Ричарду не нравились подобные аргументы – Саймон видел это. Ричард привык к заверенным клятвами союзам, а не к этим недоброжелательным, полным недоговоренностей поискам выгоды. Порой, конечно, и связанные клятвой союзники оказывались не намного надежнее этих валлийцев, но тогда хотя бы можно было проклясть их с чистой совестью. Единственно надежный путь, по мнению Ричарда, заключался в том, чтобы вообще не рассчитывать на их помощь. Однако Саймон хорошо знал этих людей и, несмотря на свою молодость, не раз доказывал, что далеко не глуп. Он сказал, что Ллевелин будет действовать.

– Когда же люди Ллевелина начнут оказывать мне подобную помощь?

– Я подозреваю, что армию Генриха уже успели пощипать. Тот охотник, которого мы встретили, сказал, что королевские войска пересекли границу, но уэльские отряды в любом случае действуют не только на землях, управляемых Кимрами. Валлийцы вполне могли успеть добраться до королевского войска еще до того, как я приехал сюда. Они перемещаются своим ходом и способны двигаться быстрее.

– Пешком? Быстрее, чем верхом? – в голосе Ричарда прозвучало откровенное недоверие. – А что они смогут сделать против хорошо вооруженных конных рыцарей?

Саймон открыл было рот, чтобы рассмеяться, но тут же напомнил себе, что Ричард – вовсе не глупец. Проведя большую часть зрелой жизни во Франции, он искренне недоумевал.

– Они быстро поднимаются в горы и пересекают перевалы там, где ни одна лошадь не пройдет, – терпеливо произнес Саймон. – Я со своими людьми двигался по речным долинам, преодолев больше двухсот миль, почти триста. А для них это было бы едва ли больше сотни. Насчет того, что они могут сделать против рыцарей, тут, пожалуй, правильнее поставить вопрос иначе: что рыцари могут сделать против них? Это не честное, открытое единоборство в чистом поле. Они нападают, когда войско проходит через густой лес или узкое ущелье. Ливнем стрел они отрезают охрану, уводят лошадей, повозки и волов и снова растворяются в горах и лесах. – Саймон вздохнул: – Хотел бы я быть с ними.

– Вы и так слишком долго прожили среди валлийцев, – пробурчал Ричард, потрясенный такой бесчестной тактикой и тем, что Саймон одобряет ее.

Саймон пожал плечами. Он знал, что многие рыцари считали войну валлийского типа позорной. Но любая другая тактика была бы самоубийством для значительно уступающих в численности и бесконечно более бедных валлийцев. Однако Саймон решил не спорить по этому вопросу и только сказал:

– Может быть, но я никогда не любил сидеть взаперти в четырех стенах.

Король Генрих и его армия остановились в открытой долине примерно в трех милях к северу от Аска. Они откровенно провоцировали нападение – так было доложено Пемброку.

Саймон попросил разрешения отправиться со своими людьми в разведку. Ричард позволил, но Саймон видел, что он не рад даже такой минимальной инициативе, направленной против королевских сил. Чтобы снять его сомнения, Саймон пообещал, что его отряд не предпримет никаких действий, только разведает численность королевской армии, какими боевыми машинами она обладает и тому подобные вещи.

– Это не очень понравится вашим людям, – вздохнул Ричард. – Они привыкли брать добычу.

– Для этого у них еще будет много возможностей, – сказал Саймон и поспешно удалился, пока Ричард не изменил своего решения.

Саймона не слишком беспокоили его люди, которые были закоренелыми ворами и, без сомнения, соберут достаточно добычи даже без всякого открытого нападения, чтобы сделать эту маленькую вылазку более или менее доходной. Саймону, главным образом, хотелось узнать, намерен ли Генрих предпринять штурм или осаду, и он хорошо знал, каким образом можно очень аккуратно выведать состояние духа Генриха.

Вероятно, с Ричардом случился бы припадок, если бы он увидел Саймона в тот момент, когда тот со своими людьми с наступлением темноты покидал Аск. Они шли пешком, и ни одна мелочь не отличала рыцаря от простолюдинов-солдат: все они были одеты в туники из пестрой оленьей кожи длиной до колен, штаны и обувь умышленно были покрыты грязными пятнами и полосами. Вооружены они были короткими мечами или очень длинными охотничьими ножами, которые годились скорее для перерезания глоток, чем для честного боя. На спинах у них висели луки и колчаны, наполненные стрелами, а также туго скрученные длинные черные плащи. Руки и лица у всех были вымазаны сажей.

