— Ты о чем? Я могу помочь?

— Ты уже достал меня своей заботой. Понял? Отвали!

— Тебе нельзя нервничать. Успокойся.

Его сочувствующий взгляд взбесил ее еще больше. Почему не Эд, а этот придурок беспокоится о ней?

— Сколько раз повторить, чтобы ты понял? Это не твой ребенок, поэтому уймись.

— Вика, я тебя не узнаю. Ты очень изменилась.

Эд направлялся в ее сторону. Появилась срочная необходимость срочно избавиться от Дубовского.

— Я сейчас начну кричать. Громко. Истерично и…

— Вижу, что ты сейчас расстроена. Мы поговорим в другой раз.

Она закатила глаза, поражаясь его непонятливости, и кивнула головой, лишь бы он ушел.

— В другой раз. Прекрасно.

Дубовский, качая головой, наконец-то ушел, а Вика спряталась за поворотом, чтобы Эд не успел от нее сбежать. Она дышала тяжело и часто, придумывая, что сказать, и помня, что Эд ненавидит разговоры.

«Только не с Синичкой», — ядовито добавил внутренний голос, и Вика скрипнула зубами.

Стоило Эду показаться из-за поворота, как Виктория встала перед ним, упершись руками в бедра, хоть больше всего ей хотелось отхлестать его по щекам. Она оказалась не достаточно смелой для этого.

— Я видела тебя с ней! — Эд остановился, но никак не отреагировал на ее слова. — С Синичкой!

Мужчина сощурил глаза и лениво произнес:

— Это — не преступление.

Вика думала иначе. Она поправила распущенные белокурые волосы, которые мужчины считали восхитительными, как и многое другое в ней, и почувствовала, что ее рука дрожит. Чтобы скрыть эту подробность от Эда, она засунула ладонь в карман.

— Не притворяйся, ты хочешь ее! Меня не обмануть. Я знаю тебя, как облупленного.

— И что с того?

Он даже не стал опровергать ее заявление. Значит, это правда? Неужели бледной тени настоящей женщины удалось отнять у нее самого дорогого из мужчин?

— А как же я?

Вика ненавидела жалкий голос, который произнес этот вопрос, и себя, за то, что спросила. Ей вдруг захотелось убежать, зарыться в какую-то нору и выть от горя.

— С ребенком все в порядке?

Значит, его интересует только ребенок?!

Виктория понимала, что слегка несправедлива к Эду. Он не являлся виновником ее состояния и все равно интересовался плодом в ее животе. Но раненая гордость взбунтовалась.

— Какой еще ребенок?

— Вика, ты не?…

— Еще нет, но обязательно сделаю.

Что-то похожее на беспокойство появилось в выражении его обычно непроницаемого лица, и Вика почувствовала мимолетное удовлетворение.

— Ты не сможешь.

— А кто мне помешает?

Эд посмотрел на часы.

— Сейчас я тороплюсь на работу. Мне нужны деньги для… одного дела. А пять часов я буду ждать тебя у выхода. Тогда и поговорим. Слышала?

— Я не глухая.

Некоторое время Вика смотрела вслед человеку, которому собиралась бросить вызов, а затем начала расстегивать пуговицы халата. Ей нужно многое успеть, прежде чем, она передумает.

В девять утра по местному времени Остап сошел с трапа самолета в аэропорту Торонто Пирсон[1]. Хелена семенила рядом, ухватившись за его рукав.

Канада встретила их мелким дождиком. Погода вполне соответствовала его настроению и раздражала не меньше, чем Хелена. Во время полета женщина беспрерывно говорила. Радовало лишь то, что темы не касались их отношений, и о Яне она не обмолвилась ни словом. Рассказы о младшем отпрыске Родзинского, как и последняя голливудская премьера, сейчас мало волновали Остапа, но Хелена, казалось, не замечала ни упорного молчания собеседника, ни его откровенных зевков.

