Я проснулась ещё до рассвета. Встала. Непреодолимое желание появилось посмотреть, кто же ночью расслаблялся, и проверить, жив ли ещё Бер.

А ещё у меня сложился план.

Мы выживем все. Мы не умрём, мы справимся. Но действовать нужно всем вместе. Для этого мне нужно поговорить с основными зачинщиками ненависти ко мне по отдельности. Убедить их в моей чистой совести и искренности намерений…

Одевшись, я кое-как пригладила отросшие за зиму волосы и заплела их в косу. Вообще-то мне полагались две косы и кика или княжий кокошник, но ещё в Златограде я отказалась их носить. Забава уговаривала, убеждала, но я не сдалась. Щас я им тут в кокошнике рассекать буду…

Все ещё спали. Даже дети сопели во сне. Я двигалась очень осторожно, чтобы никого не разбудить, наверное, ещё и потому, что не хотела никого видеть. Не сейчас. Мне нужно немножечко побыть одной. Это вполне справедливое и законное желание! И так сидим друг у друга на головах, и так два месяца кучковались у костров и на телегах!

На цыпочках я пробралась к повозке, в которой спали Бер и Мыська с малышами. Отогнула край занавеси, заглянула. Думала, сердце остановится!

Он повернул голову, улыбнулся мне и, высвободив руку, приложил палец к губам. Мыська спала в сгибе его локтя, одеяло сползло, обнажив её маленькую, но упругую и налитую молоком грудь. Закрыв рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от радости, я кивнула ему: мол, что как? Бер аккуратно, очень аккуратно освободился от веса Мыськиной головы и соскользнул с повозки. Я отошла к очагу, почти потухшему за ночь, и подкинула маленькое полешко, чтобы чуть оживить огонь. Сзади послышались шаги, я обернулась.

Он был таким же молодым красавцем, как в первый день, когда я встретила его. Правда, одет похуже: в длинную рубаху поверх штанов. Босоногий. Ноги почти медвежьи — широкие, плоские, с корявыми ногтями и заросшие шерстью. Но они его не портили — ведь улыбка осталась широкой и лучистой!

— Бер, как же я рада за тебя! — сказала искренне и протянула руку, чтобы потрогать широкий торс. Убедиться, что он настоящий…

— Пойдём наружу, — шепнул медведь. — Хочу вновь ощутить себя живым.

Выбравшись на улицу, мы встали на пороге. Небо было ещё тёмным, но за стеной, над рекой, над полосой далёкого леса на том берегу, оно уже светилось оранжевым отблеском восстающего из небытия солнца. Люди не знают, что Земля вертится вокруг Солнца. Они думают, что светило это бог и каждое утро оно встаёт, чтобы посмотреть на людей, а каждый вечер ложится спать в своём доме, который находится на краю земли. Антинаучно. Зато красиво. Я живо представила, как большой бородатый старик Солнце потягивается в своей кровати, открывает глаза и готовится встать…

— Благодарю тебя, травница.

— Не за что, — ответила я тихо.

— Ты спасла меня от проклятья. Ты дала мне вторую жизнь. Ты подарила мне преданную и любящую жену. Я думаю, есть за что.

— Если ты… Если ты когда-нибудь причинишь Мыське боль… — я запнулась. — Если ты её не любишь, если захочешь расстаться…

— Лучшей жены я никогда не нашёл бы.

Я кивнула. Неважно. Любовь это всего лишь привязанность. Это невозможность жить без другого. Стерпится-слюбится. Вот и небо светлеет. Вот и цвета возвращаются в мир. Скоро станет тепло, скоро на чётко очерченных полях у стены заколосится рожь и полба, скоро окотятся козы…

— Странный город, ты как думаешь? — спросил Бер, оглаживая ладонью стену дома. — Тяжёлый камень. Большие дома. Высокая стена.

— Странный, — согласилась я. — Но это не иреане построили его. И здесь есть домовой!

Я обернулась к Хозяину Леса, схватила его за руку:

— Ты должен мне помочь! Поговори с домовым!

— Что за домовой такой? — удивился Бер.

— Я тебе покажу. Это точно нечисть, потому что люди его не видят. Я дала ему еды, как это принято у меня. То есть… Ну ты понимаешь, я никогда не верила в нечисть до того, как попала к вам…

Бер рассмеялся задорным молодым смехом и испуганно закрыл ладонью рот, оглянувшись на дом. Я потянула медведя по улице:

— Пойдём, пойдём! Он в главном доме, в самом большом! И не пускает нас туда!

