– Тебе повезло, что сегодня у меня хорошее настроение, – совершенно не обращая внимания на эти жалкие потуги, произнёс барон. – Поэтому, пожалуй, я подарю тебе шанс сохранить свою честь. У тебя есть время до захода солнца. – Он отвернулся от бывшего подчинённого, словно того уже не существовало на свете. – Этих, – барон кивнул в сторону стражников, – в трюм! А господина Риксуса проводите в мою каюту, – приказал он. – Вы же не откажетесь немного побыть моим личным гостем? – окинув взглядом трясущегося от страха грайворского чиновника, осведомился Ойба, – Вот и прекрасно, – не дожидаясь ответа, многозначительно улыбнулся салиец.
День четвёртый.
первый час после Полуночной службы.
Сильная головная боль мешала сосредоточиться, но лис всё же сумел выровнить дыхание. Юр прислушался к своим ощущениям. Мерное покачивание указывало, что он находится на корабле, причём в открытом море. Лис не стал тратить силы на удивление – он просто принял этот факт и продолжал вслушиваться в тишину. Чуткий нос уловил запахи незнакомых благовоний – следовательно, это был не трюм, а скорее всего какая-то каюта, в которой он, разумеется, присутствовал не в ранге гостя, учитывая, как затекли запястья и щиколотки, перетянутые прочными веревками. Чей это корабль, гадать было глупо – все загадки рано или поздно будут разрешены.
Интересно, как долго он «держал блок»? И почему ему не поверили, не сочли мертвым, а притащили сюда, да ещё крепко связали? Неужели, одна из самых главных тайн питомника раскрыта? Только не паниковать! Нужно успокоиться, несмотря на всю чудовищность подобного предположения. Юр попытался расслабиться, но мало в этом преуспел. Он вспомнил, как Герр его учил «держать блок». Это был самый сложный этап обучения для каждого лиса, и с первого раза он удавался очень немногим. Да и после его «держали» все по-разному. Одни – всего лишь около часа, другие могли «закрыться» часов на пять, а самые способные – на сутки и более, причём для восстановления им требовалась всего пара дней. Некоторые недопёски всерьёз верили, что умение ставить «блок» позаимствовано лисами у своих лесных тёзок. В случае опасности, когда не было другого выхода, хитрый зверь притворялся мёртвым. Его можно было бить, швырять, таскать за хвост – он не подавал признаков жизни, терпеливо ожидая момента, когда человек поверит в его смерть и потеряет бдительность. Многие неопытные ловчие попадались на этот незамысловатый трюк: бросали тушку зверя в кожаный мешок, притороченный к седлу, а по возвращении домой удивлённо разглядывали дыру в пустом мешке. Только вот зверь умело притворялся, а лис, «поставив блок», и в самом деле существовал между двумя мирами. В таком состоянии он ничего не чувствовал, его тело было холодным, а дыхание таким слабым, что распознать его было не по силам даже самому искусному лекарю. Он был за гранью этого мира, и даже другие лисы не могли встать на след своего собрата. И самое главное – лис после «блока» не помнил событий предыдущих трёх-четырёх дней. Он не помнил свой последний след – лисы умели хранить свои тайны…
Юр услышал, как открылась дверь. В каюту кто-то вошел, вернее, вошли – судя по шагам, людей было двое. Послышалась непродолжительная возня, лязг железа и ещё какой-то неясный, похожий на сухое потрескивание, звук. Потом один из вошедших приблизился к нему и внезапно Юр выгнулся дугой от жуткой невыносимой боли. С его уст сорвался дикий крик, а в помещении запахло палёным мясом.
– С пробуждением лис, добро пожаловать, – с издёвкой произнёс барон Ойба э'Илом. – Я молился о том, чтобы Многоликий вернул тебя сейчас – пока мы ещё в пути. Теперь у нас есть время побеседовать по душам.
«Салийцы, – услышав характерный акцент, понял Юр. – Неужели, я шёл по их следу? Зачем?» – Внезапно он осознал весь ужас своего положения. Судя по тому, как началась беседа, салийцы решили с ним не церемониться. Скорее всего они не подозревают, что он ничего не помнит, и будут терзать его до последнего. – «О, всемилостивый Шаур, помоги мне!» – взмолился он в отчаянии.
– Тебе страшно, лис, я знаю, хоть ты это и пытаешься скрыть, – тем временем продолжал Ойба. – Давай, лис, открой глаза, я хочу увидеть твой страх.