Один за другим они проскользнули через задние ворота. Часовой увидел, как они пересекли маленький мостик, перекинутый через ров, и прямо на глазах словно растаяли в воздухе, хотя пространство на несколько сотен ярдов вокруг замка было хорошо расчищено. Пару раз стражник замечал мимолетное движение, но был уверен: если бы он не знал, что там прячется пятьдесят человек, он предположил бы, что это прошмыгнул заяц, или кошка, или какое-нибудь другое мелкое животное.

Пригнувшееся тело Саймона передвигалось как бы само собой, медленными шагами и быстрыми бросками, переносясь из одной тени в другую. Он научился этому искусству от Бифана еще в детстве. Хотя он отставал в этом деле от своих воинов – это его мелькание засек часовой, – но действовал достаточно ловко, чтобы не подвергать их опасности, и они так же гордились им, как критиковали бы одного из своих. Для саксонца он был чудом, и они верили, что только величайшая преданность их народу и их обычаям позволила ему так хорошо обучиться.

Хотя Саймон знал, о чем думали воины, его больше не волновала нежная снисходительность, с какой они поглядывали на него. Это бесшумное скольжение в темноте окрыляло его, наполняя радостью душу, особенно этим вечером. Подавленность Ричарда так угнетающе действовала на обитателей переполненного замка, что и без того не сладкая атмосфера совсем испортилась.

Они достигли лесистой местности и смогли выпрямиться и передвигаться быстрее и свободнее. Однако они сохраняли молчание, как любой другой хищник, кружа, подобно волкам, чтобы убедиться, что ветер не донесет их запах. Люди, конечно, их не почуют, но лошади и быки могли начать беспокоиться и предупредить тем самым часовых, которые наверняка держали ухо востро из-за недавних рейдов грабителей. Меньше чем через час они уже были на невысоком лесистом холме к северо-западу от лагеря армии. Луна только что взошла, и свет ее еще не пронизал долину. Для Саймона и его людей время было идеальным, так как низкая луна отбрасывала еще более сбивающие с толку тени, которые возникали и тут же исчезали, повторяя мелькание плывших по небу туч.

Местность тоже оказалась идеальной – заросшая высокой травой, низкорослым кустарником и молодыми деревцами. Это было, подумал Саймон, великолепным прикрытием и родной стихией для валлийцев. Но и часовых было полно; они стояли не совсем плечом к плечу.

конечно, но на расстоянии видимости друг от друга. Блики лунного света то тут, то там периодически вспыхивали на их кожаных доспехах. Саймон улыбнулся. Такие меры предосторожности свидетельствовали о том, что люди Ллевелина уже успели неплохо поработать.

Сьорл, капитан Саймона, и остальные воины прекрасно знали свою задачу. Сейчас они один за другим украдкой выходили на открытую местность. С высоты холма Саймон видел, как то один часовой, то другой вздрагивали и тихо окликали своих соседей. Собравшись потеснее, они делали несколько шагов вперед, напряженно осматриваясь. Саймон не видел, как его люди проскальзывали мимо поисковых групп, устремляясь к лагерю. Ему оставалось только надеяться, что никто из них не увлечется возможностью поживиться, рискуя разбудить противника. Он приказал никого не убивать – по возможности, но насчет воровства никаких ограничений не было. Все равно хоть кто-нибудь да не устоит. И если он накажет их за это, они начнут возмущаться, а если не накажет, уважение к его приказам заметно ослабеет. Командование – это, по преимуществу, искусство возможного.

Наконец рядом с Саймоном остался только один человек, Эхтор, помощник капитана. Они вдвоем устремились вниз с холма, держась теней, останавливаясь возле кустов перед новой перебежкой. Легкий ветерок шевелил листья на кусте, возле которого замер Саймон. Другой куст, ближе к лагерю, затрясся сильнее, и в воздухе раздался тихий звук, подобный шуму усиливающегося ветра. Саймон нерешительно скользнул в сторону и остановился, выпрямив спину за парой тонких стволов. Он стоял абсолютно неподвижно, зная, что, если взгляд часового устремится прямо на него, он ничего не заметит. Расцветка его одежды, разорванная двумя тонкими стволами, покачивавшимися ветками и дрожащими листьями, убедила бы любого наблюдателя, что он видит лишь тенистую полянку за двумя молоденькими деревцами.