Прозрачная крышка капсулы над ним откинулась. Его мышцы бьши как спагетти, в горле пересохло, левая рука утыкана иголками от капельниц. Далеко не сразу ему удалось выдернуть все наконечники шлангов, поскольку рука была туго перебинтована. Правой рукой он ощупал затылок и обнаружил электрод, присоединенный к бритому черепу.

Когда он сделал движение, чтобы выдернуть его, над головой зазвенел голос:

— Если ты разочаруешься в реальности, приходи и ложись сюда опять — верни на место иглы, подсоедини контакт.

— Не разочаруюсь,— пробормотал он, отрывая электрод.

Он с трудом поднялся на ноги и пошел искать людей.

Это был единственный способ решить проблему перенаселенности, сказал Маннерунг. Погрузить всех в сон, будить в разное время только крупнейших ученых, работать над проблемой межзвездных перелетов и содержать команду людей, обслуживающих Регулятор. Пусть пятьдесят миллиардов спят и видят сны под стеклянными колпаками — это лучше, чем иметь их всех бодрствующими.

— Лишь самые неординарные личности,— сказал ему доктор,— способны предпочесть серую обыденность потрясающим приключениям, приземленное существование исполнению всех желаний. Для таких случаев, конечно, разработаны определенные правила. Если сновидец слишком растревожен, Регулятор разрешает ему проснуться. Мы всегда найдем для него занятие. У нас масса нудной работы по поддержанию системы жизнеобеспечения. Если это то, чего ты хочешь, то ты принят. Можешь начать с замены трубок в этом секторе.

Он передал Джексону схему.

— Вот диаграмма. Они все пронумерованы. Те, которые обведены красными кружками, надо заменить. Когда закончишь с этим, займись наведением порядка на том складе,— он указал на дверь.— Там такой кавардак. Но ты уверен, что действительно этого хочешь?

— Да,— сказал Джексон,— тот, другой способ существования был... ну, паразитизмом что ли. Это было классно, но бесполезно.

— О’кей, тогда иди работай.

Счастливо мурлыча что-то себе под нос, он отправился разбираться с трубками.

Узнав наконец, что такое с Джексоном, Маннерунг на этот раз не вздохнул.

— Мамуля! Мамуля! Расскажите мне снова, что вы делали в войну.

— Ничего особенного. Иди поиграй с сестренками.

— После обеда я только этим и занимаюсь. Но они играют слишком больно. Я лучше еще раз послушаю о плохой зиме и о чудищах.

— Что было, то было. Плохая выдалась тогда зима.

— Было холодно, мамуля?

— Было так холодно, что латунные обезьяны пели сопрано на каждом углу. И этот холод продолжался три года, и солнце с луной побледнели от стужи, и сестра убивала сестру, а дочери меняли любимых мамулек на зажигалку и пригоршню карандашных стружек.

— А что случилось потом?

— Конечно, пришла другая зима. Еще хуже, чем прежняя.

— И как плоха она оказалась?

— Послушай, доченька: два огромных волка, что охотились по всему небу за солнцем и луной, наконец поймали их и съели. Тогда стало совсем темно, но кровь, которая лилась ливнем, давала немного красноватого света, так что можно было наблюдать за бесконечными землетрясениями и ураганами — когда стихали бураны и можно было хоть что-то разглядеть.

— И как же мы пережили все это, мамуля? Ведь раньше не было таких страшных зим, ты сама говорила.

— Привыкли, наверное.

— А как в небе снова появится солнышко, если его съели?

— О, это будет другое солнышко, жаркое. Может так случиться, что на суше загорятся пожары, океаны закипят и все такое.

— Вы испугались стужи?

— Мы испугались того, что пришло позже. Из глубин моря появилась гигантская змея и стала бороться с великаном, держащим в руках молот. Потом со всех сторон нахлынули банды гигантов и чудищ и стали биться друг с другом. Среди них был старый одноглазый человек с копьем, и он бросился на большого волка, но тот проглотил его вместе с бородой и всем прочим. Затем пришел другой большой человек и убил волка. Тогда я вышла из убежища и поймала за рукав одного из воинов.

— Послушайте, мистер, это Геттердаммерунг? — спросила я.

