Альберт и Ибрагим, любовник Милки, веселились от души. С ними за столиком сидел нахохлившийся Гоша, специально приглашенный Ксенией с наказом вести себя хорошо: тогда она выполнит свое обещание и женит его на одной из исполнительниц танца живота. Гоша, пылая страстью (не то к танцу, не то к животу, а скорее всего, к деньгам), громадными глотками пил шампанское и бешено аплодировал каждой исполнительнице, мучительно пытаясь сообразить, какая же из них его долгожданная невеста с приданым.

Наконец настал час икс. Ксения, Милка и Фарида в блестящих костюмах подошли к столику.

— Фарида! — церемонно сказала Ксюша. — Позволь представить тебе Игоря Валерьевича, молодого, подающего надежды юриста, к тому же холостого! — Она лукаво глянула на раскрасневшуюся подругу.

Та попыталась изобразить нечто вроде реверанса, но потом просто плюхнулась на ближайший к оцепеневшему от ужаса Гоше стул и тесно прижалась к нему могучим бюстом.

— А вы и правда холостой? — громким страстным шепотом поинтересовалась она.

— П-п-правда, — заикаясь, ответил Гоша, потрясенный женским коварством бывшей супруги.

— А я не замужем! — грустно поведала ему звезда Востока.

— Н-не может быть! — изобразил вялое удивление злосчастный Гоша.

— Правда! Отец обещал, что мужа моего озолотит!

— Какая занимательная традиция! — оживился Гоша. — А кто же ваш уважаемый батюшка?

— А вам действительно интересно?

— Очень! — проникновенно заверил ее окончательно повеселевший Гоша, галантно протягивая Фариде бокал искрящегося шампанского…

А наутро Ксения вновь грустно сидела над грудами бумаг. Эх, думала она, что за досада! Как же мне все это надоело!

— Я танцевать хочу! Я танцевать хочу! До самого утра! — пропела она голосом Элизы Дулиттл и несколько раз покружилась по кабинету.

— А как насчет поработать? Так сказать, для разнообразия!

От неожиданности Ксения остановилась как вкопанная. Оказывается, в комнату незаметно вошел Альберт и недовольно оглядывал ее, сложив руки на груди.

— Ну вот! — Она обиженно надула губки. — Уж и помечтать не дадут!

— Мечтать, драгоценная моя, не вредно. Но на носу у нас суд с конкурентами нашей славной корпорации, а материалов, которые у меня должны были лежать на столе с раннего утра, я пока что не наблюдаю, вместо этого созерцая пляски народов мира в исполнении очаровательного начальника отдела. Зрелище, бесспорно, приятнейшее, но несколько, как бы это выразиться помягче, несвоевременное.

— Эх, Альберт Николаевич! Это так скучно! — игриво потянувшись, сообщила Ксюша.

— Побольше трудового энтузиазма, любезная госпожа советник! — сурово приказал Альберт.

— Яволь! — бодро отрапортовала Ксения.

Начальник ушел, а она осталась перед горой материалов, которые требовалось срочно прочитать и проанализировать. Что совсем не вдохновляло. Ну, ни чуточки!

Радовало только то, что вечером их пригласили выступать еще в одном ночном клубе. Ксения поняла, что ей просто не терпится вновь оказаться на сцене и танцевать, танцевать, танцевать, наслаждаясь всеобщим вниманием и восхищением…

Это был арабский клуб недалеко от Телецентра. Там в поисках отдохновения собирались работающие в Москве египтяне, сирийцы, ливанцы и иорданцы.

В помещении приятно пахло хорошим кофе и пряными кушаньями. Выступление группы принимали прекрасно. Публика вела себя в высшей степени пристойно. Периодически кто-то из посетителей не выдерживал и, сбросив пиджак, начинал приплясывать, стоя около сцены. Выглядело это очень забавно, потому что состоятельные арабские мужчины средних лет и в возрасте, как правило, отличаются изрядной упитанностью, и танец живота им удается едва ли не лучше, чем женщинам. Забраться на сцену или дотронуться до танцовщиц, как того боялись девушки, никто не пытался. Все же посетители были воспитаны в традициях подлинного ислама, где такое поведение строго пресекается.

Всех танцовщиц одарили огромными букетами цветов и корзинами со сладостями и сувенирами. Ксении и Милке, которые исполнили танец с тростями, преподнесли по расшитой шали.

Но на следующий день грянул гром.

Неожиданно в кабинет Ксении вошел Альберт Николаевич в сопровождении хорошо одетого смуглого человека.

— Господин аль-Салех! Позвольте представить вам одного из наших ведущих специалистов — Ксению Сергеевну Кузьмину. Именно она будет готовить проекты контрактов с вашей фирмой.

