18. Вас тянет заглянуть в чужое окно?
19. Вы не любите ходить в гости без приглашения?
20. Вам хочется запустить стулом в зеркало?
В области медицины фантазировать можно и дальше — например, о вирусе, передаваемом вместе с кровью. В связи с вирусом возрастает значение выдумки Стокера: вампир, поящий своей кровью жертву.
Цель «медицинских» инсинуаций — не только объяснить вампира, но и найти ему оправдание в глазах либерально-демократической общественности. Питие крови, редко встречающееся у живых людей (даже в субкультуре оно не общепринято), примыкает к тем извращениям (в основном из половой сферы), что признаны ныне вполне естественными. В 2000 г. в желтой прессе промелькнуло сообщение об археологических раскопках, проводимых немцем Г. Кайхером в румынской крепости Поенари. Археолог откопал череп Влада Цепеша и по форме его зубов определил, что валашский господарь страдал редким заболеванием (гибрид порфирии и болезни Каплана), вызывающим неодолимое пристрастие к крови. Любовь Дракулы к крови отнюдь не доказана, но уже диагностирована!
Вампир. Иллюстрация Ф. Берн-Джонса (1897) к стихотворению Р. Киплинга.
В рамках «бунта против крови» осуществился перевод вампира в область «энергетики». Так называемый энергетический вампиризм — еще одна попытка очеловечить вампира, найти ему место в цивилизованном мире.
Это изобретение имеет свои литературные корни. Поначалу такой вампир пребывал в мире духов или астральных тел. В повести Ги де Мопассана «Орля» (1886) он лишает свою жертву энергии, мужества, самоконтроля, «малейшей способности проявить собственную волю». Герой повести уверен, что человек, предчувствуя и боясь появления такого рода существа, «ощущая его превосходство, но не умея ответить на вопрос, каков же этот новый владыка, придумал, замирая от ужаса, небывалое племя потусторонних тварей, неясных призраков, детищ страха»[78].
Мысль о смутном страхе разделяли и спириты, и все те, кто не был осведомлен о мифологическом и фольклорном разнообразии «потусторонних тварей». В итоге они придумали свою тварь, которая отвечала нуждам общества, переключившегося с древних чудовищ, ощутимых для людей, умерщвлявших их и наносивших им травмы, на безликое нечто, порабощающее волю, иссушающее душу, портящее настроение и т. п. Видимую кровь сменила невидимая энергия, и вампир перекочевал в область психики.
Жизненные силы выкачивали из человека поэтапно материализующаяся желеобразная масса (С. Баринг-Гоулд. «Мертвый палец», 1904), бесплодный земельный участок (Э. Блэквуд. «Превращение», 1911). Эти вампиры, описанные знатоками старинных преданий, по крайней мере, имели аналоги в фольклоре (материализация двое душника, нечистое место). Наконец, был поставлен вопрос не о духе, а о живом человеке: «Есть определенные люди… они способны влиять на других и забирать у них энергию. Разумеется, это происходит бессознательно, но те, кто оказывается рядом с такими людьми, чувствуют упадок сил» (Э. и К. Эскью. «Эйлмер Вэнс и вампир», 1914).
К настоящему времени энергетический вампир прошел тот же путь, что и вампир кровавый. Он полностью очеловечился — о невидимых существах речь уже не идет. Герой Мопассана устарел, но мысль его живет: энергетический вампиризм, в псевдонаучных кругах считающийся разновидностью психопатологии, провозглашен первоисточником вампиризма народных поверий. Кровососы из могил — всего лишь плод страха перед энергетическими паразитами, питающимися негативными аффектами своих жертв.
Сей образ был бы неполон без вампира-«душки». По наблюдению Михайловой, далеко не всегда понятие «энергетический вампиризм» характеризует отрицательные явления. Например: «Будучи врожденным и талантливым артистом, он, как энергетический вампир, постоянно нуждался в отклике, похвале, поддержке, в сочувствии и понимании, что служило топливом для его самолюбия и тщеславия, равно как и для созидательных поступков».
