и хлама со свалок, цветного и черного металла. Вернее, собирали его автоматы. Ему даже не приходилось отвлекаться на то, чтоб вызвать свежее пополнение.
«Лягушонок» тоже получал свои ракеты и пули из обедненного урана. А под конец дня какой-то мерзавец очень удачно – для повстанцев, а не для экспедиционного корпуса – попал по нему из тяжелой турельной 25-милиметровой «рельсы». Пробил щит и вывел из строя сразу два процессора и основной генератор, чем вырубил почти пятьдесят процентов двигательных систем и бОльшую часть боевых. Пришлось, используя несколько других дронов как тягачей, эвакуировать исполина в тыл для ремонта. Который – ввиду уникальности многих запчастей – будет половинчатым и кустарным. Полная огневая мощь к нему уже не вернется до самого капремонта. Вот поэтому лучше иметь кучу мелких роботов, чем одного большого.
Последняя волна ребелов была уже неплохо вооружена. У них были даже экзоскелеты и трофейные дроны. Вряд ли они их вырастили на кукурузных полях.
Неисчислимые рои «москитов», которые просто выкашивали их бездоспешных товарищей – тут не помогли. Надо было придумать что-то другое. Впрочем, ничего хитрого – достаточно выделить всех – и из мяса, и из пластика и металлокерамики – и бросить в бой!
– А ты не плох, наемник, – пришли, когда все закончилось, вдруг, скупые слова от майора. – Играл в «Металлический шторм-2040»?
Гарольд кивнул, забыв, что его жесты собеседник не может видеть. Но тот каким-то образом увидел. Может, по движению воздуха или по неслышному для обычного уха звуку движения.
– Тогда ничего нового для себя не увидишь. И еще. Управляй разумом. А не руками, не словами и не глазами. Твой мозг во много раз быстрее, чем тело».
– Это же не допускается параграфом 65 инструкции 415-NR, сэр, – австралояпонец хорошо изобразил наивного простачка. – Вы же сказали, что Устав надо соблюдать.
– Одно дело ставить себя под удар из-за глупой бравады… и другое – следовать замшелым устаревшим правилам, опасаясь нового и полезного. Это большая разница. Запрещено? Если бы люди не делали то, что запрещено – предками, духами, вожаками… они бы остались обезьянами.
Нейроконтроллер. Никакой мистики, никакой телепатии, только колебания электромагнитных полей и направленных радиоимпульсов. Превращение электрических импульсов в нейронные и обратно. Адаптер человек-машина, который майор ему дал, работал без единого сбоя на десять тысяч команд. Для гражданской сферы такая точность была недостижимой.
Вначале Синохара даже удивился, когда понял, что может управлять огромным «Буллфрогом» силой мысли. Но потом втянулся. Чувствовать себя в шкуре тяжеленой махины было странно… но приятно. Он косил латиносов из спаренных пулеметов сотнями и давил гусеницами вместе с их боевыми тачанками. В конце даже перестал напоминать себе, что это живые люди. Какого черта их жалеть, если они хотят его убить? И людей, которые ему дороги, они бы убили без колебаний. А он… всего лишь пришел в их страну, чтоб навести в ней порядок, чтоб не дать одним из них поубивать других. После боя криминалисты еще посмотрят, сколько там врагов народа убили эти черногвардейцы. И все предоставят журналистам и в ООН.
К вечеру окончательно перешел на управление нервами. Сразу стало легче, и будто тяжесть упала с плеч. Перестала болеть голова, не надо было напрягать глаза, шевелить запястьями. Даже сердце и то билось теперь более ровно. Но когда он на время своего получасового сна попытался привлечь к этому двух самых башковитых из «арийцев» – те сразу сплоховали и вставали с кресел с зелеными лицами, хотя им выдалось спокойное дежурство и всего одна стычка с партизанами.
Роботы теперь были как продолжение его рук… или даже его синапсов.
– Вот только заработаю немного глобо… и стану киборгом, – полушуткой полуправдой сказал он командиру.
– Понятно тогда, для чего ты здесь. Но это еще не разрешено, – ответил майор.
– После войны разрешат. Власти поймут, что угроза для них – это дикари, которые боятся даже «умной» кофемолки. А не те, кто хочет жить вечно и мыслить на уровне суперкомпьютера.
К вечеру ситуация начала переламываться.
Число роботов росло как снежный ком. И они вели себя грамотно даже без постоянной опеки. Чем больше их становилось, тем более разумным было их поведение. Они уже не натыкались на стены, не мешали друг другу. Полевая командная система обучалась. Училась и на ошибках и удачах. Училась на практике боя и на просчете миллионов вариантов в перерывах между битвами. И даже во время затиший отдельные ее части продолжали просчет и анализ.
Джошуа предупредил Гарольда не превышать лимит числа подконтрольных машин. И не превышать дальность действия. Роботы, оказывавшиеся за пределами сектора операции – отключались и переходили под контроль тех подразделений Корпуса, которые действовали там. Если наштамповать их больше лимита – новые тоже не активировались.
Как понял Синохара, дело тут не в сложности координации и не в ограничениях передатчиков и широкополосной связи. Просто командование не хотело рисковать и вручать им слишком ультимативное оружие. Может, боялось за их лояльность, а может, чего-то еще.
Зато командование не запретило давать машинам относительную свободу. Оно не поощряло это, но Синохара вслед за Мэйвезером рассудил, что «если не запрещено – то можно».
