– …Еще тогда, когда они принадлежали Павлу, все они были предприимчивыми людьми. У каждого из них под кроватью хранился полный горшок медных монет, которые им удавалось заработать самостоятельно. Они ловко находили для себя всякие мелкие поручения, за которые получали свои чаевые. Если твоя Поллия…

– Ирис! – я сладко улыбнулся.

– …Если Ирис дарили шпильку, или обрезок бахромы, она сразу превращала их в денарии.

– Старый Павл одобрял это?

– Не знаю, но он позволял им это. Он был довольно приятным человеком. Хороший хозяин позволяет своим рабам накопить деньги, если те сумеют.

– Они купили свою свободу?

– Павл избавил их от этого огорчения.

– Помер?

Минний кивнул головой.

– По профессии он был полировщиком мрамора. Для них всегда полно работы, хотя он никогда не старался ухватить все заказы, с которыми к нему обращались; он довольно щедро одарил своих людей, когда преставился.

Павл мог отпустить на волю по завещанию значительную долю своих слуг; мои клиенты выглядели как преуспевающие рабы, уверенно числившие себя среди любимчиков, которым он даровал привилегию стать свободными.

– Они быстро приумножили свои сбережения, - задумчиво сказал Минний. – Есть ведь какие-то особые махинации с грузовыми судами?

Я кивнул.

– Поощрительные выплаты за постройку зерновозов…

По стечению обстоятельств я как раз недавно занимался изучением ввоза хлеба и хорошо разбирался во всех связанных с этим делом плутнях.

– …Еще император Клавдий42 издал тот закон, чтоб поощрить плавание в зимний период. Он предложил премию в зависимости от грузоподъемности судна тем, кто будет строить новые корабли. И страховку за любое судно, что затонет. Закон никто не отменял. Любой, кто об этом знает, может извлечь выгоду.

– У Поллии был корабль, который утонул, – сказал мне Минний довольно мрачно, – ей удалось слишком быстро раздобыть новый…

Он, очевидно, предполагал, что это был тот же самый корабль, только с новым названием – интригующий намек на мошенничество банды Гортензиев.

– Она оснащала судно сама? – спросил я. В соответствии с замыслом Клавдия, женщина которая сделает такое, приобретает такие же привилегии как мать четырех детей: моя ма говорила, что их суть – право рвать на себе волосы публично и постоянно подвергаться оскорблениям.

– Кто знает? Но она скоро стала носить рубины в ушах и сандалии с серебряными подошвами.

– Чем мужчины Гортензии заработали свое состояние? Чем занимаются сейчас?

– И тем и этим. Практически всем, что может прийти на ум…

Я почувствовал, что моим собеседником овладевает робость: значит пришло время отступить. Я купил двух выпеченных из теста голубей для Елены, и, вдобавок, несколько ломтиков торта для моей сестры Майи – в награду за ее заботу о проглоченных фишках.

Цена была ровно настолько непомерной, как я и ожидал на холме Пинций. Но я получил небольшую опрятную корзинку, устланную виноградными листьями, чтоб донести сладости до дома, не трогая их грязными руками. Это отличалось от тех исписанных чернилами обрывков, что выдраны из философских трудов, в которые заворачивают заварной крем на Авентине, где я живу.

С другой стороны, на виноградных листьях нечего читать, когда вылижешь их дочиста.

Затем я рискнул поднять себе кровяное давление посещением претора.

Во времена республики двух судей избирали ежегодно (предварительно отобрав из числа сенаторов, так что это были не совсем свободные выборы), но в мое время число судебных дел возросло настолько, что их требовалось уже целых восемнадцать, двое из которых занимались исключительно случаями мошенничества. Того, который занимался охотниками за золотом, звали Корвин. Надписи на стенах Форума познакомили меня с самыми смешными высказываниями на последних судебных слушаниях, поэтому я знал, что Корвин был напыщенным индюком. Все преторы такие. На лестнице государственных должностей претор это последняя ступень перед чином консула, и если человек хочет продемонстрировать всем пренебрежение к современной морали, то должность претора дает ему в этом полную свободу. Корвин занял пост до недавно начавшейся кампании текущего императора по очистке судов, и я считал, что должность претора будет последним достижением Корвина, пока Веспасиан у власти.

К несчастью для моих клиентов, прежде чем Корвин удалился в свою виллу в Лации43, он успел вынести решение, что бедная Северина потеряла трех богатеньких мужей за короткий срок просто по несчастливому стечению обстоятельств. Вот так. Теперь вам понятно, почему я так невысоко ценю преторианский суд.

Я с ним никогда не встречался, да и не собирался встречаться, но после того как спустился с Пинция, прямиком направился к его особняку на Эсквилине44.

Обветшалые трофеи висели над дверью, посвященные какой-то древней военной стычке, на которой предка наградили за то, что тот не успел сбежать с поля боя до конца свалки. В прихожей стояли две статуи суровых республиканских ораторов, полный безразличия бронзовый Август и огромная цепь для сторожевого пса (без собаки на ней): обычные потертые атрибуты семьи, которая никогда не была столь значительна, как ей хотелось бы выглядеть, а теперь постепенно погружающаяся в полное забвение.

Я надеялся, что Корвин отбыл в Кумы45 на лето, но он был из тех болванов, что даже собственный день рождения проведут на судебном заседании; они ворчат о массе дел – но надоедливые просьбы, с которыми их осаждают в августовскую жару только кормят их раздутое эго. Меня впустил скучающий привратник. В атриуме висели фасции46, и я слышал, как в соседней комнате ликторы47 его чести грызли свою полуденную закуску. В боковом проходе были расставлены скамьи, так что клиенты и истцы могли слоняться с несчастным видом, пока претор почивает после обеда. Солнечный свет бил наклонно через высокое квадратное окно, но когда глаза привыкли к режущей игре света и тени, я обнаружил знакомую толпу жалобщиков, что заполняют офисы известных людей. Все следят друг за другом, хотя притворяются, что это не так; все стараются избежать всезнайки с безумными глазами, который лезет с разговорами; все готовы провести много времени после полудня без всякой пользы.

Я постарался избежать напрасной траты времени, сидя в приемной и ловя рассказы о чужих несчастьях, поэтому я уверенно прошел мимо них. Некоторые из толпы привстали, но большая часть была готова позволить любому, кто выглядел достаточно уверенно, делать то, что ему вздумается. Я не чувствовал угрызений совести, что пролез без очереди. Они пришли на прием к претору, а самая последняя вещь которую я желал, это была встреча с неким официальным ничтожеством. У претора всегда есть секретарь. А так как истцы бывают очень обидчивы, когда имеешь с ними дело, секретари обычно настороже. Я пришел, чтоб поговорить с секретарем.

Я нашел его в тенистом внутреннем дворике. День был теплый, поэтому он вытащил свою складную табуретку из конторы на свежий воздух. У него был восхитительный загар, как если бы он был весь разрисован – вероятно результат усердной обрезки виноградных лоз в течение недели. Он носил большой перстень с печаткой, остроносые красные туфли и блестящую белую тунику, и выглядел столь же элегантно, как истопник в свой выходной.

Как я и ожидал, секретарь был не против после целого утра посвященного разборам дел о сенаторских сынках, что были пойманы за подглядыванием в женской бане, и выслушивания от какой-то старухи истории трех поколений ее предков, хотя она должна была объяснить, зачем стащила два утиных яйца, отодвинуть груду надоевших бумаг и развлечься беседой со мной. Я сразу представился, и он назвал мне свое имя — Лузий.