В коридоре еще пара с Томпсонами на изготовку, делаю одновременный залп и бандиты м простреленными лбами падают на пол.

— Чисто! Уходим! Мне передали мой саквояж, который я доработал, приделав к нему длинный ремешок, позволяющий повесить на плечо неудобную сумку. Убрав пистолеты, беру в каждую руку автомат и двигаю к лестнице, зная что у лифта нас уже ждут.

Лестничный проход наверх тоже был под контролем пяти человек, которых я от души нашпиговал свинцом. Бросив разряженные стволы, предварительно протерев из платком, я из поданного мне моего футляра достал и собрал свой автомат, то же самое сделали остальные.

— Выходим и сразу двигаем в ресторан, пробиваемся через их черный вход — давая указания, я окинул взглядом хол — в разные стороны разбегались постояльцы, шестеро бандитов с оружием спешили нам навстречу — стреляют первая и вторая тройки длинной очередью, затем если еще остается кто жив из этих гребаных итальяшек, добиваем я и третья тройка.

Подбежавших к лестнице встретил ураган пуль из пятидесяти патронных магазинов. Добивать было некого. Пока менялись магазины, мы вчетвером, проскакивая мимо выхода на улицу, очередями отогнали подальше стоявших там гангстеров и, расталкивая встречных ошалевших людей, проскочив зал ресторана вывалились в помещения кухни, изученные нами сразу по приезду в отель.

У черного входа стояла только одна машина с пятью гангстерами. поленившимися вылезти наружу, за что они тут же схлопотали по десятку пуль в свои бренные тела. Выкинув тела, я и еще трое сели в нее и отъехали, остальные, спрятав оружие под плащами, рассредоточились по тройкам и направились на точку сбора, железнодорожный вокзал. Через час нас уже не было в городе.

"Дилетанты! Если бы нам перекрыли пути отхода из города. нам пришлось бы кисло!"

Пятнадцатого апреля в Кремле состоялось заседание ВЦИК, посвященное подведению итогов первого квартала, организации посевной, подготовке к празднованию Первого мая. Ленин был на подъеме, забыл про все свои болезни — В Москву прибыл Камо с отличными новостями.

— Товарищи! Слово имеет товарищ Тер-Петрося́н, выполнявший вместе с товарищем Сорокиным секретное задание правительства РССР за границей.

Камо вышел к трибуне и окинул собравшихся взглядом — в первом ряду сидел Троцкий, то и дело протирающий свои пенсне. Выражение его лица демонстрировало презрение и немного ревности — Лейба и сам был бы не против поездки за границу, последнее время его затирали и отодвигали в сторону. Троцкий к этому не привык — после Октябрьской революции реклама и самореклама Троцкого приносила свои плоды. В речах и брошюрах при перечислении вождей революции фамилию Троцкого нередко ставили впереди имени Ленина. «Вот пришла великая революция,— говорил Урицкий,— И чувствуется, что как ни умен Ленин, а начинает тускнеть рядом с гением Троцкого». А некоторые видные партийные деятели, как писал Луначарский, вообще были «склонны видеть в нем подлинного вождя русской революции». Да и сам нарком просвещения немало сделал, чтобы поддержать у общественности это мнение. В его книжке «Великий переворот» как самые выдающиеся вожди революции были выдвинуты на первый план вместе с Лениным и Троцким такие лидеры как Зиновьев, Каменев, Мартов и, разумеется, сам автор книжки. Следует обратить внимание, что это были партийные деятели, попавшие после первой русской революции в эмиграцию и почти не принимавшие непосредственного участия в работе российского революционного подполья. При этом, Луначарский отмечал, что «больше всего шума и блеска было вокруг Троцкого», который проявлял «огромную властность», «необыкновенную элегантность», «ораторский и писательский талант», «большую ортодоксальность, чем у Ленина». По словам Луначарского, Ленина отличали «грубость», «монотонность ораторских жестов», «бесцветность», «застенчивость» в общении с европейскими социал-демократами и их лидерами, «неспособность становиться на точку зрения противника», стремление за дискуссиями коллег «видеть столкновение разных классов и групп». «Доминирующей чертой его характера была воля». «Не надо думать,— указывал Луначарский,— что второй великий вождь революции во всем уступает своему коллеге; есть стороны, в которых Троцкий бесспорно превосходит его; он более блестящ, он более ярок, он более подвижен. Ленин как нельзя более приспособлен к тому, чтобы сидя в председательском кресле Совнаркома, гениально руководить мировой революцией, но, конечно, он не мог бы справиться с титанической задачей, которую взвалил на свои плечи Троцкий, с этими молниеносными переездами с места на место, этими героическими речами, этими фанфарами тут же отдаваемых распоряжений»

