Она всегда спала сладко, охотно погружаясь в теплые ватные сумерки. Просыпалась тоже с огромным удовольствием. Сквозь сон шарила рукой по постели — где оно, прекрасное тело ее мужчины? По утрам он неизменно лежал рядом, терпеливо дожидаясь ее пробуждения. Вот она касалась его, и он послушно придвигался вплотную к ее крупному роскошному телу и принимался гладить ее, как кошку. Она, еще не открывая глаз, мурлыкала что-то невразумительное, но нежное и, обхватив любимого руками за шею, притягивала к себе, нескромно изучая ладонями его спину и ягодицы. Мужчиной, разумеется, овладевало желание, но он до поры до времени смирял себя, чтобы сначала довести до исступления партнершу и лишь затем мягко проникнуть в нее и вместе раствориться в приятных, каждый раз чуточку новых ощущениях. Она послушно приподнимала бедра, чтобы ему было удобнее двигаться, и жадно оплетала его тело руками и ногами, словно лианами в тропическом лесу.

Потом он крепко обнимал ее, медленно, смакуя, наслаждаясь, целовал полные плечи, шею, зарывался лицом в мягкие полушария грудей, а самое главное — говорил о своей любви.

Так они начинали каждый новый день. Мужчина обожал заниматься любовью и утром, и вечером. Он говорил, что если они этого не делают, то крадут частичку собственного счастья. Женщина беззаботно смеялась и подшучивала над его слишком серьезным отношением к этой стороне жизни, но на самом деле до умопомрачения радовалась его ненасытности. Она чувствовала себя невероятно счастливой. Хотелось петь, писать стихи, хотелось всему миру рассказать о том, как прекрасна любовь. Но вряд ли кто-нибудь поверил бы, что так бывает в жизни, а не в пошлом любовном романе или в кино. Да и сама она еще недавно только презрительно фыркнула бы, попробуй кто-нибудь убедить ее, что такое возможно…

— Какого черта я вечно ношу серые костюмы! — вслух произнесла Ксюша и тут же испуганно оглянулась по сторонам. Она еще не привыкла к тому, что живет теперь в собственной отдельной квартире и никто — ни мать, ни свекровь — не может сделать ей замечание, что, дескать, порядочной замужней женщине неприлично употреблять подобные выражения.

Ксюша посмотрела на себя в зеркало и почувствовала привычное раздражение. На нее исподлобья глядело хмурое, бледное и совершенно бесцветное лицо в тяжелых роговых очках, делавших его еще более непривлекательным.

Она расстроенно подперла подбородок ладонью и принялась раскачиваться на стуле перед туалетным столиком. Зрелище не радовало. Густые, но какие-то сероватые волосы. Унылые глаза. Чересчур широкие плечи. Слишком большая тяжелая грудь…

Может, и прав Гоша, что месяцами не притрагивается к ней? Как он ее назвал вчера вечером? Коровушкой? И впрямь коровушка, с тупопокорным взглядом и тяжелой неженственной походкой. М-да, родной муженек всегда найдет трогательные и, самое главное, исключительно проникновенные слова. Впрочем, и в ее родной семье, и в милой семейке мужа все умели сказать что-нибудь такое же удивительно приятное в ее адрес. Так сказать, для поддержания Ксюшиного жизненного тонуса. Как говаривала домработница баба Клаша, «чтобы не забывала и чуйствовала». Вот Ксения и «чуйствовала» себя вечно виноватой неизвестно в чем.

Самое главное — быть честной самой с собой. Ведь ежели, как выражаются продвинутые соотечественники, «разобраться по понятиям», она действительно сама во всем виновата. Виновата, что побоялась противостоять семье, когда вошла в разум. Виновата, что согласилась на это дурацкое замужество. Виновата, что позволяет кому ни попадя помыкать собою. А главное, виновата в том, что, дожив до двадцати восьми лет, ничего до сих пор не сделала, чтобы изменить свою постылую жизнь.

Размышляя, Ксения вдруг ощутила приступ давно накопившегося, но до сего дня не прорывавшегося на поверхность гнева.

Она машинально потерла скулу, еще болевшую после вчерашнего скандала. Гоша опять ударил ее. Вообще в последние годы это вошло у него в привычку. Ксюша не пыталась сопротивляться, привычно обвиняя во всем себя: дескать, это она что-то все время делает не так и вынуждает мужа наказывать ее.

