— Да, леди.

Она опять повернулась к краю крыши.

— Мой сын погиб. Перед собой я вижу только мрак.

— До того, как все это кончится, городу еще потребуемся все мы.

Она уставилась на него невидящим взглядом.

— Как твое имя, дитя мое?

— Релкин.

— Релкин? Это имя носят в провинции Голубого Камня. Ты из Кверка?

— Нет, леди, из Куоша.

— Я провела часть своей юности, разъезжая в окрестностях Куоша и Кверка. Это очень милый край.

— Да, леди, это так. И я надеюсь, что мне до смерти удастся еще хоть разок повидать его.

Ее лицо осунулось.

— Но сейчас ты обречен. Мы все умрем.

— Это не обязательно, леди. Чума разносится блохами. Поэтому мы сейчас стараемся избавиться от блох. И мы знаем, как это сделать.

Она посмотрела на него.

— Нет. Мы обречены. Я видела это в знамении.

— Вовсе нет, леди. Мы остановим этот кошмар. Я слышал, что на этот час число жертв уже упало почти до нуля.

Она покачала головой.

— Разве такое возможно?

— Мы выиграем эту войну, леди. Я окуривал дома там, на Рыбном холме. Поэтому я такой просаленный и все такое. Видите эти манжеты, они такие тугие, что даже больно, а когда я был там, то у меня был такой же тугой воротник. Мы также носим вязаные шлемы и натираем лицо жиром. Ни у кого нет желания быть покусанным какой-нибудь блохой. А они очень шустрые, но мы их всех все равно убиваем, а чистильщики подметают их и бросают в огонь.

Она внимательно всматривалась в его глаза.

— Кто ты? Ты не простой драконир. В твоих глазах есть что-то такое, что говорит со мной. Я не знаю тебя, но все равно чувствую какую-то привязанность.

— Я не вру вам, леди. Я просто Релкин из Сто девятого марнерийского драконьего.

Она наклонилась ближе, стараясь прочитать что-то, написанное ускользающим росчерком за пределами обычного зрения.

— Кем ты был? Я имею в виду, кем ты был в других жизнях?

У тебя странная аура, дитя мое. Ты отмечен.

Релкин вздрогнул. Этого он вовсе не хотел слышать.

— Скажи мне, дитя мое, кто ты? — настаивала она.

Кто же он в самом деле, подумал он про себя. Он был Иудо Фэксом, он занимался любовью в самых невероятных местах, от берегов Оона до сумрачного мира магии, где жила Ферла. Он почувствовал, как легла на его плечи тяжелая рука разума-левиафана.

— Я драконир, готовый в любой момент уснуть, леди.

Какое-то время она растерянно на него смотрела, потом черты лица ее смягчились.

— Ты никогда не знал своей матери, не так ли, дитя мое?

— Правильно, леди. Я никогда не знал ни отца, ни матери.

Байстрюк, подкидыш, нежеланный… — Релкин прожил свою жизнь, боясь услышать, но то и дело слыша эти слова.

— Бедное дитя, какой жизнью тебе пришлось жить!

Клянусь Богами, подумал Релкин, в том, что она сказала, что-то есть. Но леди уже не смотрела на край крыши. Релкин надеялся, что это прогресс.

— Эфин умер здесь, сам видишь. Его жена умерла тоже. Теперь их дети — сироты.

— Худшее позади, леди. Мы победим.

— Нет, худшее впереди. После того, как мы оплачем наших покойников.

Сказав это, она повернулась, обхватила его руками и, ткнувшись в грудь, заплакала. Они так и продолжали стоять на краю крыши. Очень осторожно он начал потихоньку вместе с ней забираться по черепицам на конек крыши. На протяжении всего пути он продолжал поддерживать женщину. Теперь она уже шла, не сопротивляясь, и проявляла определенную ловкость.

— Мы сейчас выпьем вина с бисквитами. Вот что мы должны сейчас сделать, — сказала она, задержавшись в дверях чердака.

— Все что угодно, леди, — пробормотал он.

Проходя через дверь, он слегка подтолкнул женщину вперед. Бросив напоследок еще один взгляд на край крыши, она вошла в дом.

Он проследовал за ней до первого этажа, где она позвонила в гонг и предложила ему сесть за длинный стол в комнате, увешанной роскошными гобеленами.

