– Я подумаю об этом, – величественно кивнула Магда. – Продолжайте, Отто! Что еще важного вы хотите нам сказать о вампирах?
– Существует еще одно распространенное среди писателей заблуждение: будто каждая жертва вампира умирает, что невозможно по той же причине, которая была упомянута ранее. Умирают только те, к кому вампир начинает испытывать особую привязанность, кого он посещает снова и снова.
– Итак, резюмируем, – доктор Гисслер потряс в воздухе листом, на котором делал пометки. – В качестве человеческого материала для первой стадии эксперимента нам понадобятся дети. Надо будет привезти из лагерей. На второй стадии эксперимента материалом станут добровольцы из числа солдат и офицеров. Добровольцы уже найдены, хотя я лично их еще не видел и не обследовал. Теперь нужно найти детей.
– Приманка, значит… А почему не девственницы? – с глумливой улыбкой поинтересовался Август Хофер. – Вампиры девственниц тоже любят… И с девственницами интереснее, чем с детьми!
– Детская психика более податлива. С ними будет меньше проблем. Взрослые девушки будут задавать всякие вопросы… Сбежать попытаются. Сопротивляться. Или еще что-нибудь… В общем, с взрослыми проблемы неизбежны. С детьми их будет во много раз меньше. Достаточно будет извлечь их из лагеря и поместить в сносные условия.
– Мне кажется, одним из требований к человеческому материалу, в данной ситуации – к этим детям, должна быть их внешняя привлекательность, – сказал Отто Хофер. – Возможно, вампиру все равно, чью кровь сосать… Но во всех источниках указано, что при наличии выбора, они предпочитают самых молодых и самых красивых.
– Вампиры – эстеты… Будьте осторожны, фрау Магда! – улыбнулся Август Хофер.
– Нам всем следует быть осторожными, – заметил доктор Гисслер. – Эксперимент обещает быть опасным… Если вообще что-нибудь получится. Но нужно быть готовыми… Чтобы самим защититься от вампиров, нам придется носить серебряные цепочки на шее, а так же на поясе, на запястьях и на щиколотках. И поставить на окна всех жилых помещений серебряные решетки. А на двери – надежные замки.
– Дорогой эксперимент! – буркнул Август Хофер.
– Нам выделили средства, – гордо улыбнулся Отто Хофер.
– Но и спрос с нас будет… Какие еще требования к человеческому материалу, доктор Гисслер? Я сам планирую заняться этим.
– Мне кажется, следует исключить попадание в число подопытных детей еврейской национальности. Если эксперимент увенчается успехом, некоторые из подопытных станут пищей для наших добровольцев.
– Понимаю, – серьезно кивнул Август Хофер. – Мы не можем допустить, чтобы солдаты СС пили нечистую кровь.
– Забавно звучит! «Пища для наших добровольцев», – рассмеялась Магда.
Но на этот раз Август Хофер ответил ей строгим взглядом:
– Фрау Магда, это серьезный вопрос! Расовая чистота солдат и офицеров СС должна быть вне подозрений! Родословная солдат – на предмет родства с евреями и прочими расово неполноценными – проверяется с 1800 года! А родословная офицеров – с 1750 года! Столь же строгой проверке подвергаются их невесты. Вы не слышали, как генерал… Не буду называть его имени – вы знаете его не хуже, чем я – лишился звания и регалий? В роду у его супруги обнаружились евреи! Причем даже не в восемнадцатом, а в начале семнадцатого века… И, хотя она носила одну из самых благородных фамилий Германии – с приставкой «фон», разумеется! – генералу было предложено немедленно развестись. Это был человек немолодой, он прожил с супругой больше тридцати лет… В общем, отказался. И вынужден был расстаться с мундиром. Естественно, их сыновья были немедленно исключены из рядов СС. Если наш эксперимент увенчается успехом – наверняка будет принят новый расовый закон, в отношении, так сказать, доноров…
Магда презрительно улыбнулась и снова закурила. А потом с деланной ленцой в голосе обратилась к доктору Гисслеру:
– Доктор, значит, ваш правнук не подходит в качестве материала для эксперимента?
Все трое присутствовавших мужчин – профессор, генерал и Курт – онемели от такой дерзости.
Но доктор Гисслер оставался спокойным:
– Нет, Магда, вы же прекрасно знаете, что его отец был евреем. Но если вас интересует, отдал бы я собственного правнука на корм вампирам ради нашего эксперимента, то знайте: отдал бы. Потому что наш эксперимент – на благо Германии. А ради блага Германии я готов пожертвовать всеми своими близкими.
