За исключением единственного входа ферма была герметично запечатана. Даже воздух в системе охлаждения не проходил сквозь само помещение, а двигался по закрытым трубам, проложенным глубоко под полом, чтобы предотвратить передачу болезни между растениями. Она не могла прожечь стены лампой, не могла прорубить дорогу с помощью коcы. А окружавший ее камень был слишком толстым, чтобы ее крик могли расслышать соседи.

Эрминио не собирался тайком возвращаться на ферму, чтобы угодить в засаду. А Ада и Роберто не собирались спасать ее, заручившись поддержкой команды строителей с пневматическими дробилками наперевес. Единственным выходом был ключ. А единственным способом заполучить ключ был Тамаро.

Нашла она его только под утро. Когда на полях стали закрываться красные цветки пшеницы, она увидела Тамаро, который поднялся из укрытия под их развернутыми бутонами, чтобы осмотреться в поисках убежища получше.

Услышав ее приближение, он скрылся между стеблей, но она перешла на четвероногую походку, чтобы сравняться с ним в росте, и стала преследовать его во мраке светящегося мха. Растения отзывались шуршанием на каждое прикосновение, поэтому двигаться бесшумно ни один из них не мог, однако у Тамары было преимущество в скорости. Ее удивляло, почему Тамаро не останавливался, ведь тогда его бы не было слышно, и это дало бы ему преимущество; возможно, он считал, что вначале нужно увеличить между ними дистанцию, и только тогда у него появится реальный шанс потеряться из виду.

Пока Тамара пробиралась между стеблями, их неустанный шелест должен был помешать ей расслышать похожие звуки, однако зигзагообразные движения Тамаро отличались особым ритмом. По звуку она могла засечь каждую смену направления, едва заметную паузу перед тем, как он отклонялся в сторону. Ее осенило, что раньше они уже играли в эту игру. Это было больше дюжины лет тому назад. Тогда он так и не научился от нее убегать; это никогда не имело особого значения.

Тамара уже почти видела его – или, по крайней мере, видела впереди упругую отдачу пшеничных стеблей, темнеющих, когда они на мгновение сбивались вместе, и снова светлеющих, когда в открывшееся между ними пространство проникал моховой свет. Она знала, куда будет направлен его очередной зигзаг, и со всех ног рванула ему наперерез.

Боль обожгла ее левую переднюю ногу. Она отпрянула и остановилась в тот момент, когда перед ней на землю упали стебельки, аккуратно скошенные по дуге.

– Стой, где стоишь, – предупредил ее Тамаро.

– Я просто хочу поговорить, – сказала она. На фоне окружавшей их тишины она слышала, как дрожит Тамаро. – Что ты собираешься делать? Порубить меня на куски?

– Если придется, – ответил он. – Не думай, что я не стану себя защищать.

Он был в ужасе. Тамара думала, что не причинила ему особого вреда, когда распустила руки в прошлый раз, но он, скорее всего, почувствовал, насколько близка она была к тому, чтобы совершить кое-что похуже. Ей хотелось жужжать от радости, но вместо этого она зарокотала от печали и стыда. Они оба боялись за свою жизнь от руки друг друга. Как же до такого дошло?

Тамара взяла себя в руки.

– Я не собираюсь причинять тебе вред, – сказала она. – Нам нужно поговорить. Нужно все исправить. – Она заметила красную вспышку света, когда он поднял косу, держа ее наготове, если она решит приблизиться. – Прошу тебя, Тамаро.

– Я не могу тебя выпустить, – сказал он. – Я попаду в тюрьму. И Эрминио тоже.

– Это так, – согласилась Тамара. Бессмысленно было делать вид, будто ее ложь поможет восстановить их доброе имя. – Но то, насколько суровым будет наказание, зависит от тебя. Сам понимаешь, если тебя поймают после того, как меня не станет, свободы ты не увидишь до конца жизни. А если явишься с повинной прямо сейчас, а я попрошу Совет проявить снисхождение, то получишь всего год или около того.

– Я не могу так с ним поступить. Не могу предать собственного отца!

Тамара устало поежилась. Мать, отец… почему его ко всегда на последнем месте?