Юр послушно открыл глаза. Это была не каюта, точнее не совсем каюта… Прямо над ним с потолочной балки свисали цепи, клещи и другие зловещие инструменты, о назначении которых даже не хотелось думать. Лис был раздет до пояса и распят на столе из грубо отесанного дерева. Справа от стола стояла жаровня. Смуглый палач неторопливо шуровал в ней добела раскаленным прутом. Юр на мгновение заглянул в его безразличные глаза и похолодел – в них не было ничего человеческого.
– Я вижу, Самри произвёл на тебя впечатление, – произнёс всё тот же голос.
Лис повернул голову. Слева от него, развалившись в кресле, сидел салиец.
– Это один из лучших моих рабов. Знаешь, как его прозвали на родине? «Ужас пустыни». Некогда он был самым знаменитым в Левийи душегубом. Он не просто грабил караваны и убивал путников – ему нравилось мучить свои жертвы. Это очень ценный раб. Когда он попал ко мне, мы быстро поладили: всего-то пришлось вырвать ему язык, но теперь преданней раба у меня нет. К тому же – представляешь, лис – это чудовище оказалось способным любить. Уже будучи рабом, он без памяти влюбился в одну из моих наложниц, и теперь он больше боится за неё, чем за себя. Он даже не думал сбежать, пока был со мной в Грайворе. Удобно, правда? Молчишь? Странно, я думал, лисы более смышлены. Самри!
Палач выхватил из жаровни раскалённый прут и прижал его к телу пленника. Юр вновь закричал. В этот раз пытка длилась немного дольше. Раб убрал прут только после того, как его хозяин небрежно махнул рукой.
– Надеюсь, теперь ты понял, что когда я задаю вопрос, тебе следует отвечать? – жёстко спросил барон.
– Да, – прохрипел лис.
– Уже лучше, – удовлетворенно хмыкнул Ойба. – Честно говоря, мне бы даже хотелось, чтобы ты немного поупорствовал. С некоторых пор у меня к вам, к лисам, отношение особое. Я бы многое отдал, чтобы вместо тебя на этом месте сейчас находился другой нюхач. Догадываешься, о ком я?
– Вейдж, – быстро произнёс Юр.
– Я думал, что вы, лисы, будете немного покрепче, – довольно усмехнулся барон. – Ты так быстро отвечаешь, что я рискую остаться без удовольствия слушать твои крики, а я предпочитаю себе ни в чем не отказывать. Самри!
И снова помещение огласил душераздирающий крик.
– Если бы не этот палёный запах, – барон сморщился и помахал рукой перед носом, – удовольствие было бы куда более полным. Согласись, пытка калёным железом совершенна своей изящной простотой. Впрочем, сейчас у тебя, скорее всего, на этот счёт другое мнение. Жаль… – вздохнул салиец. – Очень жаль, что сейчас мы не можем с тобой обсудить достоинства и недостатки других пыток, – будто бы извиняясь, Ойба развел руками. – Так сложилось, что мне необходимо доставить тебя в империю в более-менее нормальном состоянии. Что такое несколько небольших ожогов? Они заживут, и довольно быстро! А вот, например, после «розы пупка» ты бы уже никогда самостоятельно передвигаться не смог. Слышал о такой пытке? Сначала делается маленький надрез в районе пупка, потом берется тонкий узкий крючок, цепляется одна кишка и вытаскивается через разрез наружу, потом другая и так до тех пор, пока у тебя на животе не «расцветет» благоухающая кровавая роза. Нравится? – Приподнял бровь Ойба. – Я спросил тебя, лис, нравится? – повысил он голос.
Палач, не дожидаясь приказа, схватил щипцами раскаленный прут, но тут же замер, увидев предостерегающе поднятую руку хозяина.
– Не очень, – слабым голосом ответил лис.
– Ты мужлан, лис! Да к тому же, ещё и грайворец! Я всегда говорил, что вашему народу не хватает изысканности. Вы примитивны, как варвары. Но ничего, я надеюсь, что после того, как расследование будет завершено, и твоя внешность, как впрочем, и сам ты, уже никого не будут волновать, я научу тебя ценить прекрасное, – усмехнулся барон. – Кстати, о расследовании… Просвети меня, лис, сколько дней вылетает из вашей памяти, после того, как вы впадаете в этот свой мерзкий «сон»?