– Значит, Лизе-Лотта может быть использована, как материал, – прошептала Магда, искоса поглядывая на Курта.
– Не говорите глупостей, Магда. Вы прекрасно знаете, какую ценность представляет для меня Лизе-Лотта! Я старый человек. Очень старый. Я нуждаюсь в постоянном уходе. А какой наемный работник сможет дать мне столько самоотверженной заботы, сколько дает мне она? Какой наемный работник будет столь внимателен и проявит столько ответственности, чтобы помнить все, что мне необходимо в путешествии или в случае обострения какой-либо из моих болезней. Нет уж, фрау фон Далау, – усмехнулся доктор Гисслер. – Заботливая сиделка мне даже нужнее, чем хороший лаборант. Так что я скорее пожертвую вами, чем Лизе-Лоттой.
– Надеюсь, фрау Шарлотта не будет участвовать в экспедиции? – подал голос Курт.
Магда скрипнула зубами. Ну, почему он всегда произносил имя этой бесцветной дурочки с таким почтением, даже с… С любовью?!
– Разумеется, поедет. И я только что объяснил вам, почему, – ответил Гисслер.
– Но это же может быть опасно! Вы не вправе подвергать ее жизнь такому риску! – возмутился Курт.
– Я не вправе подвергать свою жизнь такому риску… Риску остаться на месяц, если не на более долгий срок, без должного ухода! И вообще, молодой человек, меня ваше мнение по данному вопросу не интересует! – сварливо ответил доктор Гисслер. – Но не тревожьтесь особенно. По уже изложенным выше причинам, я буду беречь Лизе-Лотту. К тому же я сомневаюсь, что вампиры ею заинтересуются. Лизе-Лотта – не девственница, – продолжал доктор Гисслер, обернувшись теперь уже к Магде. – И у нее слабое здоровье. А мы не знаем, как повлияет на вампира, если он станет питаться кровью больного человека. Вы сами, Магда, в этом смысле гораздо лучше подходите в качестве донора. Вы тоже, конечно, не девственница… Но вы красивы и у вас идеальное здоровье.
– Вы хотите девственницу? Я привезу вам… Девственницу с чистой кровью. Для завершающей стадии эксперимента! – коварно улыбнулась Магда.
– Надеюсь, это ваша очередная шутка? – угрюмо спросил Отто Хофер.
– Нет, профессор. Это не шутка. Я давно собиралась это сделать… Это будет забавно… Но позвольте мне пока умолчать о подробностях. Я хочу, чтобы все было сюрпризом!
– Господа! Фрау фон Далау! – доктор Гисслер снова постучал по столу. – Прошу вас, покончим с этой болтовней. Вот список того, что нам следует получить от правительства: серебро, подопытный материал и добровольцы. Дети и добровольцы должны быть здоровы.
– Помилуйте, какое здоровье после концлагеря?! Тем более – у детей? – удивился Август Хофер.
– Значит, отберете самых красивых и самых выносливых. И хватит на сегодня.
Доктор Гисслер поднялся, и вышел из библиотеки, подавая пример остальным.
Отто Хофер схватил со стола листок с записями, сделанными доктором Гисслером, быстро пробежал глазами и пренебрежительно отбросил.
За ним направился к двери Курт.
Август Хофер не торопился уйти, выжидательно глядя на Магду.
Магда прошла мимо него с деланным безразличием на лице.
Что он вообразил? Краснорожий, пузатый, да еще этот нос, как у морского слона, а уши… Огромные и мясистые. Как у настоящего сухопутного слона! Которого в зоопарке выставляют. Глазки маленькие, взгляд пронзительный. Волосы редкие, он их тщательно начесывает, чтобы изобразить подобие шевелюры. Что он вообразил о себе и о ней? Что она переспит с ним? Похоже… Как глуп! И всего-то несколько вольных шуток… А этот кретин уже вообразил, что она, графиня фон Далау, будет рисковать своим супружеством и титулом ради сомнительного удовольствия ублажить «храброго генерала» в постели. Да ясно же, как Божий день, что он сразу побежит всем и каждому рассказывать о том, как легко отдалась ему «аппетитная графиньюшка фон Далау». И наверняка еще что-нибудь пренебрежительное добавит… Вроде как – она ему навязывалась, а он до нее снизошел… Уже теперь-то наверняка треплет ее имя во время дружеских попоек. Только пока опасается что-нибудь конкретное говорить. Но усиленно намекает окружающим, что все уже было, было… Все и даже больше!
