Тронный зал мирувея находился вдали от его владений, в укромном и прекрасном месте. Через стеклянный потолок проникал свет, окрашенный и преломлённый толщей моря. Напротив амфитеатра, предназначенного для заседания придворных, у небольшого бассейна святой воды стояли три престола. Самое знаменитое царственное сидение из трёх — то, что стояло по центру. Каменный, потрескавшийся и частично расколотый трон Солкара Собирателя Имён являлся приданным Виэнели Аменемхат, умершей матери Лели, которую похоронили только недавно. Отец нынешней мирувеи тоже пропал, расследуя обстоятельства её гибели, клубок интриг…

Леля не осталась одна на престоле. Но её окружали те, кто её не поддерживал.

Напротив Лели, в первом ряду амфитеатра, сидели две её старших сестры. Жива готова была испепелить завистливым взглядом, Морена смотрела холодно и презрительно. Но младшая дочь стала мирувеем по воле отца, а не своей. Даже мать отговаривала супруга от нарушения традиций, но что мог сделать отец Лели, Далезор Феникс, когда единственный его сын погиб, а старшая и средняя дочь не годились в честные правители? Завещать мирувение своему младшему брату, Серафиму? Но шестикрылый ветеран войн против Хаоса по-прежнему сидел по левую руку от мирувея, а ввязываться в политику глубже простых битв он не желал. Отдать всю власть жрецам во главе с Дивой Додолой? Она и без верховной власти велит всем, что делать, ведь через неё говорит Отец Наш Перун.

— Здрава будь, принявшая царствование! — Дива поднялась со своего сидения советницы, что было справа от Лели, и с гордостью, свысока на неё посмотрела. — Ты приняла эту ношу в непростые дни. Недруги из-за моря, злобные Нашаране, обесчестили, ослепили и умертвили твою мать. Они же избавились от твоего отца. Что ты обязана сделать теперь?

Вожди и старейшины вытянули шеи в направлении мирувеи, кто-то привстал. Леля, не обращая внимания на ажитированную толпу, посмотрела на пластиковую монетку в своей ладони — ту, что обронили похитители отца.

— Расследовать его исчезновение так же, как мой отец расследовал убийство матери, — ответила наконец Леля, когда Серафим стал уж слишком нетерпеливо трогать её крыло своим. — За этими случаями может стоять один злой разум, и нет гарантии, что это нашаране.

От возмущения Дива рыкнула и чуть не прикусила язык. Леля посмотрела на неё снизу вверх, но уверенно. После смерти родителей она осталась для себя единственным авторитетом.

— Сядь, — не повышая голоса приказала ей Леля, после чего синечешуйчатой самке пришлось подчиниться, хотя глаза её метали молнии и казалось, что она вот-вот потеряет голову от злости. Впрочем, почти сразу же выдохнув, драконесса постаралась взять себя в лапы.

— Расследование может затянуться, а результаты его предсказуемы. Мы потеряем много времени и дадим врагам возможность подготовиться к возможным обвинениям, придумать лживые ответы на наши вопросы.

— Кривда против правды не выстоит, — Леля обернулась к дяде. — Серафим, кто из знакомых тебе достаточно умён и честен, чтобы взяться за дело?

Серафим взял бороду в пальцы, задумался. Но прежде, чем он взвесил ответ, Дива вдруг рухнула на пол и забилась в припадке. Морена и Жива удивлённо переглянулись, вожди поскакали с мест, собираясь придти на помощь, но припадок закончился так же внезапно, как начался. Всё ещё лежа на полу, Дива подняла голову с глазами, что ни с того ни с сего загорелись ослепительно белым. Она произнесла прерывистым, рокочущим басом на древнем наречии:

— АЗЪ. Е. ПЕРУНЪ. АЗЪ ВЪ ПУТЬ КЪ ВЫ. НОНЕ ВАРЪНЪ БОЛЕ НЕТЪ. КАКЪ КЪТО НАРАТАЕТЪ, ТО И ВАРЪНА.

Глаза погасли, голова Дивы опала и стукнулась об пол, от боли она простонала уже своим обычным голосом. Долгое время оханье поднимавшейся на ноги жрицы было единственным звуком в испуганном зале. Дива так и не смогла подняться на ноги, оставшись на всех четырёх лапах:

— Перун объявляет Перуницу, — возвестила она. — Да начнётся священная война!

