Сам Геронтий, несомненно, тоже слышал доносящиеся звуки, но даже бровью не повел. Впрочем, я тоже никоим образом не собирался реагировать. Пусть хоть сама Палеологиня в голос песни поет.
Ближе к концу беседы митрополит поинтересовался, не буду ли я против, если падре Эухенио тоже нанесет несколько визитов в епархию. И даже любезно прояснил, зачем ему сдался доминиканец.
- Увы... – скорбно вздохнув, сообщил Геронтий. – Несмотря на различия между нашими церквями, мы сталкиваемся с одинаковыми вызовами. А общение поможет нам их преодолевать.
Ага... как я и предполагал. Ереси, мать их ети. Прям уж натерпится перенять православным церковникам у своих коллег немного опыта. Как же мне хочется тебе отказать. Но не откажу. Дипломатия, мать ее ети.
- Не против, отче...
Разговор с митрополитом не продлился долго и был... скучным, что ли? Ненавязчивые попытки выведать, за каким хреном меня послали, несколько вопросов о Фебусе и обо мне лично, вот, пожалуй, и все. Cоздалось такое впечатление, что меня пригласили на смотрины для кого-то. Того, что шебуршал за стенкой.
После того как разговор исчерпал сам себя, я взял у диакона шкатулку и положил на стол перед митрополитом.
- Отче, прошу примите мой скромный дар... – открыл крышку и достал из нее переплетенный в кожу толстый фолиант со страницами из пергаментных листов.
В свое время, это древнее рукописное Евангелие на греческом языке, подарили мне мои левантийские партнеры по торговле. А когда пришло время отправляться на Русь, я вспомнил о подарке и решил передарить – по ситуации – кому понадобится по ходу дела. Надеюсь, старикан оценит. Подарок-то шикарный.
Оценил. У митрополита даже руки дрожали, когда он перелистывал страницы. А потом... Потом случился совершеннейший афронт...
Тот самый гобелен, из-за которого слышались звуки, с легким шелестом спал со стены, а за ним, в проеме ведущем в смежную комнату, обнаружилась полноватая круглолицая дама в парче и соболях. Молодая, миловидная, эдак лет двадцати с хвостиком возрастом. За ней маячили еще парочка женщин, видом попроще.
Геронтий страшно побледнел и часто задышал. Мне показалось еще чуть-чуть, и его хватит кондрашка.
Секретарь не растерялся и невозмутимо заступил собой нежданную гостью.
А она, как ни в чем не бывало неспешно развернулась и удалилась.
В келье воцарилась мертвая тишина.
- К-х-х... – митрополит гулко прокашлялся. – Сие недоразумение...
- Вы о чем, отче? – я сделал вид, что ничего не видел. – Увы, не понимаю.
- Сын... – старик запнулся. – Сын мой...
- С момента начала нашей беседы ничего особенного не произошло. Ровным счетом ничего, кроме самой беседы, – твердо отчеканил я.
Больше мы к этому вопросу не возвращались. Разговор ожидаемо скомкался, после чего я откланялся и свалил домой на том же возке. А по пути нещадно ломал себе голову над тем, кто это могла быть.
Явно родовитая боярыня, очень влиятельное лицо в государстве, если Геронтий позволил ей подсматривать и подслушивать. И кто тогда? Неужто сама Софья? Вряд ли, эта слишком молода. Ептыть... А если Елена Стефановна, прозванная Волошанкой? А что, вполне может быть. Ее муж, Иван Молодой, официальный наследник престола, и на данный момент числится соправителем Ивана. А она, соответственно – второй дамой всея Руси и готовится стать первой. Такое вполне может вскружить голову. Вот митрополит и пошел на поводу, тем более, что он ей сочувствует в ереси. Вроде бы. Н-да...
Ладно, если это все-таки она, то как я могу использовать сей факт? Иван явно не обрадуется, если узнает, что Ленка навела позору на княжескую фамилию. А на расправу он крут. Может и в монастырь заточить. Как сделал это с ней лет так через двадцать, но уже по другой причине.
В общем, буду действовать по ситуации. Не каждый день такие козыри выпадают.
Дома, то есть в резиденции, меня уже ждал Курицын. С толпой неких сомнительных личностей, один из которых щеголял свежим фингалом под глазом.
- Княже... – с поклоном сообщил он мне. – Прием состоится на днях. А пока, по нашему обычаю, надобно описать дары.
Персонаж с подбитым оком отчаянно закивал.
