Хаттабыч, видимо, тоже узнал сэра Эльдорадо, только знал он его под другим именем, потому что при появлении этого сэра Хаттабыч упал перед ним на колени с криком:

– Не велите казнить, лорд Меху!

– Какого хрена тут творится? – продолжал сэр Эльдорадо. – Хаттабыч, у тебя что, память отшибло? Ладно, начнем! Американцы, приказываю вам все забыть. НЕМЕДЛЕННО!

– Ты кто? – спросил Невруб у Шерифа.

– Тяжелый случай, – пробормотал сэр Эльдорадо. – Ладно, американцы, быстро все в Нью-Йорк, в Центральный парк!

Сэр Эльдорадо щелкнул пальцами, и американцы растворились в воздухе.

– Так, теперь с этими, – сэр Эльдорадо повернулся к арабам. – Хаттабыч, вставай, ты уже тысячу лет у меня в ногах не валялся. А вы двое… Погодите-ка… Аладдин, ты, что ли?

– Ага, – кивнул пораженный Аладдин.

– А, теперь ясно, чего ты мне заливал о том, что мы в будущем встречались, и я тебя… теперь понял, – кивнул сэр Эльдорадо. – Шахерезада, привет сестрам! А теперь и вы дуйте в свою эпоху!

Щелчок пальцами.

Сфинкс почему-то был с носом, хотя Аладдин точно помнил, что еще вчера носа у сфинкса не было. И вообще, вчера сфинкс был каким-то более потрепанным. Взглянув на пирамиды, Аладдин увидел, что они белые. И все стало ясно.

– Ё-мое, мы же вернулись! – воскликнул Аладдин. – Обратно в 1170-й! И пирамиды почти как новые…

– Ну, во-первых, сейчас уже 1171-й, – сказал Хаттабыч, зачем-то перед этим принюхавшись (видимо, унюхал поток времени). – А во-вторых, пирамиды все равно не новые. Даже в те годы, когда я служил у Тутанхамона, они были уже очень старыми.

– Что значит – мы вернулись? – воскликнула Шахерезада. – Я ж косметику забыла! И шмотки! Кошмар! Аладдин, ты мне за это ответишь!

– Погоди, верну я тебе твои шмотки! – воскликнул Аладдин. – Слушай, Хаттабыч, сначала объясни, что сейчас произошло.

– Мы столкнулись с весьма могущественной силой, – ответил Хаттабыч. – И этой силе крайне не понравилось наше присутствие в две тысячи пятом году. Это значит, что больше я в будущее не суюсь, какие бы желания ты ни загадывал.

– Это тот черный урод в шляпе – это и есть сила? – спросил Аладдин, после чего получил оплеуху.

– Во-первых, не смей так о нем говорить, – сказал Хаттабыч. – Не дай бог, услышит! А услышать он тебя может и здесь, он же сам нас сюда отправил. А во-вторых, связываться с этим существом я тебе не советую ни в этой жизни, ни в какой другой. Правда, Эль-Абдурахман намекнул, что с лордом Меху ты все равно свяжешься. Как раз в 2004 году.

– Это как? – не понял Аладдин.

– Поймешь через тысячу лет, успокойся, – кивнул Хаттабыч. – А сейчас лучше бы ты загадал какое-нибудь желание. Мне тоже надо успокоиться.

– Ладно, – кивнул Аладдин. – Во-первых, я хочу, чтобы здесь и сейчас появились все те шмотки и косметика, которые Шахерезада накупила в будущем.

– Вообще-то, это против правил… – начал протестовать Хаттабыч.

– И чтобы специально для Хаттабыча в Египте открылась бы биржа… биржа чего может открыться сейчас в Египте? – спросил Аладдин.

– Да какая разница, пусть будет просто биржа! – воскликнул Хаттабыч.

– И чтобы специально для Хаттабыча в Египте открылась бы биржа! – повторил Аладдин.

– Ура! – воскликнул Хаттабыч. – Ладно, есть одна хитрая возможность вернуть ваши шмотки и замести ваши следы. Ваше желание… ИСПОЛНЕНО!!!

Перед Шахерезадой появилась гора тряпок и два чемодана с косметикой. Естественно, Шахерезада заверещала от радости, а Хаттабыч деловито произнес:

– Ну, вы как хотите, а я – на биржу!

– Стоять! – крикнул Аладдин. – У меня еще одно желание.

– Давай, только быстро, – кивнул Хаттабыч. – Мне уже не терпится снять стресс на торгах.

– Окей, – сказал Аладдин.

– И перестань говорить «окей», – сказал Хаттабыч. – История стерпит все, что угодно, только не «окей» в двенадцатом веке.

