Генрих был бы рад сбежать снова в надежде, что хрупкого старикашку утомит вечная погоня, но он не мог поступить так. До совета, на котором Винчестер собирался сделать свой очередной ход, оставалось два дня. Питеру де Рошу была отправлена срочная депеша, но тот находился уже в пути. Элинор, Иэн, Джеффри и Джоанна прибыли почти по пятам за Винчестером. Адам и Джиллиан забрали всех детей, за исключением Сибелль, и отправились по многочисленным замкам семейства – проверить, как они снабжены провизией и надежна ли их оборона.
Королю никакой пользы не принесла бы кровь мужчин и женщин Роузлинда. Они не помышляли о мятеже, но даже Иэн чувствовал, что гарантии, данные Джеффри Пемброку, были петлей на шее у них всех. Если даже Ричард не призовет Джеффри помогать ему, им придется всячески уклоняться от помощи его врагам. Казалось маловероятным, чтобы король, уже связанный одной войной, осмелился атаковать столь могущественный клан, но другие могли бы воспользоваться пассивным сопротивлением этой семьи как оправданием желания потрепать их богатые владения.
С приездом семьи возникла еще одна проблема – личная. Иэн и Элинор ожидали, что Саймон и Рианнон будут спать вместе, как они это делали в Оксфорде. Однако ни Саймон, ни Рианнон не проявляли такого желания и не желали объяснить причину. Вскоре из-за постоянного взаимного раздражения, не находившего выхода, из ничего вспыхнула ссора, во время которой Саймон горько посетовал, что Рианнон только назло ему переменила свое мнение по всем вопросам. Тут вмешался Иэн, обругавший своего сына за бестактность и заявивший, что никогда прежде не замечал за Саймоном такой грубости в обращении с женщиной. После чего Саймон, бросив в сторону Рианнон пылающий взгляд, заставивший Элинор, которая одна только и заметила его, онеметь от удивления, попросил разрешения поселиться в доме Джеффри, располагавшемся примерно в полумиле дальше по дороге.
Саймон мог бы сильно пострадать от язычка своей сводной сестры, если бы мать не заставила свою дочь помолчать. Элинор не понимала всего происходившего, но видела достаточно, чтобы дать понять Джоанне, что это не вина Саймона. Что-то нехорошее происходило между ними обоими – Рианнон была явно подавлена и взвинчена, но впервые в жизни ее эгоистичный сынок приносил себя в жертву ради другого человека. Возраст немного усилил терпеливость Элинор, и она на этот раз решила не вмешиваться, предоставив природе идти своим путем.
Этот путь, однако, оказался невероятно болезненным для Рианнон. Она сказала, что не выйдет замуж за Саймона, но только в его семье нашлись женщины, если не считать ее матери, которые с такой готовностью приняли ее и стали ее друзьями. Они не боялись ее стремления к независимости, и, если даже и находили ее странной, это с их точки зрения лишь делало ее привлекательной. Она любила их всех – мужчин и женщин, и чем больше она любила их, тем сильнее охватывал ее ужас, которому она не могла подыскать названия.
В Оксфорде Рианнон проводила большую часть времени со старшими женщинами, но Элинор понимала, что Рианнон не находила удовольствия в визитах и болтовне. К тому же она знала, что более обширный и богатый ревнивыми женщинами лондонский свет снабдил бы Рианнон избытком сплетен о Саймоне. Поэтому в Лондоне компанию Рианнон составляла в основном Сибелль. Они очень быстро нашли общие интересы в лекарском искусстве, проводили часы в тщательно ухоженном саду, обсуждая достоинства разных трав и обмениваясь рецептами жаропонижающих и укрепляющих микстур, средств для борьбы с вредителями и ядов. Сибелль больше разбиралась в науке о культурных травах, а Рианнон – в дикой лесной флоре. Она учила Сибелль, как собирать мандрагору, чтобы ее крик, когда ее отрываешь от земли, не сводил с ума, знала и о тех хитрых растениях, которые прячутся только на мшистых берегах медлительных, погруженных в густую тень ручьев.