Мне очень захотелось его послать. Бля... Так и вспоминается русская же пословица про коня, подарки и зубы.
Но, в очередной раз сдержался. Познаю азы дипломатии, едрена вошь. Но не преминул съязвить.
- Описывайте. Я отдам приказ моему эконому. И не дай бог, что пропадет. Лично уши обрежу.
К удивлению, русичи даже и не подумали оскорбиться. Н-да...
Переписке даров нашлось более-менее логичное объяснение. Как выяснилось, подарки представлять будем не мы, а сотрудники службы великокняжеского протокола. Причем согласно заранее составленного списка и в строгой определенной последовательности. Соответственно, им надо знать в подробностях, что дарят.
Почему бы и нет, пусть их.
Остаток для, я провел, обсуждая с Курицыным как раз эти особенности великокняжеского протокола. А когда он наконец убрался, вздохнул с облегчением, принял с ближниками по паре бокалов вина и отправился спать.
А утро как всегда началось черт знает, как...
- Все, сир, он отошел... – Август обтер руки тряпкой и встал.
На полу кухни остался лежать дружинник Ханс Добряк, фламандец из Гента. Лицо парня исказилось в страшной посмертной гримасе, глаза остекленели и вылезли из глазниц, а на губах запеклась розовая пена.
Как я уже говорил, утро началось с новых неприятностей. Один из очередных помощников Себастьяна по кухне, пользуясь случаем, потянул со стола крынку топленого молока, тайком выхлебал ее, после чего в течении пятнадцати минут скончался. В страшных мучениях. Парня в буквальном смысле вывернуло наизнанку.
- Яд?
- Да, – медикус согласно качнул головой. – Скорее всего в его состав входил мышьяк. Все симптомы говорят именно об этом.
- Дьявол! – я со злостью пнул табурет. – Когда доставили эту партию продуктов?
- Вчера, сир... – бледный как смерть Себастьян сорвал с себя колпак и упал на колени. – Вчера вечером, сир. Я только собирался пустить их в дело. Господи...
- Встань... – я схватил его за шиворот и вздернул на ноги. – Ты тут не причем. Срочным порядком отдели в одну кучу последнюю поставку провизии. Еду готовить только из проверенных продуктов. Всю посуду обжечь на открытом огне и перемыть. Воду из колодца кипятить. Управляющего связать и под замок. Как только появится дьяк – ко мне его. Труп пока пусть так и лежит. Выполнять...
Курицына долго ждать не пришлось.
- Как это понимать?
- Княже... – дьяк виновато опустил голову. – Нет в том нашего умысла...
- Значит по недомыслию отправить пытались?
- Княже...
- Ты хоть понимаешь, что скажут о великом князе при королевских дворах Европы?
- Княже, молю!
- Встань и успокойся, – я налил в бокал вина и сунул дьяку в руки. – Кто это мог сделать?
- Не ведаю... – Курицын с опаской покосился на вино. – Пока не ведаю. Розыск покажет...
- Пей, не бойся. Я своих врагов не травлю. Кому это может быть выгодно?
- Не ведаю...
- Вот же заладил. Подсказываю, тому кто хочет, чтобы посольство сорвалось. И выходка того татарина тоже была неспроста. Ганзейские в Москве есть?
- Есть... – дьяк махом влил в себя вино и зажмурился, словно ожидая смерти.
- Вот, от этого и начинайте плясать. Пока только их выгоду вижу.
- Все сделаем...
- Надеюсь. И не думай, что получится свалить вину. Лично результаты розыска проверю. Ты понял?
- Понял, чего уж...
- И уведомь великого князя о случившемся. Иначе я сам ему все сообщу. Понимаешь, что с тобой тогда будет.
- Немедля уведомлю. Разреши приступать?
- Ты еще здесь? Сроку вам провести розыск – два дня. Если нет – я вернусь в Европу.
Не переставая кланяться и кивать, дьяк убрался из комнаты.
А я налил себе вина и принялся размышлять о случившемся. Вряд ли хотели отравить именно меня, скорее всего, просто создавали повод для скандала, чтобы посольство убралось к себе без результатов. Информацию о том, что я приезжаю особо не скрывали, так что, она вполне могла дойти и до ганзейских. Те сразу просекли чем может для них грозить визит посланцев из Наварры по новому пути и решили вмешаться. Но травили не сами, однозначно, Ганза успела обзавестись среди местных влиятельным лобби, вот через них и действовали.