– Чего ты хочешь от жизни? – спросила она. – Ты хочешь растить детей?

– Конечно.

– Так найди способ. Найти себе супругу и воспитай собственных. Если я рожу здесь, ты точно будешь знать, что не имеешь к этому отношения, и потеряешь всякую надежду обзавестись собственными детьми. Если ты дашь мне ключ, я сдержу обещание: я передам тебе свою норму, как только в нашем распоряжении будет бумага и свидетель.

Послышался шелест пшеницы; он опять шевельнул косой.

– Как я могу тебе доверять?

– Ты мой ко, – сказала она. – Я по-прежнему люблю тебя, я по-прежнему хочу, чтобы ты прожил счастливую жизнь. Ты не можешь рассчитывать на совместных детей после того, что натворил, но меня не заботит моя норма – просто позволь мне отправиться в полет на Моските, позволь мне испытать эти несколько мгновений счастья. Позволь мне быть той, кто я есть, и я отплачу тебе тем же.

Прошел целый мах, а Тамаро продолжал молчать. Усилием воли Тамара заставляла себя ждать; одно неверно просчитанное слово, и она могла все потерять.

Она услышала, как Тамаро отложил косу.

– Я покажу тебе, где ключ.

Он отвел ее к неприметному участку поля, вдали от всех старых и новых погребков, и раскопал землю рядом с одним из растений. Когда он извлек ключ между корней, Тамара поняла, что не нашла бы его и через год поисков.

Он передал ей ключ.

– Идем со мной, – сказала Тамара. – Я не буду лгать людям, но и усложнять тебе жизнь не стану.

– Мне стоит подождать здесь, пока не вернется Эрминио, – решил Тамаро. – Сначала я лучше с ним поговорю.

– Хорошо. – Тамара протянула руку и коснулась его плеча, пытаясь заверить его в том, что не собиралась отказывать от своих обещаний. Он не смог бы посмотреть ей в глаза. Стыдился ли он того, как поступил с ней, или ему просто было совестно оттого, что не смог довести до конца отцовский план?

Она оставила его на поле и подбежала к двери. Ключ аккуратно вошел в скважину, разводя ограничители в стороны, но когда Тамара попыталась его повернуть, замок не поддался. В панике она вытащила ключ и протерла его пальцами, а затем постучала им по двери, пока из одного филигранного углубления не вывалился крошечный комочек земли.

Она снова вставила ключ в замок и осторожно повернула; она слышала, как цилиндры в замке с легким щелчком поочередно входят в зацепление. Она повернула ручку, и дверь распахнулась перед ней как ни в чем не бывало.

Пройдя несколько метров по коридору, она повернула за угол и столкнулась со своим соседом, Калогеро. Он нес урну для голосования и пачку бюллетеней.

– Тамара? – Он удивленно посмотрел на нее. – Значит… болезнь удалось сдержать?

– Без сомнения. – Болезнь. Что еще могло отвадить любопытных соседей до того момента, пока все не будет кончено? Какое-то мгновение Тамара стояла, восхищаясь хитростью Эрминио. Чем страшнее выглядело заражение с его слов, тем охотнее агрономы бы решились на расследование последствий болезни – но хватило бы всего нескольких сожженных участков на поле, чтобы все выглядело так, будто Тамаро устранил угрозу на корню.

Калогеро был все еще растерян, но даже если ему и сказали, что кто-то видел детей, виду он не подавал.

– А Тамаро собирается голосовать?

– Он не сказал. Но тебе нет нужды беспокоиться о нашей ферме.

– Ты в этом уверена?

– Абсолютно. Наверное, он просто забыл про выборы. Тебе стоит зайти за его голосом.

– Ладно. – Калогеро опустил урну и предложил ей бюллетень. – Я знаю, что по дороге будут и другие места для голосования, но раз уж ты здесь, то можно этот вопрос сразу и решить.

– Карла! Я уж думала, астрономы вас насовсем забрали!

Худоба Патриции вызывала тревогу, но сама девушка, по-видимому, была в хорошем настроении. Карла перебралась на другую сторону небольшой переговорной комнаты, поближе к ней. Из-за всех этих приготовлений к полету последний раз они разговаривали больше шести черед тому назад.