Посетители «Квантовой ямы» вряд ли смогут объяснить значение первого слова в названии этого паба, зато второе точно отсылалось к гладиаторской арене, похожей на утопленную в пол гигантскую металлическую кастрюлю с прозрачной крышкой силового поля. В ушах ревело… да нет, просто ревела толпа, окружившая дыру в полу. Сама Рарека находилась внизу, на отделанном металлом ринге, а сверху, между полом с толстыми заклёпками и едва заметно дрожавшим защитным экраном, висела искривший фиолетовым шарик света. На миг он увеличился в размерах, расширившись до одностороннего портала, и через него вырвалась тварь из далёкой параллельной вселенной.

Да, в нашем Брамбурге такое происходит примерно раз в неделю с тех пор, как на этот город напали навы — пришельцы извне этой реальности. Порталы и разрывы «заросли» с тех пор — за исключением этого… А граждане Солитора ушлые, прибыль и развлечение извлекут из чего угодно!

Шар света ещё не успел исчезнуть, а чудище уже опустило десятки членистых ног на пол, заскрежетав длинными когтями, и издало неприятный скрипучий звук, подёргивая уродливыми хелицерами, во множестве украшавшими приплюснутую морду монстра.

— С тобой договориться не выйдет… — устало вздохнула Рарека. Судя по чуждому виду создания, не получится сыграть с «попаданцем» в поддавки, как в прошлый раз, а зрители получат то, что хотели — настоящую драку не на жизнь, а на смерть.

От первого выпада Рарека только слегка отошла в сторону, от второго ей пришлось изворачиваться со всей ловкостью, и зрители оценили боевой танец одобрительным рёвом. Уходя вбок, гладиаторша оступилась на подставленном хвосте инсектоида, но сумела превратить падение в перекат, попутно резко расправляя крыло, чтобы ударить пришельца в бок его твёрдой частью, где было больше мышц, чем перьев:

— Когти и зубы! — проревели «подсказку» сверху особенно громко, перекрикивая ор толпы. — Хватит махаться, вгрызайся!

— Пятьдесят душ на жука, он жирнее! — самоуверенно бросил кто-то в первом ряду кольца зрителей.

— Жаль, они не потрахаются… — проскрипел чей-то голос, и Рарека разозлилась, но выместила агрессию не на том озабоченном зрителе — хоть он и был его больше достоин — а на противнике, перейдя в контратаку. Хлопнув крыльями, Рарека подскочила вверх на высоту роста, остановившись под силовым щитом, и распахнула крылья как хищная птица, в честь которой её назвали. А потом ринулась на врага, вонзаясь когтями задних лап в его огромные фасеточные глаза.

Вопль твари болезненно резанул по ушам Рареки и… Неожиданно её сознание будто отделилось от реальности, оказавшись в водовороте образов и символов. Рарека пыталась не цепляться за них, быстрее вернуть власть над мыслями и телом, но ментальная атака твари буквально вдавила её в собственные воспоминания. Перед глазами мелькали зелёные луга родной Антеи, морды друзей и знакомых, побег за море в Солитор, где её магические умения оказались никому не нужны и она была принуждена выступать на этой проклятой арене… А вот и арена, тело самой коричнево-белой мохнатой драконицы — семураны, лежащее ничком перед ослеплённой тварью, и монстр, обезумивший от боли и тыкающий тут и там своими лапищами, пытаясь добить беспомощную Рареку.

— Я тоже хочу домой! — она перехватила чуть не попавшую по ней ногу исчадья и задними, и передними лапами, дёрнула их в разные стороны, отрывая у жучары конечность, и, повернув её острым концом, вонзила насекомому в стык между головой и телом.

Чудовище приподнялось над Рарекой, одна из его ног ударила совсем близко с её плечом, но на большее умирающее существо уже не хватило. Рарека оттолкнулась задними лапами и крыльями сразу, выползая из-под твари до того, как она рухнула, собственным весом заставляя оторванную лапку пронзить себя насквозь. Пол немного сотрясло от удара, длинна грива взлохмаченной семураны качнулась от ветра. Громче не кричала толпа, даже когда тут убивали настоящего нава, а не очередного «попаданца» непойми откуда. А сопротивлялся ужас извне вселенных рьяно, многих бойцов перебил… Хорошо, в тот момент была не смена Рареки.