Демоны-музыканты поднялись из них, встали по местам и, подняв инструменты, приготовились играть. Но Калифрики уже успел разглядеть то, что хотел. Он еще раз ударил по камню, и квартет опять убрался назад. Он вернул пику на крюки и вышел из залы.

В глубоком раздумье он долго блуждал по сумрачным коридорам. Когда наконец он дошел до комнаты, где горел свет, и остановился, оказалось, что это библиотека. Заглянув в дверь, он увидел доктора Шонга, который сидел и читал.

— Калифрики,— сказал доктор,— в чем дело?

— Когда хожу, лучше думается.

— Вы еще не совсем поправились, и спать вам куда полезнее, чем думать.

— Я устроен иначе. Когда меня что-либо беспокоит, я хожу и размышляю.

— Не знал об этой вашей технической особенности. Скажите, что вас беспокоит, и, возможно, я сумею помочь.

— Я до сих пор так ни разу и не видел хозяина дома. Знает ли Джероби Клокман о том, что я здесь?

— Да. Я ежедневно докладываю ему обо всем.

— О, а не давал ли он каких-либо особых поручений, касающихся меня?

— Лечить вашу рану, подавать вам еду и следить за тем, чтобы вам оказывали всевозможные почести.

— А не изъявлял ли он желания познакомиться со мной лично?

Доктор закивал.

— Да, но должен вам напомнить, что в последнее время ему нездоровилось. Однако теперь ему значительно лучше, так что уже завтра он пригласит вас с ним отобедать.

— Это правда, что мать Йолары бежала с музыкантом? — спросил Калифрики.

— Именно так я слышал. В те дни меня не существовало. Я был сделан, когда Йолара уже выросла.

— Спасибо, доктор,— сказал Калифрики,— и спокойной ночи.

Он заковылял по коридору, припадая на ногу, но, как только повернул за угол, хромота его сразу пропала. Прошагав дальше по коридору, он присел на скамью, закатал штанину и снял с себя затейливые скобы. Медленно привстал, затем перенес тяжесть тела на больную ногу. Потом ухмыльнулся.

В тот вечер чуть позже Йолара услышала, как кто-то тихонько скребется к ней в дверь.

— Кто там? — спросила она.

— Калифрики. Мне нужно поговорить с тобой.

— Минутку,— ответила она.

Она отворила дверь. Он заметил, что она до сих пор не сняла одежды, которую носила весь день.

— Как ты узнал, что это дверь моей комнаты? — спросила она его.

— Я вышел из своей и поискал,— ответил он.— Это единственная комната, в которой горел свет,— не считая моей и библиотеки, где я оставил доктора Шонга. А покои твоего отца, насколько я знаю, в северной башне.

Она одарила его второй улыбкой.

— Умно,— заметила она.— О чем же ты хотел поговорить?

— Сперва вопрос, если можно.

— Конечно.— Она отступила в сторону и отворила дверь шире.— Входи, пожалуйста.

— Благодарю.

Он сел на предложенный ею стул и затем сказал:

— Несколько дней назад, когда я пришел в себя, доктор Шонг рассказал мне, будто меня нашли тремя или тремя с половиной днями раньше в том самом месте, где со мной приключилось несчастье.

Она закивала.

— Ты была там, когда меня обнаружили?

— Нет,— призналась она.— Мне рассказали о тебе позже.

— Он употребил местоимение «мы», поэтому я предположил, что с ним была ты.

Она помотала головой:

— Скорее всего, кто-нибудь из механических кукол. Но это мог быть и мой отец. Хотя, думаю, нет, ведь он был болен.

— Йолара,— сказал он,— здесь что-то нечисто. Я чувствую, мы оба в большой опасности. Ты говорила, что хочешь уехать. Прекрасно. Собери вещи, и я увезу тебя отсюда прямо сейчас, сегодня же ночью.

Глаза ее расширились.

— Это так неожиданно! Мне нужно предупредить отца!

— Я...

— Нет,— оборвал он.— Именно его я и боюсь. По-моему, он не в себе, Йолара, и очень опасен.

— Он никогда не причинит мне зла,— сказала она.

— Я в этом совсем не уверен. Если верить портрету, ты сильно похожа на мать. В своем безумстве он может в один прекрасный день спутать вас — отождествить тебя с воспоминанием о ней. И тогда ты наверняка окажешься в опасности.