Наказывать! Какое, в сущности, отвратительное слово! Она уже не маленький ребенок, несмышленыш, не понимающий другого языка. Она взрослая женщина, хорошо образованная, зарабатывающая достаточно для того, чтобы обеспечить им с мужем и квартиру, и роскошную обстановку, и даже шикарные Гошины костюмы, галстуки и прочие, как он выражается, «прибамбасы». Так, собственно говоря, кто дал ему право ее «наказывать»? Статус законного мужа? Так его можно и лишиться в одночасье. Сейчас это не проблема. Нет? А что же ты терпела столько лет, не помышляя о сопротивлении?

Дыхание стало тяжелым и прерывистым. Обычно в таких случаях Ксюше хотелось плакать, но сегодня она с большим удовольствием что-нибудь разбила бы. Взять предмет потяжелее да запустить, скажем, в того же Гошу! Вот бы родной муженек перепугался! Странно, почему она никогда не думала об этом раньше? Да потому, что в свое время ей окончательно и бесповоротно сломали хребет. Хотя… ну, уж нет! Ее никто не сломает, она же дочь своего отца!

Опять посмотрев на свое отражение, Ксюша удивилась. Теперь на нее глядело пунцовое от возмущения лицо красивой сильной женщины со сверкающими от гнева глазами. Удовлетворенно хмыкнув, она сняла очки, по привычке аккуратно положила их на столешницу и пристально уставилась в зеркало.

— Слушайте, ребята, а ведь я красивая! И вовсе я не коровушка!

Ксюша встала, выпрямилась во весь свой немалый рост и повернулась к зеркалу боком. И фигура неплохая! Она с отвращением сбросила с плеч ветхий ситцевый халатик, совершенно не монтирующийся с дорогой обстановкой комнаты, и осталась в трусиках и лифчике.

Округлые плечи. Высокая тяжелая грудь. Широкие бедра. Стройные сильные ноги… и что, спрашивается, этому Гоше не нравится? Может, белье? Ксения опустила голову и критически оглядела бюстгальтер. Не блеск. Что-то подобное раньше носили доярки. Но муж настаивал, чтобы она надевала только такое.

Однажды она осмелилась купить себе дорогой кружевной комплект провокационного алого цвета. Вместо привычных широких лямок чашечки держали тонкие, в несколько рядов, резинки, а застежка помещалась спереди. Но стоило Ксюше вечером раздеться, как Гошу чуть инфаркт со злости не хватил. Орал так, что люстра звенела: на что ты, дура, тратишь деньги? Хахаля завести надеешься? Такое белье шлюхи носят, а не приличные замужние женщины!

Тогда он ударил ее так, что наутро под глазом красовался огромный синяк. Еле замазала его и неделю ходила по офису в темных очках.

Злосчастный комплект Ксюша отдала школьной подруге Милке, благо размер у них был одинаковый. Та обрадовалась несказанно:

— К такому шикарному белью полагается новый любовник! Сегодня же и заведу! Не потому, что шибко хочется, а по необходимости. А ты, Кузьмина, действительно дура! Долго твой козлевич тобой командовать будет? Небось скандал закатил, зачем купила!

Ксюша поправила на носу темные очки, неопределенно хмыкнула.

— И опять ударил?! — понизила голос Милка.

— Ну…

— Вот тебе и ну. Ладно, не реви. Слушай. Бросай этого урода, пока не поздно. Житья он тебе не даст.

— Девять лет брака из жизни не вычеркнешь, Мил.

— А ты хочешь вычеркнуть девятнадцать? Потом двадцать девять? И далее везде, да, Ксюха? Смотри: ребенка нет. Счастья тоже нет. Руки он постоянно распускает, а ты терпишь в надежде на светлое будущее. И для чего все это, скажи на милость!

Невольно вспомнив тот разговор, Ксения помрачнела, прошла вглубь комнаты и плюхнулась на кровать. Ложе любви славные итальянцы сделали на совесть. Только вот ложе есть, а любви нет. Увы!

Ксения улеглась поудобнее и стала припоминать, когда последний раз они с мужем занимались любовью. Получалось, что два с половиной месяца назад. А между прочим, она здоровая молодая женщина, и ей это необходимо. Хотя, опять же, если быть до конца честной, особого удовольствия секс с мужем ей никогда не доставлял. Если ему хотелось, Гоша просто задирал подол ее ночной рубашки и овладевал Ксюшей, совершенно не беспокоясь о ее настроении и желаниях. Он делал свое дело, иногда причиняя жене боль, а достигнув желаемого результата, тут же отворачивался от нее и через пару минут до Ксюши доносился богатырский храп.