Воин задумался, опершись на топор, которым он только что рубил, как капусту, какую-то массу с множеством глаз.

— Вроде бы,— сказал он.— Послушайте, дамочка, вы можете...

Он не договорил, потому что многоглазая масса с чавканьем проглотила его и поползла дальше.

Я перешла на другую сторону улицы, где другой воин с рогатым шлемом на голове исполнял кровавую чечетку на поверженном чудовище.

— Прошу прощения,— сказала я,— вы не скажете, какой сегодня день?

— Меня зовут Локи,— прохрипел он, топча многоглазого врага.— На чьей стороне вы в этой драке?

— Я не знала, что должна быть на чьей-то стороне,— ответила я.

Воин начал было распространяться на ту тему, что я должна, и непременно, а масса тем временем разинула пасть. Локи с печальным вздохом прикончил чудовище ударом копья, а затем внимательно оглядел мою разорванную одежду.

— Вы одеваетесь подобно мужчине,— заявил он,— но...

Я застегнула блузку.

— Я...— начала было я.

— Конечно, у вас была безопасная булавка. Что за прекрасную мысль вы мне подали! Так и сделаем. Пойдем, я знаю неподалеку отличное местечко, почти не радиоактивное,— сказал он, прокладывая путь через стаю оборотней.— Боги снизойдут с небес, защищая нас.— Он нагнулся, поднял с земли женщину, лежавшую без сознания, и перекинул ее через плечо.— Вы пережили все это не зря. Настанет новый день, и прекрасный новый мир потребует новых совокуплений. Видя ваши округлившиеся животы, боги скажут, что это хорошо, и откинут копыта.— Он загоготал,— Они думали, что все эти смерти приведут нас к иному образу жизни, мира, счастья, другой любви — и новой расе...— Слезы заструились по его лицу.— Но в каждой трагедии есть место для здорового смеха,— заключил он, перенося нас через реки крови и поля костей.

Он оставил нас в психоделическом притоне, среди тепла, деревьев, фонтанов, поющих птиц — всех тех мелочей, которые делают жизнь приятной и банальной: нежная пища, ласковый ветер, добротные дома с водопроводом. Затем, продолжая смеяться, он вернулся на поле боя. Позднее моя компаньонка проснулась — белокурая, гибкая, очаровательная,— и ее глаза вспыхнули, когда она встретилась со мной взглядом.

— Так,— выпалила она,— вы вызволили меня из этой ужасной мужской бойни, чтобы я могла служить вашим необузданным и извращенным страстям! И это после того, что вы уже со мной сделали!

Я шагнула к ней, чтобы успокоить, но женщина встала в позу каратэ.

— Что вы имеете в виду? — удивленно спросила я.— С вами никто ничего не делал.

— Сделать невинную девушку беременной — это, по-вашему, не сделать ничего? — возмутилась блондинка,— Повесить мне на шею все заботы с абортом, а самим пойти развлекаться с этими многоглазыми чудовищами? Нет уж, увольте, я больше не хочу иметь дела с этими противными мужчинами!

— Успокойтесь, сестра,— сказала я, вновь расстегивая блузку. — Я была столь же привлекательна для мужчин и не раз попадала в затруднительное положение, как и вы, так что отныне хочу вести жизнь простой...

— Хвала Сафо! — с облегчением воскликнула блондинка.

И мы стали парой и живем счастливо до сих пор. Зима ослабела, и Сумерки Богов прошли. Мир стал обновленным, полным любви, мудрости и счастья. Вот и вся история, малышка. А теперь иди, поиграй со своими сестрами.

— Но они вовсе не играют приятно! Они делают вещи, которые вы обе не велели мне делать.

— Как, ты до сих пор не научилась это делать? — спросила другая мама.

— Сияющая особа с золотым жезлом показала, как делать такие вещи. Она также сказала, что боги идут своими, таинственными и не страшными путями.

— Это может быть началом философии,—заметила первая мама.

— Можно сказать и так,— согласилась вторая.

Сверкающий машинный ад, где эбеновые стены говорят в завтра. Торопливо пощелкивали челюсти, с треском статических разрядов перемалывая ушедшие дни.