Глаза ее стали щелочками.

— Ты должен объяснить мне, почему ты так думаешь.

— Я уверен, что он нашел твою мать, после того как она изменила ему с цыганом, и убил ее.

— Как ты можешь так говорить?

— Я побывал в зале, где он держит свой бесовский квартет. Я открывал их могилы — и пятую, вокруг которой они становятся играть. В той пятой — скелет. На шее его цепочка с изумрудным корабликом, та же, что и на портрете.

— Нет! Я не верю этому!

— Прости.

— Я должна убедиться сама.

— По-моему, лучше не надо.

— Выдвинуть такое обвинение и просить меня принять его на веру — это уж слишком,— заявила она.— Пойдем! Это не так страшно, как ты думаешь, ведь моя мать для меня чужая. Мне бы хотелось взглянуть на эту могилу.

— Хорошо.

Он поднялся со стула, и они вышли в коридор. Добравшись до темной ниши в стене, он вынул оттуда меч, блеснувший полосой гладкой стали, и, держа его в правой руке, первым двинулся к лестнице.

— Где ты взял меч? — спросила она.

— Позаимствовал внизу у доспехов латника.

— Мой отец слабый больной старик. Неужели нужно идти на него с оружием...

— На всякий случай не помешает,— ответил он.

— Ты что-то не договариваешь,— сказала она,— не так ли?

— Увидим,— ответил он.

Когда они вошли в залу, где он побывал раньше, Калифрики снял со стены алую пику.

— Стой здесь,— указал он, подведя Йолару к средней могиле, а сам отступил назад и ударил по камню-полумесяцу древком пики. Каменные плиты сдвинулись с места, и он поспешил к ней. Она пронзительно вскрикнула, но не при виде демонов, которые, восстав из каменных могил, со всех сторон обступили их. Взглянув вниз, в глубь могилы, Калифрики увидел тело седого толстяка, голова которого была свернута, да так, что лицо смотрело назад. Тело лежало в объятиях скелета, с шеи которого свисал изумрудный кораблик.

— Кто это сделал? — спросила она.

— Не знаю,— сказал Калифрики.— Раньше его здесь не было. Я не понимаю. Я...

Вдруг он опустился на колени, склонился над могилой и приподнял правую руку старика.

— Что там? — спросила Йолара.

— Перстень с голубым камнем,— сказал он.— Еще вечером он был у него. Теперь нет.

— Его кольцо с печаткой,— проговорила она.— Его печать Кукольных дел мастера. Он бы никогда не расстался с ним добровольно.

В этот момент дьявольский квартет заиграл. И говорить стало невозможно. Опустив руку кукольника, Калифрики подобрал лежавшую в стороне пику с алым древком и поднялся на ноги.

Он прошел между изуродованными демонами и, подойдя к каменному полумесяцу, ударил о него пикой. Мгновенно музыка смолкла. Музыканты удалились на покой. Могилы начали закрываться.

— Теперь наконец ты веришь, что здесь опасно? — сказал он.

— Да,— отозвалась она.— Но...

— Йолара,— произнес седой толстый старик, который входил в зал через дальнюю дверь — вспышка голубого огня на правой руке.— Я слышал, ты кричала.

— Механический двойник отца,— сказала она.— Он часто подумывал, не смастерить ли такого. Я и не знала, что смастерил. Кукла убила его и заняла его место.

Толстяк усмехнулся и двинулся к ним.

— Отлично,— сказал он.— А вас не проведешь, верно?

— Где его самое слабое место? — спросил ее Калифрики, поднимая клинок.

— Чуть ниже пупка,—ответила она, и он направил острие оружия ниже.

— Если честно,— сказала кукла,— то, проткнув слой плоти, ты почувствуешь, как металл упрется в металл.

 Чтобы победить меня, нужно достойное оружие и прочный клинок.

Калифрики рассмеялся.

— Не проверить ли нам? — спросил он.

Кукла остановилась.

— Нет, не нужно,— ответила она.— Стоит ли разбазаривать талант понапрасну.

Затем его взгляд устремился куда-то за их спины. Калифрики повернул голову и увидел, что через другую дверь в зал входит доктор Шонг.

— Доктор,— закричала Йолара,— он убил отца и занял его место!