С несколько меньшей, но все возраставшей уверенностью они обсуждали и свои взгляды на мужчин и брак. Сибелль, будучи моложе Рианнон, благодаря полученному воспитанию оказалась гораздо опытнее и проницательнее в таких вещах. Как потенциальная хозяйка огромных земель Роузлинда, она должна была обладать способностью отстоять свою собственность против любого мужчины. Хотя она, безусловно, будет защищена несокрушимым брачным контрактом, а также братьями и иными родственниками-мужчинами, которые возьмутся за оружие, если только ей потребуется защита, это было бы, конечно, чрезвычайно нежелательным способом решения разногласий с мужем.
Сибелль в основном беспокоили ее собственные сомнения насчет того, стоит ли стремиться к браку с Уолтером де Клером. Он казался ей весьма привлекательным, более привлекательным, чем любой другой мужчина, каких она знала, и ее отец благоволил к нему из-за удобного расположения его поместий. Однако Сибелль опасалась, что страстность и сила натуры Уолтера, которые так влекли ее, могли стать причиной трений между ними.
Пока она говорила об Уолтере, постоянно в качестве примера для сравнения возникало имя Саймона. Сибелль знала Саймона, как свои пять пальцев, но глубина ее любви ни в коей мере не ослепляла ее. Ее невинное предположение, что Рианнон знала Саймона так же хорошо, как и она сама, позволяло ей разговаривать с большей свободой, чем это было бы при иных обстоятельствах. Эта непринужденность убедила Рианнон, что Сибелль отнюдь не пыталась умышленно обелять Саймона, подыгрывая его интересам. Однако за все время разговора Сибелль ни разу не упомянула об опасениях, что муж не будет верен ей. В конце концов Рианнон подняла этот вопрос сама, и ее слова были встречены удивленно поднятыми бровями Сибелль.
– Наши мужчины себе такого не позволяют, – сказала она, скривив рот, а затем, увидев ошеломленное лицо Рианнон, рассмеялась. – О, пожалуйста, не думай, что ляпнула зря, открыв невинной девушке глаза на ужасную правду. Я знаю, что Саймон побывал между каждой парой женских ног, которые раздвигались перед ним, да и Уолтер, думаю, не далеко отстал от него в этом деле. Иэн, я слышала, в свое время был ничуть не лучше, а Адам – даже хуже, так как он если уж кого желал, то добивался хотя бы даже и силой. Но все это заканчивалось, как только они женились.
– Я не могу поверить в это, – сказала Рианнон. – С чего бы леопарду избавляться от своих пятен?
– Я не думаю, что они избавились от пятен. Они просто сменили младенческий пушок и игривые повадки на истинную шкуру. Одной из причин этого, конечно, является то, что члены нашего семейства никогда не вступали в брак иначе, чем по взаимной искренней любви, – тут Сибелль с участием взглянула на Рианнон. – Ты ведь знаешь, что со стороны Саймона это совершенно свободный выбор, никак не связанный с пожеланиями твоего отца.
– Да, я знаю об этом, но… Ты говоришь, что мужчины никогда не меняют свои привязанности. Это кажется очень странным…
– Вовсе нет, – перебила ее Сибелль. – Естественно, задача женщины – сделать брак приятным и интересным. Если женщина перестает быть интересной для своего мужа, он вскоре начинает смотреть по сторонам. Но мужчины, как правило, в любовных делах – очень неприхотливые создания. Не так уж трудно поддерживать в них беспокойство за семью и желание.
Эта высокомерная снисходительность развеселила Рианнон.
– Я не считаю Саймона слишком неприхотливым, – призналась она.
– Это потому, что ты вкладываешь в его голову свои мысли и чувства, – заметила Сибелль с проницательностью ясновидящей. – Он говорит тебе чистую правду, а ты не хочешь слушать его. Рианнон, он рассказывал мне о своих женщинах, когда я еще была ребенком, и никогда ни разу он не говорил о любви, пока речь не зашла о тебе. Для Саймона теперь перестанут существовать другие женщины. Его честь привязана к тебе так же, как и сердце.
– Мне не нужна верность против желания, только из чувства долга! – с жаром воскликнула Рианнон.
Сибелль раздраженно вздохнула в ответ на тупость своей подруги.
– Это будет не против желания, если только ты не добьешься этого сама своей глупостью и жестокостью. Почему ты так плохо о себе думаешь? Ты же такая красивая. В тебе есть такое… необычное, которое должно покорять любого мужчину. А Саймон уже перепробовал в женщинах все, что можно попробовать. Он выбрал тебя осознанно, а не по неведению.
