— Я нравлюсь вам. Даже когда я впервые появился на «Тарике», что-то было во мне такое, что вам понравилось. Я видел, что вы делали вещи, которые, по моему мнению, были плохими, но я нравился вам. Я сказал вам, как разрушить защитную сеть захватчиков, и вы разрушили ее для меня. Я сказал вам, что хочу отправиться к концу Языка Дракона, и вы организовали полет туда. Вы делаете все, что я попрошу. Очень важно, чтобы я знал это.
— Спасибо, Батчер, — сказала она.
— Если вы когда-нибудь ограбите другой банк, вы отдадите мне все деньги.
Ридра рассмеялась.
— Спасибо. Никто еще не хотел сделать этого для меня. Но надеюсь, вы не будете грабить...
— Вы убьете всякого, кто попытается мне вредить, убьете много ужаснее, чем убивали раньше!
— Но вы не должны...
— Вы убьете всех на «Тарике», если они попытаются разлучить нас и оставить в одиночестве!
— О, Батчер... — она отвернулась от него и прижала кулак к губам. — Плохой из меня учитель! Я сразу не поняла...
Удивленный и сдавленный голос:
— Я не понимаю вас, я думаю...
Она снова повернулась к нему.
— Но это — я, Батчер! Я не поняла вас! Пожалуйста, поверьте мне. Вам нужно еще немного научиться.
— Вы верите мне, — кратко ответил он.
— Тогда слушайте. Мы встретились на полпути. Я еще не окончательно научила вас относительно «я» и «вы». Мы создали свой особый язык и говорим на нем.
— Но...
— Послушайте: всякий раз, как в последние десять минут вы говорили «вы», вам следовало сказать «я». Всякий раз, как вы говорили «я», вы имели в виду «вы».
Он опустил глаза, потом снова посмотрел на нее, не отвечая.
— То, что я говорю о себе, как «я», вам нужно говорить «вы». И, наоборот, понимаете?
— Значит, это разные слова для одного и того же? Они неразличимы?
— Нет, только... Хотя, да. Они означают один и тот же тип отношений. В некотором роде это одно и тоже.
— Тогда вы и я — одно и то же.
Рискуя все запутать, она кивнула.
— Я подозревал это. Но вы, — он указал на нее, — научили меня, — он указал на себя.
— И поэтому вы не должны больше убивать людей. Во всяком случае, сначала нужно чертовски крепко подумать, прежде чем это сделать. Когда вы говорите с Джебелом, я и вы существуем. Когда вы глядите на корабль или на экран, я и вы по-прежнему здесь.
— Мозг должен обдумать это.
— Вы должны думать об этом не только мозгом. Это большее.
— Если должен, значит, буду, — он снова коснулся ее лица. — Потому что вы научили меня. Потому что со мной вы не должны ничего бояться. Я только что научился и могу допустить ошибки, но я понял, что убивать людей, не подумав об этом много раз, будет ошибкой, верно? Теперь я правильно употребляю слова?
Она кивнула.
— Я не буду делать ошибок с вами. Это было бы слишком ужасно. Я буду делать как можно меньше ошибок. А однажды я научусь окончательно, — он улыбнулся. — Будем, правда, надеяться, что никто не будет делать ошибок со мной. Мне жаль, если они будут их делать, потому что я, вероятно, буду с ними тоже делать ошибки и мало думать при этом.
— На сегодня достаточно, — сказала Ридра. Она взяла его за руку. — Я рада, что я и вы вместе, Батчер!
Он обхватил ее рукой за талию, и она прижалась к его плечу.
— Спасибо, — прошептал он. — Я благодарен вам, спасибо.
— Вы теплый, — сказала она, уткнувшись в его плечо. — Давайте постоим еще немного.
Он замер, Ридра взглянула на него сквозь голубоватый туман и похолодела.
— Что это, Батчер?
Он взял ее лицо в свои ладони и наклонил свою голову, пока его волосы не коснулись ее лба.
— Батчер, вспомните, я говорила вам, что понимаю, о чем думают люди! Я чувствую что-то плохое. Вы говорите, чтобы я не боялась вас, но вы меня пугаете!
Она заглянула в его лицо. На глазах Батчера выступили слезы.
— Послушайте, что-то в вас пугает меня. Скажите, что это?