Такое поведение выглядело некрасиво, и совсем не было для него характерным, но в сложившихся обстоятельствах ничего лучшего придумать он не мог. Дорош ужасно устал за прошедшие сутки, да и замкнутое пространство не давало возможности принять другие меры. Остап вздохнул с облегчением, когда стюардесса предложила им перекусить, надеясь, что хоть что-то заткнет Хелене рот. Но та отмахнулась от девушки и продолжила разглагольствовать. Странно, что раньше он не замечал за ней подобной словоохотливости.

Возможно, таким способом она пыталась отвлечь его от беспокойства об отце или, что более вероятно, от мыслей о Яне, но его терпение через три часа перелета закончилось. Чтобы не нагрубить, Остап откинул голову на спинку кресла, закрыл глаза и сделал вид, что спит. В какой-то миг он на самом деле уснул, и ему приснилась Яна. В ее больших серых глазах плескалась грусть, а губы слегка шевелились, словно она что-то говорила, но он не понимал слов. Потом ее лицо заслонил образ отца, укоризненно качающего головой.

Тревожный сон прервала стюардесса, сообщившая, что полет подходит к концу. Хелена некоторое время дулась, обиженная его невниманием, но очень быстро вернулась к своим баранам. Лучше бы она продолжала сердиться.

Помогая нести ее багаж, Остап молча проводил женщину к стоянке такси. Когда Хелена поняла, что он не собирается ехать вместе с ней, она предприняла попытку выйти из автомобиля. Устав от необходимости сдерживать себя, Остап засунул голову в салон и решительно заявил:

— Езжай домой, Хелена. Спасибо за беспокойство, но все остальное я сделаю сам.

— Я только хочу помочь. Мне нужно быть рядом.

Женские глаза наполнились слезами, но они не тронули Остапа. Хелена может сколько угодно обвинять его в неблагодарности и черствости, но он устал быть вежливым и не просил ее о помощи.

— Это семейное дело.

Хелена вздрогнула, словно он ее ударил, и отвернулась. Остап закрыл дверцу и направился к автобусной остановке. Если она продолжит свои преследования, ему придется придумать что-то более радикальное. Интересно, как мужчины отваживают назойливых поклонниц? С этой проблемой он столкнулся впервые.

Нужный автобус лишь на половину заполнился пассажирами, и Остап устроился у окна. Он взглянул на часы и вспомнил, что не перевел стрелки.

Почти семнадцать. Где сейчас Яна? Задержалась в больнице или отправилась домой? Скорее всего, девушка снова у постели женщины с блокадой сердца. Получила ли она цветы?

В ожидании рейса он бродил вдоль киосков, пока не остановился возле маленького цветочного магазинчика. В душном от дурманящих запахов помещении дремала молоденькая продавщица. Чем-то она напомнила ему Яну, и Остап подумал о том, что ни разу не дарил ей цветов. Как так вышло?

Конечно, можно оправдать себя занятостью и редкими встречами. Из больницы они торопились в маленькую квартирку, думая вовсе не о цветах. Хотя, откуда ему знать? Возможно, Яна мечтала о них, но молчала, в то время как он стремился к телесной близости. Она никогда ничего у него не просила, не говоря уже о требованиях. Эта девушка отдавала ему себя, в то время как он пользовался ее добротой.

А признание в любви перед расставанием… Он словно застолбил ее для себя, как настоящий эгоист. Как его отец когда-то давно.

Остап попытался вспомнить, дарил ли отец цветы его матери, и не смог. Подарки старшего Дороша всегда отличались практичностью: кофеварка, пылесос, чайный сервиз. Мама все это оставила в их доме, когда уходила к другому мужчине. Неужели он идет по стопам своего отца?

В маленьком магазине не предусмотрели доставку цветов, но Остап уговорил продавщицу воспользоваться курьерской службой и расплатился за услугу наличными, включив в них чаевые. Он подписал карточку и попросил девушку выбрать подходящий букет самостоятельно.

Остап надеялся, что Яне понравился сюрприз. Он достал мобильный и набрал СМС.

Худощавая пожилая женщина с темными, собранными на затылке в узел крашенными волосами — заведующая гинекологическим отделением, отложила в сторону результаты обследования и воззрилась на Вику над очками, сползшими на кончик носа. Несмотря на решительный настрой, Виктория почувствовала себя неуютно. Именно это необычное чувство заставило ее вздернуть подбородок.