Вампир настолько популярен, что я не в силах охватить все гипотезы, касающиеся его родословной. Как правило, их авторы, пользуясь благоговением читателя перед естествознанием, выносят оценку вампиру на основании научных и псевдонаучных открытий, приводят свидетельства своих близких, знакомых и пациентов и пренебрегают данными мифологии и фольклористики. Часто автор бьется над проблемой, впервые поставленной в романе Стокера, фильме Мурнау и т. д., а победив ее, думает, что раскрыл тайну, возникшую задолго до появления современной науки, кино и телевидения.
Случаются и курьезы. Деружинский, лишив вампира права на кровь — единственного, что отличало его от ночных монстров, вынужден был смешать его с полтергейстом[79], огненным змеем и т. п. Помянув «водяное» привидение, чей визит в дом сопровождается истечением воды со стен и потолков, он назвал клеточную жидкость носителем «жизненной энергии» организма, той самой, в которой нуждается вампир. Кровосос превратился в водохлёба. А голубоватое свечение над могилой вампира (и других покойников) Деружинский увязал с феноменом огненного змея, норовящего проникнуть в дом родни. Такой огонь служит «фокусом внимания вампира, реализуемым в нашем восприятии».
Не умеющий жонглировать научными формулировками Бауэр оказался зато наслышан о роли воды и огня в поверьях о вампирах. Но о водной и огненной преградах в мифах разных народов он, похоже, не знает (зачем эти бредни технически подкованному «ученому»?). Вампиры у него избегают погружения в воду, так как «вода испаряется с поверхности их кожи, температура тела настолько падает, что это становится опасно для пищеварения и удовольствия от переваривания крови». А удовольствие вампиры очень ценят. Получается, наши предки обливали покойников водой, чтобы у них кость (или кровь) в горле застряла.
Огня же вампиры боятся как символа смерти. И на том спасибо! Далее идет потрясающий пассаж: «Известно (изобретательным сценаристам? — А.В.), что во время войн между вампирскими сообществами вампиры поджигали дома или замки противника, чтобы уничтожить и само строение, и всех находящихся в нем врагов, но это происходило нечасто. Вам не придется встретить вампира, вооруженного огнестрельным оружием или чем-то еще более мощным…» Граждане, если к вам подойдет в потемках личность с автоматом в руках, вздохните с облегчением — это не вампир!
Подведение итогов по этому разделу может плавно перейти в заключение, чего мне делать не хотелось бы — куда же девать героя-любовника?
Нетрудно заметить, что популяризаторы и отрицатели вампира льют воду на одну мельницу, перемалывающую злого духа в доброго или злого человека. На первом этапе (до XVIII в.) кровь пьют и духи, и люди. Духи кормятся кровью при жертвоприношениях или сами отбирают ее у людей и животных. Все без исключения «вампиры» древности — духи. Вампирами они считаются из-за насильственного захвата крови. Богов, которым адресуется кровавая жертва, вампирами не называют, кроме непонятного случая с русским упырем из летописи. Кровь не только подпитывает духа, но и дает ему власть над душой жертвы.
Люди, пьющие кровь животных, приобщаются к богам. Таким людям не выносится негативная оценка ввиду религиозной значимости их действий. Не выносится она и тем, кто употребляет в незначительном количестве кровь ближнего во время обмена кровью, происходящего по обоюдному согласию. До эпохи Средневековья люди изредка пьют кровь мертвецов, но в целом такое питье считается мерзостью. Упивающегося вражеской кровью никто не обвиняет в преступлении, но ведьмы и другие «поставщики» духов, добывающие кровь убитых младенцев, вызывают подозрения и даже ассоциируются с духами (стрига, Стрия). Люди, проливающие кровь в избытке или лечащиеся ею, никаким духам не служат (Жиль де Рэ не в счет). Они тоже потребляют кровь мертвецов. Однако легенды об их любви к крови возникли уже после вампирской эпидемии XVIII в. Таким образом, «вампир» первого этапа — это злой дух, пьющий кровь сам или через посредство своего служителя.