— Отдохните здесь, дитя мое. Я уверена, что вы очень устали.

Релкин, устало вздохнув, сел.

Женщина исчезла в направлении кухни. Через несколько минут служанка принесла миндальные бисквиты и сладкое белое вино. Она нашла Релкина уже спящим; он навалился на стол и положил голову на руки.

Он проснулся и довольно долго считал, что все еще продолжает спать и видит сон. Он был в раю: голый, только что принявший ванну, лежащий на прекрасном прохладном белье в большой мягкой кровати. Кто-то даже побрил его.

У него внутри пробежал холодок. Небеса? Или вот так и просыпаются в Покоях Ганго? Он уже присоединился к Легиону мертвых?

Он вытянул руки. Белье было очень гладким. Через несколько мгновений он начал чувствовать себя слишком реально, слишком прохладно. Он сел и обнаружил, что находится в большой, хорошо обставленной спальне со свежевыкрашенными в белый цвет стенами, с черными дубовыми рамами и дверями. На спинке стула лежал отрез прекрасных марнерийских кружев — следовательно, он все еще в городе. Гонго, да пусть даже и сам Повелитель Мертвых, не станут заботиться о таких мелочах. На полу лежал коврик из голубой материи, что подтвердило его пребывание в мире смертных.

Прикосновение прекрасного гладкого белья к обнаженной коже было необычным, но очень приятным. Обычно он спал, завернувшись в одеяло, в подвесной койке, высоко под потолком, в стойле дракона. В поле он спал прямо на земле или в гамаке, подвешенном между деревьями. А спать в такой кровати — это чувство было просто изумительным.

Затем он покраснел. Кто-то вчера вечером вымыл его в ванне и уложил в постель. Все это он проспал и продолжал спать всю ночь вплоть до первых солнечных лучей. Кто-то вымыл его и побрил, а он так и не знает, кто это сделал.

Его одежды не было видно. Он завернулся в простыню и попробовал открыть дверь. Она легко отворилась, и он оказался в небольшой комнатке с двумя рядами шкафчиков с выдвижными ящиками. Его одежды, выстиранные, сладко пахнущие, были сложены на маленьком столике.

Одеваясь, он задумался, как он будет объяснять свое отсутствие всю ночь, когда вернется в Драконий дом. Он был уверен, что Кузо заметил его отсутствие. Боги! Они же могли поднять тревогу и начать его искать. Неприятное положение, в которое он внезапно попал, могло стать еще неприятнее.

Другая дверь вывела его в большой внутренний холл. По лестнице он спустился на этаж ниже, где встретил служанку, вытирающую руки о передник. Она широко улыбалась и была очень приветлива.

— Приятно видеть молодого господина вставшим и опять бодрым. Принести вам келута? На кухне его как раз приготовили.

Горячий, дымящийся келут был великолепен. И, прихлебывая его, он немного поболтал со служанкой, Эльзер. Он узнал, что госпожа Селима еще не поднималась, а госпожа Марда, та, что помоложе, уже ушла из дома в храм.

Эльзер обращалась с ним с веселой бесцеремонностью, и это его смущало. Повар и Эльзер были единственными слугами, оставшимися в доме. Все остальные убежали из города.

Он попивал келут и обдумывал, как ему вести себя с Кузо. Ему надо будет все откровенно рассказать. Он был слишком чистым и ухоженным, чтобы уверять, будто он спал на улице. Этот номер не пройдет.

— Да, Эльзер, вот что скажи-ка мне. Если мне вдруг потребуется подтверждение, что я эту ночь провел здесь, ты сможешь это подтвердить?

— Ну, конечно, молодой господин. Это я и леди Селима укладывали вас в кровать, так что я прекрасно знаю, что вы все время спали здесь. И всю ночь напролет.

— Ага.

Эльзер одарила его милой улыбкой. Сказать по правде, она получила большое удовольствие, купая молодого человека. У него было прекрасное тело, хотя и испещренное шрамами.

Релкин не мог взглянуть ей в глаза, внезапно охваченный странной неловкостью. Он жил в мужском мире Драконьего дома и своего эскадрона. Он жил с женщинами, но только в далеких землях, как, например, в руинах Урдха или в лодке на реке в древних джунглях земель Эйго.