– Окей, перестану, – кивнул Аладдин. – Так вот, мое второе желание…

– Перестать говорить «окей»? – спросил Хаттабыч.

– Нет, это как-нибудь потом, окей? – спросил Аладдин. – А сейчас… – Аладдин оглядел мир вокруг себя, вдохнул полной грудью и сказал. – А сейчас я хочу стать султаном Египта, и чтобы Шахерезада, как всегда, была моей женой, и чтобы Хаттабыч был моим… казначеем. Сойдет?

– В смысле, министром финансов? – у Хаттабыча загорелись глаза. – Погоди, а как же моя биржа?

– Да никуда она от тебя не убежит, – сказал Аладдин.

– Отлично! – воскликнул Хаттабыч. – Ваше желание… ИСПОЛНЕНО!!!

– Вот, что значит секс на шелковых простынях! – Шахерезада была в восторге. – Аладдин, наконец-то ты пожелал что-то умное! Я тебя так люблю!

– Я тоже тебя люблю! – воскликнул Аладдин. – Особенно, когда ты в этих тряпочках от «доеного кабана».

– Между прочим, это «Гуччи», – поправила Шахерезада.

– Какие кучи? – переспросил Аладдин.

– Ну да ладно, какая разница – в двенадцатом-то веке, – сказала Шахерезада.

– Да, это было здорово! – Аладдин откинулся на подушки и его взгляд скользнул по стенам к окну. – Слушай, а давно у нас из окна вид на пирамиды?

Как раз в этот момент в спальню вошел слуга с подносом в руках и, поклонившись, заявил:

– Ваш утренний кофе, господин.

– Кофе? – удивился Аладдин. – А почему не чай?

– Разве господин любит чай? – удивился слуга.

– А тебе какое дело? – Аладдина начало это раздражать. – Я тебе ясно говорю: неси чай. Что непонятного?

– Сейчас принесу, господин, не велите казнить! – взмолился слуга.

– Казнить? – переспросил Аладдин. – А что, хорошая мысль. Ладно, если через пять минут принесешь чай – не велю казнить.

– Спасибо, господин! – счастливый слуга убежал за чаем.

– А все-таки в том, что я теперь султан, есть свои преимущества, – пробормотал Аладдин, встав с постели.

Из своей одежды он нашел только рибоковские штаны – видимо, Хаттабыч напоследок прикололся. От нечего делать Аладдин натянул эти штаны, чем-то похожие на турецкие шаровары, и подошел к окну. Из окна был виден шикарный двор, за высокой оградой, видимо, раскинулся город, который Аладдин в данный момент не видел. А вдалеке слияние желтой пустыни и синего неба нарушали три белых треугольника – великие египетские пирамиды.

– Вау! – протянул Аладдин, глядя на этот великолепный пейзаж.

– Нравится? – раздался сзади голос Хаттабыча. – Меня тоже этот вид из окна всегда восхищал. Даже в лучшие времена, а тем более – теперь.

– А, Хаттабыч, ты, видимо, с инструкцией, – Аладдин обернулся. – Ладно, объясняй, кто я и что я, но сначала подкинь мне какую-нибудь одежду вместо этих штанов рибоковских.

– Кстати, о штанах, – сказал Хаттабыч, порывшись в кармане и достав цифровой фотоаппарат. – Я просто обязан тебя сфотографировать!

Аладдин даже рта раскрыть не успел, как Хаттабыч уже его щелкнул.

– Это еще зачем? – спросил Аладдин.

– Да, ребята из «Рибока» просили, – усмехнулся в ответ Хаттабыч. – Представляешь, какая реклама будет – ты, в шикарной спальне, на фоне пирамид в этих штанах… И слоган – “Шейх носит «Reebok»”! Прикольно!

– Слушай, Хаттабыч, знаешь, что я сейчас сделаю с этой твоей рекламой… – султан Аладдин начал впадать «во гнев праведный».

– Погоди секунду, – сказал Хаттабыч, нацеливая фотоаппарат на Шахерезаду. – Шахерезада, снимочек для рекламы «Гуччи»?

– И не мечтай! – воскликнула Шахерезада, надевая паранджу.

– Черт, не успел, – пробормотал Хаттабыч. – Ладно, сдеру с «Рибока» три шкуры.

– Лучше объясни мне, что, черт побери, происходит! – воскликнул Аладдин.

– Ваш чай, господин! – в комнату ввалился слуга.

– Спасибо, поставь вон там, – сказал Аладдин. – А где пахлава?

– Что, господин? – спросил слуга.

– Неужели мне придется учить вас всех готовить пахлаву! – воскликнул Аладдин. – Кошмар! Ладно, убирайся и принеси какие-нибудь местные сладости, чего у вас там есть на кухне.