— Товарищи! В отсутствие руководителя нашей группы я кратко освещу ее деятельность. Нами были подготовлены к работе офисы вымышленной компании в Европе и США, была проведена экспроприация банка, на вырученные деньги мы смогли начать финансовые операции по продажам и скупке своих акций несуществующей алмазодобывающей фирмы. К первому апреля на биржи были выброшены акций на миллиард акций, общая прибыль от этой операции — более четырех миллиардов долларов! На десять миллионов было закуплено отборное зерно, которого должно хватить на посевную. При цене пятьдесят центов за тридцать пять килограммов зерна закупили семьсот тысяч тонн. Перед возвращением в РССР товарищ Сорокин собирался в Канаду для закупки еще двух миллионов тонн зерна, нами заключен договор с лучшими проектировщиками современных заводов о создании нескольких проектов самых необходимых стране заводов, а так же обучении наших инженеров-строителей передовым методам проектирования. Нашей группой по вполне выгодной цене закуплены пять тонн золота, которое в ближайшие дни будет в Москве. Сами знаете — денежные знаки, не обеспеченные запасом золота, быстро обесцениваются и превращаются в обычные бумажки, тем более наша страна объявила о хождении в стране свободно конвертируемой валюты. Так же, не ожидая строительства заводов, в США буквально в эти дни заключаются договора о поставки в РССР тракторов Фордзон Ф по шестьсот семьдесят долларов и грузовых автомобилей Мак серии «АС» Бульдог грузоподъемностью две с половиной тонны и самое главное — запчастей на эту технику.

Камо налил себе воды в стакан и отпил, затем продолжил — Теперь я хотел немного отвлечься от целей нашей группы и затронуть тему развития сельского хозяйства. В 1891-1913 годах среднегодовое производство зерна в России составляло почти семьдесят пять миллионов тонн. В те годы девять процентов выращенного урожая экспортировалось за рубеж. Агрохимик Александр Николаевич Энгельгардт обращал внимание на то, что Америка продает избыток зерна, а Россия экспортирует зерно, которого не хватает даже для питания детей и для достижения россиянами уровня жизни американцев зерна нужно производить в два раза больше — обычно российскому мужику приходится не только питаться хлебом самого низкого качества, но и недоедать. Царский министр финансов Вышеградский говорил о том. что непомерные объемы экспорта зерна привели в 1911 году к голоданию тридцати двух миллионов крестьян, которые вынуждены были питаться лебедой. Вывод — ни в коем случае в погоне за валютой нам нельзя продавать пшеницу за границу, пока не сможем получать урожаи, полностью обеспечивающие население хлебом, пока не создадим в стране запасы зерна на случаи неурожая.

Камо выплеснул на слушателей результаты бесед с Сорокиным и сразу на душе полегчало — он довел до правительства главное, что он сам вынес из споров с этим странным головорезом Сорокиным.

Выступление Камо Бронштейн слушал с огромным скептицизмом — ему совершенно было насрать на развитие экономики в молодом государстве, на трактора и грузовики, даже на голодающих русских мужиков. "Да хай они все вымрут, русское быдло!". Он и его люди вкусно жрали и были хорошо одеты. Его беспокоил только костер мировой революции, в который он был готов бросить всю эту гребаную страну до последнего полена, его роль в мировой истории — быть почитаемым в Европе и штатах, стать Богом для революционеров всех мастей этого цивилизованного Запада.