Я предупреждающе подняла руку, а Тишило сразу подошёл к Ратмиру, шепнул ему пару слов на ухо.

— Этот добрый человек пригласил нас в ближайшее поселение. Там и изба найдётся для нас, и место для лошадей. Голуба, идти сможешь или как?

— Дак доковыляю уж, Рудушка, — ответила кухарка, стрельнув глазом на деда. — Какие мои годы!

— Могута, Мечко, поднесёте Голубу. Давайте, идём. Девушки, коз гоните.

— Руда, — тихо позвал Ратмир, — поди сюда, прошу.

— Ох и компашка у вас, язычники! — дед поцокал языком. — Айда, а то обед скоро, Лагутин в обед не принимает.

Я кивнула:

— Идём, идём. Собирай лошадей, Бер.

Когда мы уже все шли по лугу к дороге, а щенки весело скакали вокруг деда, который трепал то одного, то другого по головам, Ратмир спросил меня:

— Любая моя, твой ли мир? Твоя ли жизнь?

— Моя, Ратмир. И ваша теперь.

— А ну как ещё какая беда случится? — он оглянулся на людей. Я тоже. Лица у всех были усталыми, грязными. Как дед нас не испугался — не знаю. Впустят ли нас в деревню — вообще отдельный вопрос. Я бы не впустила…

— Не случится никакой беды, мой князь, — твёрдо пообещала ему, но больше самой себе. — Я не допущу. Уж теперь зубами грызть буду любого, который станет на нашем пути.

— Ты моя храбрая княгиня, — он прижал мою руку к своим губам. — Уж позволь мне защитить тебя хоть раз.

— Позволю, — усмехнулась, на миг прильнув к его боку.

— Скоро уж? — услышала голос сзади. Оглянувшись, увидела Асель. Верблюдица тащилась нога за ногу и ныла. На её спине восседал серый в полоску пушистый кот и осматривал окрестности с видом наследного княжича. С ума сойти, и он тут! Я уж думала, остался один-одинёшенек с драконами!

Отвечать верблюдице я не собиралась. Всякая дорога когда-нибудь кончается, и мы уже это проходили. Наша кончится гораздо раньше, чем мы снова устанем. Вон уже и первые домики показались — одноэтажные, кирпичные или деревянные, утопающие в садах. Май, вишни и яблони уже отцвели, а теперь сирень густым ароматом окутает округу. Вдохнув полной грудью свежесть воздуха, я улыбнулась:

— Правда, легко дышится?

— Смердит здесь, — фыркнул Ратмир. — Нешто горят болота?

Я принюхалась:

— Что ты говоришь? Ничего не горит.

— У нас дышалось легче, — заметила Забава из-за спины.

— Привыкайте, — я пожала плечами. — Уж такое время, милые мои, такое время.

— Ну что, язычники! Вон изба! Расположетесь пока во дворе, а девка ваша к Лагутину пойдёт.

— Кого ты девкой назвал?! — вскинулся Ратмир. — К княгине обращаешься, старик!

— Решите уж, княгини иль царицы тут, а ты мне не тыкай, молодой человек! — дед встопорщил усы и ткнул в Ратмира пальцем. — Щас погоню вас всех, да пальну!

Господи, что — опять?!

Я сжала руку мужа и разозлилась. Рявкнула на него:

— Молчи!

А потом на деда чуть потише:

— А вы взрослый человек, умудрённый опытом, могли бы и спокойнее относиться к подобным выпадам!

— Не станут меня всякие пришлые учить, как разговаривать, — дед потряс берданкой. — Навидался я всяких пришлых!

— А мы особенные, — сказала я с напором. — У нас даже верблюд есть.

Дед покосился на Асель и буркнул:

— Верблюдов не видал. А только не надо мне тыкать!

— Мы не будем тыкать, — покладисто согласилась я. — Мы научимся жить с вами в мире и согласии. Вы же Петрович, да?

— Откуда знаешь? — он подозрительно покосился из-под кустистой брови. Но ответить я не успела. Разыгравшиеся подростки собачьего рода решили, что мы слишком долго стоим, никуда не идём и болтаем о глупостях, которые не стоят никакого внимания. Первым налетел, повизгивая от нетерпения Лютик. За ним и другие принялись наскакивать на деда, приглашая продолжить забаву. Отвлёкшись, Петрович не успел принять защитную позу и повалился на землю.

