– Считать ли мне тебя своим добрым Дядюшкой Марком?

– Я Фалько, и я не добрый.

– Я вижу! Пьяный, но держишь себя в руках! – она рассмеялась. Всякий раз, когда Северина смеялась, она казалась мне высокомерной, и это раздражало меня.

– Я думаю, у нас с тобой больше общего, чем ты готов признать, Фалько.

– Мы не имеем ничего общего!

Я плеснул еще вина в свою чашу.

– Нов мертв. Что дальше, Зотика?

– Ничего.

– "Что" было неправильным словом. Я должен был спросить "Кто?".

– Не будь таким настырным! – сказала она мне, но сказала с полуулыбкой и блеском глаз за светлыми ресницами. Она осмеливалась задавать мне и более резкие вопросы. Допрос был острым ощущением.

Я знал, как обходиться с подозреваемым, которому нравилось быть в центре внимания. Вместо этого я лениво растянулся.

– Никогда снова, а? Походит на то, что я всегда имел обыкновение говорить, когда какой либо непостоянный предмет моих увлечений смылся с моими деньгами и разбил мое сердце.

– Говоришь в прошедшем времени? – тут же набросилась на меня Северина, не в силах удержаться.

– Слишком стар. Вертихвостки предпочитают мальчиков, которые как огонь в постели, и позволяют собой помыкать…

– Ты романтик, Фалько, – выругалась она, как будто что-то заставило ее насторожится. – Почему ты никогда не отвечаешь прямо?

– Мне становится скучно, – признался я. – Это достаточно прямо?

Мы оба пьяно фыркнули.

***

Северина сидела слева от меня скрестив ноги и выпрямив спину. А я положил на свое согнутое правое колено руку с чашей вина. Это позволило мне немного повернуться и незаметно наблюдать за ней.

Она снова наполнила свою чашу.

– Я пью больше тебя!

– Я заметил.

– Ты намерен остаться трезвым и выведать мои тайны?

– Мне нравятся женщины с тайнами…

– Тебе не нравлюсь я! Прекрати выдумывать… Я должна была спросить, – промурлыкала она, изображая, по ее мнению, лукавство, – тебя кто-нибудь дома ждет?

– Нет.

Я осушил свою чашу. Действие было более поспешным, чем предполагалось. Я почти захлебнулся.

– Ты удивляешь меня! – мягко рассмеялась она.

Когда я прекратил кашлять, я ответил:

– На днях ты была права: я переоценил свои силы.

– Расскажи мне!

– Нечего рассказывать. Один из нас хочет успокоиться и завести семью, а другой хочет остаться свободным.

Северина выглядела растерянной, как если бы она пропустила шутку.

– Женщины такие непостоянные! – пожаловался я. – Они не могут взять на себя ответственность.

– Как ты ее поймаешь?

Теперь Северина присоединилась к игре, хотя и с презрительным выражением..

– У меня свои методы.

– Вы, мужчины, такие коварные!

– Как только она откроет для себя мою стряпню и мое преданное сердце, я привяжу ее к себе…

– Она помогает тебе в работе?

– Ты уже спрашивала меня об этом. Я не вмешиваю ее в мою работу.

– Мне интересно, послал бы ты шпионить ее в места, куда не можешь пойти сам?

– Я бы никогда не отпустил ее туда, куда не мог бы пойти сам.

– Какая предусмотрительность! – сказала Северина.

Мы оба оторвались от вина и сидели, уставившись перед собой, как бестолковые философы. Действие резкого молодого вина, что легло поверх тонкого фалернского, которое я выпил раньше, не говоря уж о мягких столовых винах, которые подавали во Дворце на обеде у Тита, заставило меня начать подумывать, а смогу ли я стоять ровно, когда понадобится. Даже Северину начала одолевать сонливость.

– Ночь откровений! – проворчал я, чувствуя поднимающееся раздражение. – И до сих пор только с одной стороны! План состоял в том, чтоб сперва открыться самому, а потом склонить тебя на откровенность…

– План, Фалько? Ты хотел добиться от меня признания при помощи такого дешевого трюка, как напоить меня?

– Ты сама напилась.

– Я ненавижу тебя, когда ты такой логичный.

– И я ненавижу тебя… Ох, забудь это, – вздохнул я. – Я слишком устал, чтоб опять начинать препираться с тобой.