— Не могу, — хрипло сказал он. — Не могу. Не могу сказать вам, — и единственное, что она немедленно поняла: то, что он смог постичь своим новым сознанием было ужасным. Она видела его душевную борьбу и боролась сама.
— Может, я смогу помочь вам, Батчер? Существует способ проникнуть в мозг и отыскать там...
Он отпрянул от нее.
— Вы не должны! Вы не должны делать со мной этого! Пожалуйста.
— Батчер, я... я не буду, — она была смущена, и это смущение причиняло ей боль. — Батчер, я не буду! — она заикалась, как робкий влюбленный юноша.
— Я... — начал он, тяжело дыша, но постепенно смягчаясь. — Я был один и не был «я» долгое время. Мне нужно еще немного побыть одному.
— Я... понимаю, — подозрение, вначале очень смутное, сформировалось у нее в мозгу. Когда он отступил, подозрение почти перешло в уверенность. — Батчер! Вы читаете мои мысли?
Он выглядел удивленным.
— Нет. Я даже не понимаю, как вы можете читать мои.
— Хорошо... Я подумала, что вы прочитали какие-то мои мысли и испугались меня.
Он покачал головой.
— Отлично. Черт возьми, я вовсе не хочу, чтобы кто-то копался у меня в голове!
— Я скажу вам сейчас, — сказал он, снова подходя к ней. — Я и вы одно и то же, но я и вы очень различны. Я видел много такого, о чем вы не знаете. Вы тоже видели такое, о чем я и не подозреваю. Вы сделали меня не одиноким. В моем мозгу есть многое о боли, о бегстве, о борьбе, и, даже когда я был на Титане, о победе. Если вы в опасности, в настоящей опасности, и кто-то может с вами сделать ошибку, смотрите в его мозг. Читайте его мысли, если это необходимо. Я прошу вас только немного подождать, пока вы не сделали еще одной вещи.
— Я подожду, Батчер, — сказал она.
Он протянул руку:
— Идем.
Она взяла протянутую руку.
— Нет необходимости анализировать течения стасиса, если чужой корабль дружествен к Союзу. Мы еще немного побудем вместе.
Она шла за ним, прижавшись к его плечу.
— Друг или враг? — сказала она, когда они проходили через сумерки, тяжелые от привидений. — Все это Вторжение временами кажется мне таким бессмысленным. Здесь, на «Джебел Тарик», вы избегаете подобных вопросов. Я завидую вам.
— Вы направляетесь в штаб-квартиру Администрации из-за Вторжения, да?
— Да. Но не удивляйтесь, если я вернусь обратно, — она снова взглянула вверх. — Есть еще одна причина, по которой мне хотелось бы во всем разобраться... Захватчики убили моих родителей, а второй запрет чуть не убил меня. У моих навигаторов первую жену убили захватчики. Рон все еще размышляет, насколько прав был Военный Двор. Никто не любит Вторжение, но оно продолжается. Оно настолько велико, что я никогда реально не думала о том, чтобы охватить его одной мыслью. Странно видеть все человечество в этой страшной разрушительной борьбе... Может, мне не стоит лететь в штаб-квартиру, может, мне следовало просить Джебела повернуть назад и двинуться в самые пустынные части Зажима.
— Захватчики, — сказал Батчер, — причинили вред многим людям: вам, мне... Да, мне тоже.
— Как?
— Болезнь мозга я говорил вам. Это сделали захватчики.
— Не может быть!
Батчер пожал плечами.
— Первое, что я вспомнил, это побег из Нуэва-нуэва Йорка.
— Это огромный порт пограничной туманности Рака?
— Да.
— Захватчики взяли вас в плен?
Он кивнул.
— Да, и что-то сделали. Может быть, эксперимент, может быть, пытка, — он пожал плечами. — Не в этом дело. Я не могу вспомнить. Но, когда я сбежал, я сбежал ни с чем: без памяти, без голоса, без слов, без имени.
— Возможно, вы были военным или каким-нибудь важным лицом до того, как они вас схватили...
Он наклонился и прижал свою щеку к ее губам, чтобы заставить ее замолчать. Выпрямившись, он печально улыбнулся.
— Есть вещи, которых мозг не знает, но о которых может догадываться. Я всегда был вором, убийцей, грабителем. И я не был я. Захватчики поймали меня однажды. Я бежал. Союз поймал меня позже на Титане. Я бежал...
— Вы бежали с Титана?