Ахнув, я бросилась помогать ему встать, но дед со стоном откинулся на траву:

— Эх, шавки вы шавки! Ну, всё, теперича только если фельдшера вызывать!

— Что случилось? — я опустилась на колени рядом с дедом, поддержав его голову. — Ушиблись?

— Да спину прострелило, радикулит проклятый, чтоб его!

Я только головой покачала и бросила Лютику:

— А ну отошли!

Щенки послушались — наверное, вид у меня был грозный, а Петровичу я сказала:

— Поворачивайтесь-ка на бок, сейчас я посмотрю.

— Врачиха, что ли?

— Знахарка я, травница, — ответила коротко и помогла старику перевернуться на бок. Задрала рубашку, выдернув её из-под ремня штанов, и приложила ладонь к спине. Ну давай же, давай, мой милый зелёненький рентген! Надо вылечить деда! Надо показать, что мы хорошие!

А вдруг в этом мире у меня опять всё исчезло?

От этой мысли по спине побежал холодок. Нет, нет, нельзя волноваться! Надо спокойно закрыть глаза и представить позвоночник деда, все его косточки… А потом открыть глаза и…

Вот так, оказывается, выглядит радикулит!

Да-а, запущенное дело… Я провела ладонью вдоль позвонков, чтобы узор вырисовался яснее. Так, а вот и красный узелок. Здесь всё средоточие боли. Я огладила его по кругу, чтобы понять, как вылечить деда и избавить его от страданий. Петрович охнул:

— Больно! Больно же!

— Сейчас станет легче, — пообещала я, совершенно не представляя, как убрать боль. Были бы у меня травы… Но их нет. Камень? Да, можно попробовать. С инфекцией прокатило, может быть, можно и боль убрать. Задала в другой руке осколок первой жизни и мысленно попросила его забрать красный узел в себя. Потом вспомнила — всё же через меня пройдёт! Подняла взгляд на Ратмира, шепнула:

— Держи меня.

И стало больно.

Так больно, что аж зубами заскрипела!

Ратмир услышал этот скрип или просто ощутил, как я напряглась, и сжал так, что и дышать стало тяжело. Но зато боль уменьшилась. А я думала только о том, чтобы не упасть в корчах и не сделать ещё хуже! Камень, помоги же мне! Ты мне много помогал, не оставь и сейчас!

— Ох, и вправду полегчало… — прокряхтел дед, и я улыбнулась через силу, ответила:

— Я же говорила.

Красный узел почти смазался, но я ещё подержала руку на спине Петровича, чтобы уж точно вылечить. Хотя бы на несколько дней, потому что это всего лишь боль…

Отвалившись от деда в руки любимого, я закрыла глаза. Устала… А ведь раньше было легче. Может, из-за беременности? Отпустив камешек, приложила руку к животу. Три месяца уже… А столько случилось всего. Малыш мой крепкий, и падение в яму пережил, и купание в ледяной реке, и драконов!

— Руда, Рудушка, болит у тебя, милая?

Открыв глаза, увидела над собой Забаву. Она обмахивала меня. Думала, наверное, что мне дурно стало. Даже стыдно стало — чего я, как девица в корсете какая-нибудь? Прислушалась — боль постепенно стихала. А дед — вон уже и встал! Смотрел на меня во все глаза, чуть дыру не просмотрел!

Вцепившись в кафтан Ратмира, я тоже поднялась. Муж поддержал, помог, приобнял, словно хотел защитить ото всех, ото всего и от лечения тоже. Я погладила его руку — мельком, дала знать, что ценю — и сказала деду:

— А доктору покажитесь всё же. Спина — это не шутки.

— Покажусь, как не показаться, — пробормотал дед. — А ты что ж, руками лечишь? Или точки особые знаешь?

— Знаю, знаю…

— Ну пошли, пошли. К Лагутину тебе надо: уж как пить дать, он тебе обрадуется!

Хм, это к чему это было сказано? Ладно, потом разберусь. Пока надо как-то дойти всё же до этой деревни и устроиться.

Через десять минут мы уже всей толпой стояли в захламленном дворе, обрамлённом редкими и чахлыми деревцами. В одном углу двора был покосившийся сарай, в другом ржавели останки какого-то трактора без колёс и стёкол. Забор давно бы упал, если бы его не поддерживали кучи мусора и прелых листьев. Изба, когда-то крепкая, зияла чёрными провалами окон, а крыша слева даже провалилась внутрь. Я вздохнула. Да, работы тут… На год!