– Ты засыпаешь! – сдавленно фыркнула Северина. Возможно, и так. Возможно, я просто хотел, чтоб она так подумала. (А, возможно, я уже ничем не мог помочь себе.)

Когда я ничего не ответил, она откинула назад голову со стоном. Затем она сняла с пальца кольцо с красной яшмой, сложила ладони лодочкой и подкинула его в воздух, поймала и положила рядом с собой на пол. Искра, казалось спрыгнула с драгоценного камня, чтоб вспыхнуть в ее волосах. В ее действиях не было никакой непочтительности, но, оно, очевидно, ознаменовывало конец помолвки с мертвецом.

– Ничего не осталось… никого, кому я нужна… ни одного чтоб изменить… Зачем все это, Фалько?

Драгоценный камень, что сняла, выглядел почти таким же тяжелым, как тот, что носил и сам Нов; слишком большой для пальцев Северины, которые были крохотными, как у ребенка.

– Ради прибыли, сударыня! Это кольцо, по крайней мере, приличный кусок золота!

Северина пренебрежительно толкнула яшмовое кольцо по мозаике пола.

– Золото стирается. Как любовь, которую оно символизирует.

– У некоторых она долгая.

– Ты на самом деле в это веришь? – спросила она. – И твоя известная подруга?

Я рассмеялся:

– Она реалистка, держит меня на коротком поводке, на всякий случай.

Через мгновение Северина подняла правую руку, показывая дешевое кольцо с грубо вырезанной Венерой и маленькой загогулинкой, что должна была означать Амура, сидящего у нее на колене.

– Теперь медь, – сказала она мрачно, – и это навечно!

– Вечность становится дешевой! А знаешь, медь названа в честь гор на Кипре, откуда ее доставляют в слитках в форме бычьей шкуры?

Я люблю собирать всякие интересные факты.

– И Кипр, это место рождения Венеры, поэтому медь – металл любви…

– Только отравишь душу ярь-медянкой, Фалько. – пробормотала она.

– Тебе следует обратиться к врачу по этому поводу.

Я решил не спрашивать ее, что она имела в виду. Ничего не поделать с женщиной, которая решила окутать себя тайной.

– Кто дал тебе это медное кольцо?

– Кто-то, кто был рабом вместе со мной.

– У него есть имя?

– Только среди теней в подземном мире.

Я криво усмехнулся:

– Там многие из твоих друзей!

Северина наклонилась, чтоб убрать амфору. Я поднял ладонь протестуя, и она разделила остаток вина между нами. Северина пододвинулась чуть ближе ко мне. Мы пили, медленно, оба в мрачном уединении, которое приходит с пьяной задумчивостью.

– Мне надо идти.

– Можешь спать здесь.

То, в чем я отчаянно нуждался, было безмятежным сном. В этом доме я бы проснулся, ожидая, что механический потолок опустится и раздавит меня… Я покачал головой.

– Спасибо, во всяком случае, что оставался…

Северина сжала губы, как девушка, что была одна, но пыталась быть храброй.

– Сегодня ночью мне был нужен кто-нибудь…

Я повернул голову. Она повернулась ко мне. Я был в полутора дюймах от того, чтоб поцеловать ее. Она знала это, и не делала попыток отодвинуться. Если бы я сделал это, я знал, что последовало бы дальше: я стал бы чувствовать свою ответственность.

Опершись на кушетку позади себя, я встал на ноги.

Северина тоже поднялась, и протянула мне руку, чтоб я помог ей. Вино, и резкое движение, оказали на нас влияние, мы оба зашатались. На мгновение мы соприкоснулись, все еще держа друг друга за руку.

Если бы это была Елена, я я бы обхватил ее сразу. Северина была меньше ростом, мне пришлось наклоняться. Она не была похожа на костлявую птицу, от которых у меня мурашки по коже; под ее свободной туникой я мог видеть ее притягательную плоть. Ее кожа повсюду выглядела чистой и гладкой, она была надушена каким-то знакомым острым ароматом. В свете ламп, и так близко от меня, тускло-серый цвет ее глаз неожиданно приобрел глубину, стал более привлекательным, голубым. Мы оба знали, о чем я подумал. Я был расслаблен и податлив. Мне не хватало моей девушки, мне тоже была нужна компания.