Араб вежливо поклонился, но в следующий миг брови его удивленно взлетели вверх. Ксюша мгновенно залилась краской: она с ужасом узнала одного из посетителей вчерашнего клуба, который дольше всех танцевал перед сценой и оказывал ей всяческие знаки внимания. — Польщен знакомством с вами, глубокочтимая госпожа Ксения! — на хорошем русском приветствовал ее аль-Салех. — Я приятно поражен разносторонностью ваших несравненных дарований!

— Благодарю вас, господин аль-Салех. Прошу, присаживайтесь. Кофе?

— С удовольствием! — ответил улыбающийся араб.

— Я что-то упустил? — шепотом спросил растерянный Альберт.

За ужином он потребовал объяснений, а получив их, впал в глубокую задумчивость.

— Боюсь, Ксюша, тебе придется сделать выбор и отказаться от танцев или, по крайней мере, от публичных выступлений. Видишь ли, это, как мне представляется, серьезно компрометирует компанию.

— Почему?

— А ты сама не понимаешь?

— Нет, не понимаю.

— Ксюша! — Он повысил голос. — Не будь ребенком, пожалуйста.

— Знаешь, Альбертик, я, пожалуй, действительно сделаю выбор.

— Вот и умничка!

— Да. Я брошу юриспруденцию!

— Что за ерунда? — растерялся Альберт.

— Я хочу танцевать. И буду. Не нравится — я уйду.

— Ксюша! Подожди! Не горячись!

— Знаешь, я почти никогда не поступала так, как мне хотелось. Единственный мой геройский поступок — развод с Гошкой. А теперь я хочу стать танцовщицей. Меня тянет на сцену.

— А как же я?

— Ну, тебя же я не бросаю!

— Хотелось бы надеяться….

В эту ночь они любили друг друга особенно нежно, особенно ласково, но обоим было понятно: что-то между ними сломалось. Под утро Ксения поцеловала его ладонь и прошептала:

— Прости меня.

Альберт не ответил и сделал вид, что спит.

Ночь большой еды

Ксения несколько дней колебалась, прежде чем окончательно принять столь радикальное решение, как уход из юриспруденции на сцену. Поддержала ее, как всегда, Милка, и случилось это в «ночь большой еды». Подруга страшно разругалась с очередным любовником и заявила, что для снятия стресса ей до зарезу необходимо отведать, а еще лучше «сожрать», как она изысканно выразилась, что-нибудь вкусненькое.

Ксения, вот уже неделю мужественно употреблявшая исключительно обезжиренные йогурты, творожок и огурцы, поняла, что, если она еще хоть один день «понаслаждается» столь изысканными яствами, кончится это плохо.

— Некоторые сотрудники в нашем офисе выглядят такими упитанными и нежными на вкус! — мечтательно проворковала она по телефону.

— Ты, мать, однако, держи себя в руках! Не расслабляйся! — сурово вернула ее к действительности Милка. — Давай лучше думай, чем меня кормить будешь.

— Да уж не обижу, — пообещала Ксения. Ее мысленному взору явилась огромная тарелка восхитительно пахнущих люля-кебабов с жареным картофелем, луком, яблоком и острым томатным соусом. Видение было столь реалистичным, что раззадоренная Ксюша, воровато оглянувшись по сторонам, подошла к сейфу, из самого дальнего его угла достала плитку шоколада с орешками и сладострастно впилась в нее крепкими молодыми зубами.

— Господи, хорошо-то как! — простонала она.

С трудом дождавшись конца рабочего дня, Ксения бодрой рысью кинулась на рынок и закупила все необходимое.

Дома она выгрузила покупки на кухонный стол и принялась за дело — провернула через мясорубку кусок постной говядины и несколько кусочков молодой баранины, найти которую в Москве нелегко. От смачного поскрипывания круглых ножей, словно острые зубы, перемалывающих сочное мясо, по спине пробегали приятные мурашки. К мясу она добавила белый хлеб, вымоченный в молоке, тертую картофелину, мелко порезанный лук, кинзу с петрушкой и сырое яйцо. Формировать тонкие мягкие колбаски оказалось на редкость забавным занятием. Ассоциации приходили в голову довольно однообразные, и Ксюша даже пару раз прыснула в кулачок. Ну совершенно не похоже на то, о чем она подумала… скажем, если речь об Альберте… Если речь об Альберте в те моменты, когда она раздевалась перед ним… Когда она раздевалась, то, о чем она подумала, у Альберта больше походило на… горячую шпикачку? Краковскую колбасу? Н-да, жалко, они с Милкой не уважают полуфабрикаты…