— Думаешь, он меня послушает?

— А кого ещё? Ты же главный над лесной нечистью! Может, он тебя примет за шефа?

Бер фыркнул и помотал головой, но за мной пошёл.

Две минуты спустя мы стояли перед большим домом, пялясь на чёрные провалы окон. Я подтолкнула Бера локтем:

— Позови его!

Он пожал плечами, но вытянул руку к окну. Ничего не произошло. Или мне показалось, что ничего не произошло. Но потом я услышала, как Бер шепчет: «Выйди. Покажись. Выйди. Никто тебя не обидит».

С ума сойти! Я могу слышать то, что не слышит никто!

Но где же домовой? Не видно. Не хочет, видно, разговаривать с Бером. Как же его выманить? Мне показалось, что что-то мелькнуло в глубине дома. Это он! Это домовой! Ну выходи же, выходи!

— Светлая княгиня!

Я обернулась, матерясь про себя. Спугнули! Со стороны домов ко мне шёл Тишило — решительно, быстро, придерживая меч рукой, чтобы не бился о сапог. Мысленно обругав его всеми известными мне плохими словами, я спросила резко:

— Чего тебе?

— Мальчишка пропал. Тот самый, больной!

— Какой больной? Мой больной? — не поняла я. — Но он же умирал!

— Мать сказала, что утром не нашла его рядом с собой. Мы в одном доме поселились…

— Он не мог уйти! У него нет сил на это!

— Мне организовать поиски?

— Да, надо его найти.

Я нахмурилась. Куда мог пропасть умирающий мальчишка пяти лет? Если только…

Если только домовой его не унёс. Правда, мне не приходилось слышать о домовых, которые крали детишек… Но я много чего не знаю, так что любые допущения возможны.

Мы обыскали весь город. Весь. Могли бы — и камни бы посдвигали, чтобы посмотреть под ними. Но мальчика не нашли.

Более того: в результате поисков выяснилось, что пропали ещё трое. Старуха, молодой дружинник и беременная женщина. Я не знала, что и думать. А люди смотрели на меня, словно спрашивая: как же так? Эх, милые мои, если бы я знала, как так… Мне самой страшно. Очень страшно! Даже Ратмир сказал тихо, чтобы никто не услышал:

— Ты вся серая, Руда. Иди отдохни. Не кори себя, ты не виновата.

Я виновата. Я привела людей сюда. В этом городе творятся странные дела, а ведь мы и суток тут не прожили! Решительно отметя предложение отдохнуть, я пристала к Беру:

— Ты должен выманить домового! Я уверена, что без него тут не обошлось!

Медведь почесал за ухом и, оглядевшись, сказал:

— Боится он показываться. Не верит мне.

Прекрасно! Чудесно! Как быть-то? Я увлекла его подальше от горожан, которые с неохотой вернулись к своим занятиям, и зашептала:

— Надо спросить его: он ли украл наших людей? Понимаешь? Если это он, то зачем. А если не он, тогда…

— Что тогда, травница?

Я покачала головой. Даже Бер, даже нечисть не понимает, в чём дело. А если уж и он… То, значит, всё очень плохо! Значит, мы столкнулись с чем-то гораздо более древним, чем даже иреане.

Если, конечно, пропавшие не решили своим ходом вернуться в Златоград.

Но эту мысль я тут же отмела, как идиотскую. Лошади были все на месте, телеги тоже. Пешком тащиться обратно две тысячи километров? Глупо! Значит, люди пропали здесь, в городе. Не зря, ой не зря ворота не желали открываться перед нами. И зря я не послушала Ратмира. Надо было идти дальше, мы обязательно нашли бы пригодное место для основания нового города.

— Травница!

— Я задумалась, — ответила Беру. — Тогда, дорогой мой Хозяин Леса, мы стоим перед дилеммой.

— Перед домом мы стоим, — буркнул он.

— Согласна. Но и перед дилеммой тоже, — усмехнулась невесело. — Или снимаемся с места и идём дальше, или остаёмся здесь и каждое утро пересчитываем людей. Сейчас нас двести девяносто два человека… Ой, нет, двести девяносто один и один нечистик!

Мне хотелось хоть как-то взбодриться от страшных и упаднических мыслей. Хотелось пошутить. Бер понял, взял меня за руку, сказал: