— Хельмут мне рассказал о вас достаточно, ваше сиятельство. Даже несколько фактов, которые вы хотели бы скрыть.

— Да? И что же это? Что он получал от меня нахлобучки при каждом удобном случае? А когда не видели старшие, я предпринимал более жестокие меры за его нытье и доносительство? Например, в девять лет я привязал его к дереву в лесу и заставил так простоять около трех часов. А «бедный» Хельмут все три часа безбожно ныл и, к концу третьего часа, намочил штанишки?

— Вы были способны на такие бесчеловечные поступки? Значит, я не ошибаюсь в вас, милорд.

— Нет, миледи. Вы изначально ошиблись во мне, ибо те детские забавы, которые я проделывал с Хельмутом, покажутся вам безобидными детскими шалостями, если вы узнаете, что я намерен сделать с вами, в случае отказа отдать мой Источник.

— Милорд, вы глухотой не страдаете? У вас нет ВАШЕГО Источника. Хельмут, как любящий муж, на смертном одре добровольно, подчеркиваю — ДОБРОВОЛЬНО передал свой Источник мне в знак нашей большой любви. И, — тут я решила покривить душой, — зная вашу непорядочность и за то, что вы над ним так издевались в детстве, ЗАПРЕТИЛ мне отдавать НАШ Источник вам.

Я с вызовом посмотрела на графа и опешила. Тот, вдруг, откинул голову назад и громко, во весь голос, расхохотался.

— А, знаете Диана, — вдруг совершенно миролюбиво произнес ле Мор, — я, кажется, начинаю понимать Хельмута.

— Не смейте называть меня по имени, я же не называю вас Вернер.

— А почему? Я не запрещал вам этого. А вас называть по имени, я просто обязан. Вы же моя, как это сказать… жена брата… невестка, если я не путаю. А в свете того, что вы согласились через месяц стать моей женой, то и невеста еще, к тому же. Правда, не знаю, что я с вами буду делать? Вы далеки от моего идеала спутницы жизни.

— Да что вы? Как, впрочем, и вы до моего. И чем же я вам не подхожу?

— Мы так и будем стоя разговаривать? — он нагло уселся в мое любимое кресло и вопросительно поднял на меня взгляд. — Вы еще, к тому же и плохая хозяйка? Почему вы мне не предложили напитки по моему выбору?

Я закусила губу, не зная смеяться мне или плакать. Его напор мне скорее нравился и, если бы это не касалось меня и моих интересов, Ле Мор — старший вызывал бы у меня скорее симпатию. Вот тебе и братья. Совсем не похож на моего покойного нытика-мужа. Я позвонила в колокольчик. Вошел мой дворецкий Хантер.

— Чего же вы желаете, милорд? — с шутовским поклоном спросила я.

Ле Мор ответил таким же шутовским поклоном. Потом выпрямился и, игнорируя меня, четко отдал распоряжение:

— Бренди, двойную порцию. Даме сока, и быстрее.

— А почему даме сок? — обиженно вопросила я.

— Вы пьете алкоголь днем? — он приподнял одну бровь. — Вы еще и пьяница?

— Грешна, милорд. А кто из нас не без греха — пусть первым бросит в меня камень.

— Религиозная пьяница? Занятно. Ты еще здесь? — обернулся он к дворецкому. — Одна нога здесь, вторая там. Мне срочно нужно выпить. Вы меня доконали, миледи.

Хантер ушел и появился буквально через три минуты с подносом, на котором стояли два бокала — один с бренди, а второй — с соком.

— Но я не хочу сок, — возмутилась я. — Хантер, принесите мне, пожалуйста, чая.

Дворецкий снова скрылся за дверью.

— Вы всегда слышите только себя и делаете только то, что хотите? — Зло спросила я у Вернера.

— Всегда. Я мужчина и этим все сказано. — Он пригубил бренди и довольно сощурился. — Хороший бренди. Я тоже люблю этот сорт.

Нет. Не нравится мне этот надутый павлин. Я с ненавистью покосилась на сок. Во мне начал разгораться огонь противоречия. А это феерично. Папенька опасался моих всплесков этого самого противоречия. Я переставала себя контролировать в такие моменты и могла сделать все, что угодно. Ну, абсолютно все. Все еще продолжая стоять напротив развалившегося в моем любимом кресле Вернера, я гордо выпрямилась, представляя себя королевой, не ниже, и свысока глядя на него, холодно произнесла:

— У меня очень мало времени и разговоры с вами не входят в список моих дел, поэтому, милорд, закругляйтесь. Говорите, зачем пришли без ваших разглагольствований и, желательно, в сжатой форме. Я подумаю, смогу ли я вам чем-нибудь помочь.

Он понимающе ухмыльнулся. Еще раз оценивающе посмотрел на меня и спокойно, отхлебнув бренди (моего, между прочим, бренди), тихо сказал:

— А это может быть интересно…

Я нахмурилась. В этот момент вошел Хантер с чаем. Я кивнула ему на маленький столик. Дворецкий поставил чай и вышел, аккуратно притворив за собой дверь. Вернер спокойно продолжил:

— Диана, этот мир — мир мужчин. (Где-то я уже это слышала). У вас Источник нашей семьи, который мне, очень нужен, не буду скрывать. Судебные разбирательства займут много времени и сил. Мне не хотелось бы жертвовать ни тем, ни другим. Я обдумал ваше предложение, которое вы мне сделали третьего дня (я вопросительно подняла брови). Я согласен.

— И с чем вы согласны, ваше сиятельство?

— Жениться на вас, черт возьми.

Я ядовито улыбнулась:

— А теперь я не согласна с этим. Возбуждайте судебное дело. И пусть оно отнимет у вас то, что вам так нужно — время и силы.

— Значит так? Хамим?

— Ну, мне против вашего хамства и противопоставить нечего. Не я первая начала.

Ле Мор рывком вскочил с кресла и вплотную подошел ко мне. Он схватил меня за талию и, крепко прижав к себе, выдохнул мне в лицо:

— Думаете, мне хочется подбирать объедки от моего младшего брата-неудачника?

Все! Это он зря сказал. Мое чувство противоречия сказало: «Ура, порезвимся». Моя злость сказала: «Действуй, Диана». А чувство самосохранения пошло спать и ничего мне не сказало. Я отступила на шаг, потом еще на один. Вернер так и продолжал сжимать меня в объятиях и, ничего не понимая, шагал вместе со мной. Три шага назад до спасительного сервировочного столика. Протянула руку назад и нащупала чашку с еще горячим чаем. Взяла его в руку и, заведя ее наверх, вылила чудесный лонсский чай на голову этому нахалу. Объятия разжались. Я бросилась на другой конец комнаты, а Вернер, отфыркавшись как боевой конь, вдруг снова засмеялся, откинув голову назад:

— Браво, моя прелесть! Вот это темперамент! Скажи честно, Хельмут не удовлетворял тебя? И если он был единственным мужчиной, которого ты знала, значит, ты не знаешь о мужчинах ничего. Это очень интересно. Обещаю, что быть моей женой тебе понравится.

Он ринулся навстречу мне. Нас разделяла моя любимая кушетка. До двери мне было далеко. Я стояла в дальнем конце комнаты у раскрытого окна. В окно выпрыгивать не хотелось, поэтому я, глядя ему в глаза, стала медленно обходить кушетку, захватив фарфоровую статуэтку.

— Вы интересный экземпляр, графиня, — не сводя с меня зеленых глаз, протянул он.

Да-да, глаза у мерзавца были зеленые, такие же, как и у Финка, хотя оттенок все-таки другой, и разрез тоже. «А вообще-то, они чем-то похожи, — пронеслось у меня в голове. — Оба высокие, подтянутые, темноволосые и зеленоглазые. Я только сейчас это увидела».

За этими сравнительными мыслями я немного отвлеклась. Бросок. Я даже ничего не поняла. Ле Мор, как большая кошка, легко и свободно перемахнул через кушетку, схватил меня в охапку и повалил навзничь на кушетку. Я немного потрепыхалась, но тело графа придавило меня накрепко. Бедром я почувствовала что-то твердое. Мои глаза стали поневоле раскрываться все шире и шире.

— О-о-о, — вырвалось у меня. — Это как— то неожиданно. А что вы собираетесь делать дальше?

Вернер чуть смущенно улыбнулся и ехидно выдохнул мне в лицо:

— Вы же были замужем, графиня. Неужели не догадываетесь?

И впился мне в губы. Я честно пыталась вырваться, и эта борьба занимала все мое существо. Я даже не поняла, сколько это продолжалось. Наконец, мне стало не хватать воздуха, и я затихла.

Вернер оторвался от моих губ и… стал нежно и ласково целовать мое лицо, шею. Я затихла, только дыхание участилось. Давление на бедро усилилось. Все отошло куда-то, исчезло — были только эти мягкие губы, эти ласковые руки. Столько нежности, столько, столько…